— Стой! — никак это Артурик решил голос подать, — Верни, все что взял и тогда мы тебя не тронем.

— Я в своем праве. Разве — нет? Что с бою взято — то свято. Или как?

— Неважно. Верни или умрете оба. С Кельтом тебе просто дико повезло. Со мной и Куницей — так не прокатит.

— А что я тебе верну? Откуда ты знаешь, что я взял? — усмехаюсь. Черт, и ведь подмогу не вызовешь. Пока Каролинка сюда доберется. Впрочем, об этом я с самого начала нашей встречи уже думал…

— Дождемся Кельта — он свои вещи осмотрит и скажет.

— Ну, это развод Артурчик. Вынужден отказаться от твоего фантастического предложения.

— Тогда сейчас вы здесь ляжете оба. — Змей Артур решительно потянул из-за спины топор и изготовил щит, которым пару минут назад, самоуверенно пренебрег его товарищ.

Да, ситуация… И что с этим делать? Два на два — они нас замесят однозначно. А что может помешать им сделать это дождавшись Рассветного? Только уже разыграв партию три на два? Если бы можно было Тилу на коне отсюда отправить… Но Равильон завязан на меня — это мой ездовой пет. А двоих не умчит — догонят. Вечер перестает быть томным, как где-то говорилось… Хотя, до вечера еще как до Севойи боком…

— Прошу прощения дамы и господа, не подскажете, как пройти в ближайшую библиотеку?

Это еще что за юмористический персонаж нарисовался? Я повернулся в сторону уверенного спокойно — ироничного голоса с четкой безукоризненной дикцией и решил громко не озвучивать свои мысли о комичности обладателя голоса.

…Мужик с медведем. Вернее — на медведе. Внушающем таком. И голос. Приятный голос. Доброжелателен, вежлив, лишь еле-еле слышно весело позвякивает металлом. Не каждый услышит… Зато каждый кожей почувствует. Физически. Даже самый отбитый на голову, ломом подпоясанный утырок — печенью почувствует тот холодок стальной. Лицо каменное бесстрастное — встречались мне такие лица: вот именно с таким бывает и чай в кружке ложкой отстраненно помешивают и с ним же — по горлу над кадыком, заточенным черенком той же ложки перехватывают. А потом без излишней брезгливости руки тряпицей оттирают и снова ложкой сахар размешивают методично и задумчиво — не звякнув о стенки, продолжая с той же самой буквы, ненадолго прерванный рассказ о своем сиреневом детстве и вкусном бабушкином клубничном варенье.

Правда, этот не из сидельцев — этот совсем другой масти. По глазам видно. Но и не из служивых — точно. Этот одиночка, сразу понятно. Самый отпетый и опасный тип. Любого служивого его контора в спину подпирает — и он это знает и окружающие тень его погон, даже прозрачных, как крылья над плечами, нутром чуют, так или иначе. А одиночка только на себя привык расчитывать и потому самый отьявленный и свободный в выборе средств и принятии решений. А еще очень умный и предусмотрительный — в противном случае или давно внезапно умер бы, еще на Земле, или недолго в одиночестве по свету бродил — под какую-нибудь контору, да пришлось бы лечь… Быть абсолютно независимым — удел молодых покойников или богами избранных, уникумов.

Хотя я все ещё людей по глазам да пластике оцениваю, а тут совсем иное. Здесь умения и статы рулят! Привыкай, Игореня — перенастраивай систему мировосприятия. Адаптируйся уже к местным реалиям. Тут седобородый дедок в аляпистом халатике с заплатами — может не сходя с места румяного детинушку поперек себя шире сложить, в узел завязать и на перерождение одним легким щелчком артритных сухоньких пальцев отправить. Враз причем. Нда! Привыкну. А пока и так вроде получается неплохо. Вон как Рассветному с головы удачно зашло. С потерей ориентации в пространстве. Хорошо, хоть не сексуальной… И под колено тоже… но это видимо только пока такие номера пролазят — на «детских» уровнях. На уровнях игры в подкидного дурака. Чем дальше — тем всё ближе к преферансу будет. Ну, как-то так, понимаю.

— Я тут, ненароком, стал свидетелем вашего спора, — продолжил свою речь 152ух уровневый «переселенец» в бархатной: бордовой с серебром, мантии с капюшоном, — Совершенно случайно. И хотя не в моих привычках, вмешиваться в подобные инциденты, но хочу заметить, что этот молодой человек абсолютно верно оценил ситуацию. Он и его прекрасная спутница, — наклон головы в нашу сторону, — честно заслужили возможность воспользоваться своим правом победителей. Со своей стороны могу добавить дополнительно: я, конечно, по-возможности, стараюсь не встревать без крайней на то нужды, в споры и конфликты посторонних людей, но ещё вместе с тем — очень не одобряю тех, кого здесь принято именовать ПКшерами. Само их присутствие неподалеку — меня безмерно огорчает… К счастью, таковых я здесь не наблюдаю, — открытый и доброжелательный взгляд его ясных глаз был почти радостно устремлен на замявшихся Змея и Куницу.

Вот чешет как по-писанному, змей лукавый. «Бродячий Пастор» — ишь ты. А что — ему очень даже подходит. А насколько убедителен! Понятно, что с его-то уровнем да таким медведем, эта парочка даже заике косноязычному внимала бы как Цицерону.

— Молодые люди, — а это уже нам с магиней, — а вы меня до Севойи не проводите? Приятно иной раз проехаться не в молчании. Мой друг, — потрепал он своего огромного ведьмедя по лоснящемуся широченному загривку, — при всех своих достоинствах, к сожалению крайне неразговорчив. И, вообще, на мой взгляд, погода портится, становясь не очень подходящей для охоты.

— Вы правы, — согласился я, — мы, пожалуй, составим вам компанию.

Не без тщеславного удовольствия призвав Равильона, краем глаза отметил тенью скользнувшее по лицу Бродячего Пастора выражение легкого удивления. Свысока оглядел погрустневших «зверят» и, не удержавшись, глумливенько предал привет и благодарность за неожиданное наследство «нашему щедрому другу Кельту Рассветному».

Ответа не услышал. Да и не ждал, если честно. На сём и распрощались.

Медведь в холке не намного проигрывал нашему скакуну, поэтому покачивались на спинах питомцев мы все примерно на одном уровне.

— Универсал? — кивнул я на зверя Пастора.

— Угу, уникальная зверюга. Машина убийства и почти спорткар в одном лице. Точнее морде, — улыбнулся он.

— Хочу поблагодарить за вмешательство. Без вашей помощи мы эту ситуацию не вывезли бы.

— Спасибо, за то, что всё так четко и ровно разрулили, господин Бродячий Пастырь, — прозвенело из-за спины, чуть не свалив меня с коня. И когда успела понахвататься, вундеркиндша одичалая? Интересно, а слово: «пидор» в её устах — также изящно прозвучит?

Ерунда, — с легкой заминкой отмахнулся, по-моему, тоже слегка приобалдевший от лексикона юной неписюшки, Пастырь, — Не стоит благодарности.

Дальше последовали обычные и неизбежные разговоры при знакомстве: давно ли, откуда, как, что, почему и прочая лабуда.

Пастору, или проще — Пасу, оказалось 32 годка от роду, в новом мире он обретался немногим больше года. Заурядный бывший менеджер чего-то там. «Переселился» сюда в одного. В клане, на данный момент не состоял. С прошлым кланом, входящем между прочим, в топ-пятерку кластера, что-то не срослось.

После упоминания о «заурядном менеджере», я чуть внимательнее стал приглядываться к нашему спутнику и прислушиваться к озвучиваемой им инфе. Зуб и три жизни даю, что тут он, мягко выражаясь — «отклонился от истины». От наблюдательности Паса явно не уклонилось моё недоверчивое отношение к этому озвученному им факту своей биографии и прямо взглянув мне в глаза, он обозначил губами многозначительную усмешку и подмигнул. Я нейтрально усмехнулся в ответ. В конце концов, это его личное дело. Мало ли у кого и что за спиной осталось. Новая жизнь все-таки. С чистого листа. Имеешь право обозваться кем душе угодно: хоть флористом, хоть пасечником, хоть заводчиком кошек, хоть летчиком испытателем. Я ведь ему тоже не стал свое прошлое в красках описывать. Упомянул, лишь — что сидел и все. Без пояснений. Спросил бы — получил ответ: «за бытовуху». Без комментариев. Но он оказался парнем с понятием и никаких вопросов в этом направлении не задавал. Хотя скорее не только с понятием, а еще и с опытом общения с разными людьми. Это ощущалось на уровне флюидов. Как от Папы Хэла, например, несло деньгами — так от Бродячего Пастыря — исхоженными вдоль и поперек, дорогами и разнообразнейшими встречами и приключениями. Вообще мужик производил приятное, хоть и сложное в описании ощущение. Непрост он был. Ох, как непрост. А внешне: высок, хорошо сложен, широкоплеч и спортивен — даже худощав; с пшеничными густыми волосами, выше плеч, высоким лбом и светло-карими умными глубокими и располагающе — веселыми чистыми глазами. Ломаный нос, не портивший смазливости лица и крепкая, но немассивная челюсть довершали картину. Видный парняга.