Я ничего не говорю, пересекая холл, чтобы подойти к нему. Ощутив мое присутствие, он смотрит на меня, когда я останавливаюсь перед ним.

Он несколько раз моргает, как будто я удивил его своим внешним видом. - Ой, я даже не видел, как ты вышел, - говорит он, убирая газету в сторону на столик рядом с креслом. Отец смотрит на часы на стене и поднимается на ноги. - Ты готов?

Я киваю, поправляя лямку рюкзака. - Думаю, да.

- Ну ладно. - Он неловко похлопывает по бокам, оглядывая холл, как будто думает, что кто-то выйдет и заберет меня от него. Поняв, что ничего не случится, что здесь только он и я, он дарит мне вынужденную улыбку. Затем он направляется к двери, и я неохотно следую за ним. Спустя десять шагов я свободен. Так просто. Это происходит так быстро. Быстрее, чем я могу справиться. В одну минуту я прощаюсь и в следующий момент уже выхожу за дверь во внешний мир на свежий воздух. Нет больше стен, чтобы защитить меня, нет людей вокруг меня, которые понимают, через что я прохожу.

Я просто существую.

Первое, что я замечаю, насколько ярко на улице. Не жарко и светло. Трава вместе с листьями на деревьях уже успела пожелтеть. Лето перешло в осень за время моего двухмесячного пребывания здесь, а я даже не заметил. Я был снаружи, но тогда был не свободен. Это совсем другие чувства. Сейчас я ощущаю себя по-другому. Нервничаю. Не уверен. Как будто вот-вот упаду.

- Куинтон, ты в порядке? - спрашивает отец, оценивая меня и снимая очки, как будто это поможет ему увидеть, что происходит в моей голове. - Ты выглядишь неважно.

- Я в порядке, - щурюсь от всей этой яркости и свежего воздуха. - Просто немного странно оказаться снаружи.

Он выдавливает из себя еще одну натянутую улыбку, затем отводит взгляд и направляется к стоянке рядом со зданием. Я следую за ним, ухватившись за ручки рюкзака, перекинутые через плечо, ветер обдувает мои щеки, и я отмечаю, насколько неестественно это ощущение. Как и автомобили, едущие вверх и вниз по шоссе и кажущиеся слишком громкими. Все слишком интенсивно, даже свежий воздух, который наполняет мои легкие.

Наконец, после того, как проходит целая вечность, мы добираемся до автомобиля, и я пристегиваю ремень безопасности, перекидывая его через плечо. В полной тишине отец включает зажигание, и мотор возвращается к жизни. Затем мы выезжаем по дорожке из гравия к шоссе, оставляя позади реабилитационный центр, место, которое за последние пару месяцев защищало меня от мира и боли, связанной с ним.

Я по большей части молчу, пока мы едем домой, и отец сначала с легкостью справляется с этим, но потом вдруг начинает засыпать меня глупыми вопросами: достаточно ли мне тепло или лучше убавить печку, голоден ли я, потому что он может остановиться и купить мне что-нибудь поесть.

Я качаю головой, ковыряя дырку на колене джинсов. - Пап, я обещаю, что я в порядке. Тебе не нужно постоянно проверять меня.

- Да, но... - он борется с собой, чтобы что-то сказать, сжимая руль так, что костяшки на его пальцах белеют. - Ты и раньше говорил, что все в порядке, но после той беседы с тобой и Чарльзом... мне показалось, что нам нужно было поговорить, но ты этого не сделал.

Он, наверное, думает о том, как я ему сказал во время одной из наших встреч, что я чувствовал своего рода ответственность за смерть матери, потому что он никогда не хотел иметь со мной ничего общего. Он был потрясен моим откровением, и я был также потрясен тем, что он, похоже, не понимал, как я себя чувствовал - как по-разному мы смотрели на вещи.

- Но я клянусь, что сейчас я в порядке, - сжимаю руки в кулаки сильнее, чем ближе мы подъезжаем к дому. Глубокий вдох. Еще вдох. Я могу сделать это. Самое страшное уже позади, верно? Теперь я чист. - Я поел перед отъездом, и мне комфортно, ни жарко, ни холодно. Все хорошо. Мне хорошо. - Убеждаю я, по большей части, самого себя.

Он кивает, довольный ответом, и концентрируется на дороге. - Ладно, дай мне знать, если тебе что-то понадобится.

- Хорошо. - Я переключаю свое внимание на окно и смотрю на размытый пейзаж, который постепенно переходит от деревьев к полям, и, в конечном счете, к домам, когда мы оказываемся на окраине города. Прежде чем я это осознаю, мы въезжаем в мой старый район, состоящий из тупиков и скромных домов. Это место, где все началось, где все изменилось, где я вырос, и где я решил, что буду медленно убивать себя наркотиками. Каждый дом, мимо которого я прошел тысячу раз, проехал на велосипеде, в машине, теперь так чужд мне, что я чувствую, как теряю равновесие. Это чувство только усиливается, когда мы проезжаем один из домов, в котором я покупал наркотики. Мне становится интересно, до сих пор ли они этим занимаются или что-то изменилось. Что, если они их все еще продают? Что делать, если наркотики у меня прямо перед носом? Прямо там? Всего в нескольких кварталах от места, где я живу? Я могу справиться с этим? Я не уверен. Не уверен на данный момент, потому что не вижу и пяти минут своего будущего.

Адреналин начинает неустанно накачивать кровь, и как бы я ни старался заставить свое сердце успокоиться, я не могу. Оно бьется еще быстрее, когда мы сворачиваем к подъездной дороге двухэтажного дома с голубыми ставнями и белым сайдингом. Я бывал в этом доме чаще, чем где-либо в мире, но сейчас чувствую, словно никогда не был здесь раньше. Не уверен, что он действительно был моим домом когда-либо, скорее просто крыша над головой. Я больше ни в чем не уверен. Где мой дом. Что я должен чувствовать. Кто я.

Переродился.

Но в кого я переродился?

- Добро пожаловать домой, - говорит отец опять с этой грустной улыбкой. Он паркует машину перед закрытым гаражом и глушит двигатель.

- Спасибо, - я возвращаю ему вымученную улыбку, надеясь, что мы не будем притворяться, что все в порядке, друг с другом все время, потому что это сведет меня с ума.

Он вынимает ключи из замка зажигания, пока я забираю сумку с заднего сиденья, затем мы выходим из машины и идем по дорожке к входной двери, которую он открывает, и мы оказываемся в прихожей. Реальность поражает меня, словно упавший с неба мешок с кирпичами, ударив в грудь и выбивая из меня весь воздух. Это плохо. Очень плохо. Мне нужно было больше подготовки. Воспоминания роятся по кругу внутри моей головы. Хорошие. Плохие. Те, что связаны с детством. Лекси. Слишком много всего, и я хочу выбежать из двери и найти одного из моих старых друзей торчков, посмотреть, все еще ли он на наркотиках, и может ли он дать что-нибудь - что угодно, чтобы убрать эти эмоции, которые кружатся внутри меня

Мне нужно.

Хочу.

Мне нужно.

Прямо сейчас.

Резко выдыхаю и поворачиваюсь к лестнице, убеждая себя, быть сильнее этого. - Пойду распакую вещи, - говорю я, поднимаясь наверх.

- Ладно, - отец бросает ключи на столик у входной двери, под висящим на стене снимке его и мамы в день их свадьбы. Он выглядит счастливым на нем, такие эмоции я редко видел на его лице. - Хочешь что-нибудь особенное на обед?

- Звучит заманчиво, - я помню, сколько дней я мог обходиться вообще без обеда, подпитывая свое тело кристаллами и героином. Здоровый образ жизни стал частью моего восстановления в последние два месяца. Физические упражнения. Еда. Мысли о духовном. Я даже решился сделать несколько тестов, чтобы увидеть, насколько ухудшилось мое здоровье после повреждения тела уколами иглы. Проверить себя на ВИЧ и гепатит. Все тесты оказались отрицательными, и я рад этому сейчас, но в то время я почувствовал себя расстроенным, потому что болезнь казалась легким пропуском из адской дыры, в которой я оказался благодаря героину и мету. Я надеялся, что, может быть, у меня обнаружится что-то смертельное, и это убьет меня. Тогда мне не пришлось бы смотреть на мир и в свое будущее. Мою вину. Не возвращаться в мир, полный наркотиков и жизни.

Добравшись до конца лестницы, лавирую по коридору, идя до конца в мою комнату. Я подхожу постепенно, зная, что, когда окажусь внутри, многое из того, от чего я так бежал, снова появится. Я думал попросить отца вычистить все для меня: фотографии, рисунки, все, что связано с прошлым. Но мой терапевт сказал, что для меня будет лучше сделать это самому. Надеюсь, что он прав. Я надеюсь, что он прав насчет многих вещей, иначе я сломаюсь.