Изменить стиль страницы

— Тамара, ты вернулась!

— Ты все простишь? — хихикнула я.

— Уже простил! — пафосно изрек парень, а потом подхватил меня на руки и крутанулся вокруг себя так, что пришлось срочно цепляться за шею-плечи-что-нибудь, чтобы не колыхаться стягом на ветру. Высокий и худой одногруппник оказался вовсе не худым, а жилистым и сильным, но коварно это скрывал. Мотивы Олежека я понимала. Когда ты единственный парень среди дюжины девчонок, только покажи силу — на тебе мигом повиснут все двенадцать со слезными просьбами. Вот только это не помешало моему женскому коварству поставить напротив одногрупника галочку и сделать заметочку. На будущее. На всякий случай.

— Олежек, солнышко, отпусти меня, — попросила я, давя смех.

Староста замер, насторожился и аккуратно поинтересовался:

— Слышь, Томка, ты чего такая ласковая? Я тебя ненароком не повредил?

— Нет, Олежек, просто с определенной категорией граждан нужно разговаривать исключительно ласково и спокойно.

Одногруппник непонимающе нахмурился.

— Ну, какой нормальный человек станет тягать на себе полцентнера весу без причины, которая перевешивает этот самый вес? — пояснила я с улыбкой.

— Ну, во-первых, Тамара, с весом вы поэтически приуменьшили, — от подзатыльника зараза лохматая увернулся. Ну и что, что правда? Мог бы и не озвучивать! — А во-вторых, повод, я считаю, вполне достойный. Наша группа снова в полном составе, что меня, как старосту, не может не радовать. Ну и, в-третьих, отпускай меня уже, а то я, кажется, погорячился и вот-вот потяну себе спину.

Ну-ну, так я и поверила!

Олежек бережно поставил меня на асфальт. И мы все вместе отправились в корпус под доброе подтрунивание девчонок, мол, попу, Тома, беречь надо, попа — это показатель девичьей прелести и от удара о твердые поверхности прелестней не станет, она же не царевна-лягушка. Староста важно кивал, рекомендуя прислушаться к мудрым советам.

На родном четвертом этаже было, как всегда, шумно и людно. Первая пара у нас значилась в аудитории, напротив которой висела доска объявлений, а рядом с ней тихонько ругалась председатель студсовета Оленька Раина, пытаясь вытащить из прозрачного пластикового кармана какую-то бумажку.

Олежек, как истинный рыцарь, немедленно пошел на помощь тараном. Аккуратно отодвинув Оленьку, он попытался подцепить чернеющий листок пальцем, а когда не вышло, не растерялся, достал остро наточенный карандаш и с его помощью извлек и требуемое, и распечатку с расписанием.

Председатель, девушка маленькая, приятно округлая, обладательница неиссякаемой жизненной энергии, извергающейся гейзером на всех окружающих, рассыпалась в благодарностях:

— Ой, Олежек, спасибо тебе большое! Седьмой раз за месяц. Не знаю, какой вредитель это делает, но если увижу — сожрать заставлю, гада.

И вот почему-то я ни крошечки не усомнилась, что заставит. А пойманный гад — сожрет как миленький. Ибо Оленька, хоть и была девушкой жизнерадостной и улыбчивой, но в гневе превращалась в кобру с горящими глазами. Крайне спокойная, холодная и расчетливая, она умела так посмотреть на нарушителя университетского устава, что тот и кроссовок бы сожрал без майонеза вприкуску, только бы оказаться поскорее от нее подальше.

— Если что — зови. Я всегда готов помочь в благом деле, — подмигнул староста.

— Прости, Олежек, но, сам понимаешь, я не могу позволить себе оставлять свидетелей превышения должностных полномочий.

Оленька подмигнула в ответ и потянулась за листком, но Орлов не позволил маленьким цепким пальчикам ухватиться за злосчастную бумажонку.

— Позволь мне. Я с радостью утилизирую это… Это!

— Так хотелось станцевать на пепле, но да ладно. Спасибо еще раз, Олежек.

Оленька поправила ремень сумки и умчалась к лестнице, оставив нашего старосту смотреть себе вслед. Пока Орлов провожал девушку взглядом, как будто сомневаясь в том, что Раина шутила, я подошла и забрала листок из его рук. Интересно же, из-за чего Оленька включила режим звезды смерти.

На черном фоне зловещими красно-фиолетовыми буквами значилась надпись: 'Они среди нас'. Захотелось обернуться и поискать глазами тех самых 'они', которые среди нас. Умудрились же затесаться! Ниже шла расшифровка грозного послания:

'Нелюди прячутся под человеческими масками! Никто не в безопасности! Любой может оказаться зверем в человеческом обличье!'

Матушки, какой шизофреник это сочинял? Интересно, как они определяют, 'зверь' перед ними или истинное лицо? До свежевания или после?.

— Что за бред? — поинтересовалась я у Олежека.

— Зима подходит к концу. Авитаминоз. Обострение хроников, — пожал плечами староста.

Я улыбнулась, сложила листок пополам и засунула в сумку. Дома Тоне покажу. Посмеемся.

К концу третьей пары я уже забыла, по чему конкретно соскучилась за неделю постельного режима и вместе с одногруппниками тяжко вздыхала в режиме канона, попутно гипнотизируя часы. Так что окончание пары было встречено единодушным радостным порывом возродившихся из пепла тоски по свежему воздуху фениксов университетского пошиба.

День прибавлял в длительности с каждыми сутками все больше, так что времени до темноты было еще предостаточно. Дома отсыпалась Тоня, так что, подумав, я решила, что надо бы съездить проведать Егора.

Кондитерская была всего в остановке от универа, так что я с удовольствием прошлась, прикупила парочку пирожных рысенку и набрала Ара. Из динамика послышался дублирующий звук проезжающих машин.

— Привет, Лисичка!

Голос Ара был веселым и довольным.

— Привет, Ар. Я хочу Егора проведать. Можно?

— Конечно. Я скину адрес в сообщении. Будешь на остановке — позвони. Я встречу.

Я хотела отговориться, мол, топографическим кретинизмом не страдаю. Сама дом найду, но Ар не позволил:

— Я как раз домой еду. Тебя забрать не предлагаю. Я на байке, а у тебя действует режим 'сбережение хвоста'.

Быстро закруглив беседу, он положил трубку. Ну и ладно. Хочет встретить, пусть встречает. Я что? Я очень даже не против.

Спустя полчаса тряски в маршрутке, я выгрузилась на нужной остановке. Отзвонившись провожатому, стала мерить шагами пространство под пустым козырьком. Получалось двадцать ступней — футов? — в одну сторону и девятнадцать с половиной в другую. Наверное, повороты скрадывали. Пока я изучала, достаточно ли плотно притираю сапожки друг к другу, хвост попытался вильнуть. И у него почти получилось. И получилось бы, если б самый кончик не зацепился. Но вот за что ему было цепляться, если за моей спиной пустота?

Я резко обернулась, на рефлексах опуская голову, чтобы смотреть на неожиданное препятствие исподлобья, и стараясь не скалиться.

— Лапы от чужого хвоста убра… Ар?

Змей от моего резкого движения даже не пошевелился. Да что там не пошевелился, он и хвост-то не выпустил из рук.

— Извини. Хотел напугать. Думал, ты взвизгнешь, ну, или ойкнешь. Кто ж знал, что у тебя такие зверские рефлексы?

— Ну, уж извиняйте! Я б на тебя посмотрела. Как бы ты среагировал, если б я тебя за что-нибудь неожиданно схватила! — фыркнула я, отдергивая нежно любимую и взлелеянную конечность.

Конечность, кстати, не так чтобы особо дыбилась от змеевого рукоприкладства.

Ар вздернул бровь, судя по выражению лица, из последних сил сдерживаясь, чтобы не засмеяться. А до меня, наконец, дошло, что именно я сморозила.

— Это смотря, за что схватила бы, — ответил змей, уже вовсю улыбаясь и демонстрируя свои змейские ямочки.

Нет! Я совершенно не понимаю, на что ты намекаешь, скользкая личность. Я вообще намеки не считываю! Поэтому не краснею. Не краснею, я сказала!

— За нос! Как Егор?

Чему в первую очередь учатся дети, попадая в общество сверстников? Правильно! Переводить стрелки. И применять отвлекающие маневры. Очень полезное в жизни умение.

— Нормально. Отходит. Пойдем, покажу тебе нашу нору.

Нора оказалась милым двухэтажным домом, выкрашенным в нежно-розовый цвет. Оптимальный вариант для семьи, большую часть которой составляют мужчины. Хотя, о чем это я? Кто ж их спрашивать-то будет?

Ар открыл дверь и пропустил меня вперед. Сделав два шага, я остановилась в широкой прихожей. В доме было шумно. С кухни доносились звуки шкворчания масла и запах котлет. Из одной комнаты в другую пробежала младшая Вольских, русоволосая девочка Лия лет одиннадцати или десяти. Громко затормозив об дверь, она развернулась, улыбнулась и громко произнесла: