Исходя из опыта прочитанных мною любовных романов, сердцебиение всегда было достоверным признаком небезразличия. К концу недели я так измучила себя, что решила провести полевой эксперимент. Незаметно подходя к Ратмиру со спины, обращала весь свой слух вовнутрь. И с удивлением обнаруживала, что мой орган по перекачиванию крови начинал ускорять свое движения, глухо биться и подскакивать, толкая разгоряченную алую жидкость, заставляя гореть щеки, дышать интенсивнее, и крутя внутри живота завихрении. Пугаясь своей реакции я отпрыгивала и норовила скрыться подальше, уйти к любимым пробиркам, забыться и не думать о происходящем, общаться с близнецами, больше, насыщенней, лишь бы не думать, не чувствовать…

Но ночи заставали меня врасплох. И вот тогда, в звенящей тишине, я жадно глотала воздух у окна, желая успокоиться и не думать о происходящих в моем теле и сознании изменениях. Их просто не должно было быть, все было неправильно, неестественно… Я не могла себе позволить так глупо и безосновательно влюбиться в человека, с которым решила не связывать свою судьбу с той самой минуты, как Гарольд озвучил предсказание ветхой старухи. Уже тогда я понимала, что подобная нелепость не приведет ни к чему хорошему. И пусть сейчас что-то во мне необратимо изменилось, пусть предательская мысль нашептывает, что в лесу хорошо… Даже слишком хорошо. И интересно до остановки дыхания… Лаборатория рядом. Все под рукой. И сильный, до одури привлекательный мужчина тоже. Но… я не могла.

В этом треклятом забытье трепыхалась мысль — у каждого своя цель. И Ратмир не благоволит ко мне просто так… Есть причина. Торговля, выгодные соглашения, что угодно, о чем я могу не знать. И пусть я раньше не встречала мужчин, которые могли так упоительно целовать (да и вообще приближались ко мне столь близко)… это лишь реакция организма. Я слишком неопытна, сравнить мне не с чем. Точнее, не с кем. Я никогда не делала выбор. Выбор навязался мне сам. А тело… это всего лишь физиология. А вовсе не душа, не путы души… химическая реакция. Мужчина приближается к женщине — и возникает закономерная реакция мышц, связок и сосудов, регулируемая особыми кровяными веществами и частью мозга. Пожалуй, так.

И… на моей стороне был самый важный аргумент. Моя свобода. Свобода, которую я никогда не могла вычеркнуть из себя просто так. Несмотря на весь уникальный опыт, полученный в этом месте, несмотря на Ратмира… Даже если он испытывает ко мне не просто сумасшедшее желание принести жертву лесу или прагматичную потребность в выгодной торговле. Если он… увлечен мной. Что с того? Я не могу быть щепкой, безвольно бросаемой морем в нужную сторону, листом, сорванным с дерева беспокойным ветром..

Я не могу лишиться воли, превратившись в стеклянную статую, переносимую по прихоти из одной комнаты в другую. Мне жизненно необходимо самой решать свою судьбу. Я знала это точно. Какое счастье возможно, когда все решили за тебя, не оставив выбора? Слова Ратмира о том, что мне необходимо привыкнуть, и я не смогу покинуть лес, принадлежа этому месту на веки вечные, — чертили внутри меня грязные неопрятные разводы, забивая то робкое притяжение, которое чуть слышно, слабым зеленым ростком прорывалось изнутри. Оно отсекло выбор, а значит, отсекало возможность меня. Меня не хотели спросить, а я в ответ, не могла это принять.

Глупо получалось… я гнала от себя прочь те надежды, которые незримо рождались в нашем противостоянии с тираном. Быть может, у них был шанс… Я хотела в это верить и не хотела одновременно. Но этот шанс был с самого начало намертво перечеркнут. Он был разбит еще тогда, при первой нашей встрече, когда мы со скалы обозревали окрестности. И Ратмир озвучил свои мысли. Свое полное доминирование. Я была уверена, что подчиняясь слепо, не только я утрачу интерес к себе самой, но и окружающие…

С утра я обнаруживала в зеркале осунувшееся лицо с запавшими глазами и измученным, загнанным взглядом. Бодрилась как могла, дышала резко, разгоняла хмурое настроение небольшой зарядкой, и казалось, что после завтрака день начинал играть новыми красками. Я забывалась… до следующей ночи.

Близился конец недели, а значит, скоро нагрянет документалист, защелкивающий ошейник… фиксирующий браки. Как только я буду связана формальными обязательствами, я пропаду окончательно. Ратмир не станет сдерживать себя, это он дал понять. Я… наверное, я не смогу устоять. Хотя, кто со мной будет советоваться? Потеряю не только девичью честь, но и саму себя… Растворюсь окончательно в этом безумии окружающего пространства, странного леса и его мрачного хозяина. Не останется Алёны, той любознательной и самостоятельно девчонки, а будет только тень… Пленница леса.

Я совершила попытку отстоять свою независимость. Это был последний рывок с мутной глубины в надежде вырваться на воздух, вдохнуть его полной грудью и, может быть… снова нырнуть. Я не могла себе соврать — мне хотелось дать нашим отношениям шанс. И если бы Ратмир позволил… Мне всего-то надо было попасть домой, в атмосферу своей прошлой жизни, вдохнуть её, вспомнить… Сравнить… и сделать выбор.

Какой бы я выбор сделала? Я не могла сказать. Сейчас уже не могла, хотя пару недель назад однозначно утверждала о своей решимости покинуть лесной дом и всех его сумасбродных жителей навсегда. Теперь же я попала в цепкие когти сомнения… Лицемерно не могла признаться себе в своих желаниях. Ратмир поселился в моей душе, как червяк в спелом яблоке. Именно поэтому я робко озвучила просьбу поехать с Гаудией и Кловесом, чтобы помочь им устроиться на месте, показать город и Академию. Я лишь хотела прийти в себя и отдышаться от внезапно нахлынувших на меня эмоций. Помочь друзьям… и своему разуму.

— Ратмир, пожалуйста, отпусти Алёну с нами! — Гаудия сложила руки в жесте прошения, словно маленькая девочка, выпрашивающая конфетку. — Обещаем, мы её не съедим, а отправим обратно в целостности и сохранности!

Его ответ был мрачным и украшенным сведенными хмурыми бровями, образующими складку на лбу, словно помимо лба он хотел сжать и меня:

— Нет, — качнул Ратмир головой и помедлил, словно взвешивая слова. — Это исключено. У нас много… неотложных дел, — бросил взгляд, забирающийся мне под кожу и заставляющий лицо смущенно вспыхнуть. — Алёна останется здесь. И не покинет пределы моих владений.

— Алёна познакомит меня со своим ученым руководителем, так мне будет проще освоиться в Изыскариуме. Где я планирую учиться, как ты знаешь, дядя. Отпусти ее с нами. Хотя бы на неделю, — попросил Кловес, приведя весомый с моей точки зрения аргумент.

— Руководителем? — криво усмехнулся мой жених. Приблизился и при всех схватил меня за подбородок, глядя испытующе. — Кто может теперь быть твоим руководителем, кроме меня? Советую забыть про эту часть твоей жизни, невеста. — Кривая улыбка исказила его лицо, а мои кулаки невольно сжались. — Решение не обсуждается и впредь не беспокойте меня с этим вопросом.

После заявления прав на собственность, в смысле, меня, тиран резко развернулся и вышел из дома, хорошенько прихлопнув дверь, от чего мы все дружно подпрыгнули. Не иначе как самоутверждался за счет наших обескураженных выражений лиц. Или считал, что своим уходом усилит воздействие деспотичных слов? Словно мы должны пасть ниц и замолчать от его авторитета. Трепыхаться в страхе и священном трепете. Не тут-то было! Мы обменялись сочувствующими (все вокруг) и страдающими (я) взглядами. Как и в прошлый раз захотелось огреть его каминной кочергой по голове, чтобы опустить с небес на землю. Впрочем, при всех я это делать не стала, вспомнив, к чему это привело в конюшне.

Его ответ… его отказ мне в малой доли своей собственной жизни был последней каплей, переполнившей бочку моего терпения. Эти мысли и подвели меня к решению, однозначно верному в данной ситуации. Побег. Что могло быть проще, понятней и в то же время опасней, чем просто убежать… Одной. И Долмана уже рядом не было. Никто не поможет. Скорее, наоборот будет преследовать. А какие последствия будут потом, если меня поймают, мне думать совсем не хотелось. Поэтому ни одной мыслью, ни одним намеком я старалась не выдать своего решения. Сохраняла неприступное выражение лица, а внутри сгорала от ожидания большого приключения. Всего-то и надо, что выбраться из леса и добраться до ближайшего городка, не будучи застигнутой врасплох лесными разбойниками. Гнать лошадь что есть мочи, нигде не останавливаясь.