Я перевела взгляд на деревянную дверь коттеджа Флейма. Я задумалась, понимал ли Флейм, насколько он любим? Полагала, что нет. Мне казалось, что темные мысли, одолевающие его, не позволяли ему это.

— Ты держишься, Мэддс?

Повернув голову в сторону, я увидела, что Кай прислонился к коттеджу, уперев ногу в стену и с сигаретой в руке. Я кивнула и сосредоточилась на линии деревьев, желая, чтобы Мэй побыстрее вернулась.

— Ты уверена насчет этого? — надавил Кай.

— Да, — прошептала в ответ и наблюдала, как Кай, прищурившись, наблюдал за мной. Он затянулся сигаретой, затем выдохнул много дыма. Наблюдая за ним, я думала о Лиле. Об их истории. Лила была травмирована. Как и я. Так сильно травмирована, что я понимала, что буду одна остаток жизни. И я смирилась. Лила тоже. Тем не менее Кай завоевал сердце Лилы. Какой бы травмированной она не была, даже после того, как причинила себе боль, порезала свое лицо, он хотел ее больше всех. И он дал ей клятву перед Богом.

Кай не двигался, он смотрел вперед, но спросил:

— Просто спроси это, Мэддс. Что бы ни было в твоей гребаной голове.

Чувствуя, что краснею, оттого что меня поймали, я набралась смелости и спросила тихо:

— Ты любишь Лилу.

Кай бросил сигарету на землю, затем повернулся ко мне, с улыбкой на своем красивом лице.

— Это вопрос или утверждение, сахарок?

— Вопрос.

Улыбка Кая исчезла, и он кивнул.

— Она моя гребная жизнь, Мэддс. Я люблю эту сучку до смерти.

— Даже несмотря на ее шрамы? Даже после того, что произошло с нами... с ней, в Ордене? Тебе не слишком тяжело с этим справляться?

Кай стиснул челюсти от упоминания Ордена. На мгновение мне казалось, что он не ответит. Затем, глубок вдохнув, произнес:

— Не совсем, Мэддс. Верю ли я во все то церковное дерьмо, что делает Лила? Ни на гребаную йоту. Но эта сучка завладела моим сердцем в ту секунду, когда я увидел, как вы вылезаете из клетки. И да, она была морально сломлена, не считала себя достойной. Но она всегда была моей. Как и Мэй — Стикса. Эти мудаки из культа чуть не покалечили вас. Это не значит, что вы не можете исцелиться. Посмотри на Лилу сейчас — самая лучшая сучка на гребаной планете. И она моя. Принадлежит мне. Черт побери, морально травмирована или нет. И я самый счастливый сукин сын на свете.

У меня в горле образовался комок от эмоций, когда я услышала убежденность в его словах. В самый первый раз мне захотелось самой узнать, каково это. Каково быть самой желанной? Настолько любимой?

Холодный воздух обдувал мои волосы, разметая их вокруг лица, когда внезапно Кай оказался возле меня. Он убедился, что я смотрю в его голубые глаза, когда сказал:

— Ему все равно.

Я моргнула в ответ, сморщив лоб, не понимая, что Кай имел в виду. Затем он указал в сторону коттеджа Флейма.

— Флейму. Ему все равно через что ты прошла. Я не знаю его прошлого, бл*дь, даже АК и Викинг не знают большую часть. Но он уже сходит по тебе с ума, Мэддс. И не собираюсь лгать, я не знаю, каково это сходить с ума по кому-то, будучи таким трахнутым на голову как он, но брат поймал пулю за тебя. Разве может быть что-то убедительнее? Ты понимаешь меня?

Мое сердце затрепетало от добрых слов Кая, но как только я собралась его поблагодарить, вернулись Мэй и Стикс, которых нес в руках три сумки.

Когда они подошли ближе, я протянула руки, чтобы забрать сумки.

— Еда, принадлежности для уборки. Я также положила несколько платьев для тебя и еще чистой одежды. Твой альбом и карандаши, чтобы ты могла рисовать. Я знаю, как ты сильно это любишь. — Мэй улыбнулась, поддерживая меня. Поцеловав меня в щеку, она предупредила: — Будь осторожна.

Мое сердце наполнилось любовью.

— Спасибо, сестра.

Я подарила Мэй небольшую улыбку, затем повернулась к двери. Закрыла глаза. Открыв их, осторожно повернула дверную ручку и зашла внутрь. Поставив сумки на пол, посмотрела на Флейма, лежащего на кровати.

Стараясь не шуметь, направилась к нему, встав рядом. Его окровавленный и поврежденный вид, когда он просил меня убить его, все еще причинял боль. Но спящий Флейм был... он был... идеальным.

Он всегда был страдающей душой. Всегда расхаживал туда-сюда, бормотал себе под нос или резал себя. И когда я видел его таким тихим и безмятежным мое сердце разбивалось на тысячу осколков.

Я подняла руку, и она зависла над лицом Флейма, и не прикасаясь к нему, провела по его лбу, вниз по слегка кривому носу, над его полными губами и через бороду. Мои губы растянулись в улыбке, когда я продолжала проводить рукой над его, пока не дошла до кисти, которая была перевернута ладонью вверх.

Представляя эскиз из моего альбома, я держала свою руку над его. Его ладонь была гораздо больше моей. Такая грубая, покрытая тату пламени, прессингованная серебряными металлическими кольцами и покрытая шрамами. Моя рука была меньше и бледнее, тем не менее никогда в своей жизни я не видела ничего более идеального чем его вид.

Флейм застонал, и я отступила, чувствуя немедленную потерю изображения наших соединенных рук, находясь так близко к мужчине, которого выбрала, нет, которого мне нужно было спасти.

Флейм повернулся, но узлы на его руках и ногах мешали ему. Даже в дремоте, хмурость раздражения испещряла его лоб.

Я раздумывала над тем, что делать. Он хотел освободиться, умолял меня освободить его. Мое сердце чувствовало, что он не обидит, не сможет обидеть меня.

Решившись, я шагнула к его кровати и осторожно, не прикасаясь, поставила перед собой задачу развязать веревки. Когда последний льняной кусок упал на пол, Флейм сразу же свернулся в маленький шар посреди кровати.

Когда я сделала шаг назад, я не могла перестать думать о том, что лежа вот так он казался маленьким ребенком. Таким сломленным и испуганным.

Я простояла так пару минут, задаваясь вопросом, что же такого произошло в его жизни, что сделало его таким. Затем оглядела остатки небольшого коттеджа и решила устроить уборку. Мне нужно было хоть как-то ему помочь. И я умею убираться. Я не так уж много могу ему предложить, но это сделать могу.

Все было в беспорядке. Самый главный виновник — окровавленные тряпки, засохшие и валяющиеся на полу.

Я быстро собрала весь мусор, а затем остановилась, когда добралась до единственного чистого и не захламленного места в комнате. Опустив голову увидела встроенный в пол люк. Я наклонилась, осматривая царапины и кровь, въевшуюся в пол, почувствовала ужасный запах, и решила, что в первую очередь уберусь здесь.

Через несколько часов коттедж был чисто и аккуратно убран, а я готовила ингредиенты для супа. Как только начала нарезать овощи, мучительный крик раздался в коттедже.

Бросив нож, выбежала из кухни и направилась в спальню. Флейм корчился на кровати, раздирая ногтями руки. Он изогнул спину, лежа на боку, бедра раскачивались взад-вперед, как будто кто-то был сзади него... как будто....

Мой желудок ухнул вниз из-за языка тела Флейма — пламя сковало его, кто-то сзади него, кто-то...

Нет...

И он кричал от боли. Не в состоянии выдержать то, что, как я предполагала, происходило в его голове, я рванула к дальней стороне кровати. Лицо Флейма было искривлено в агонии, глаза зажмурены, пока он дышал через нос. Затем я опустила взгляд. Он был возбужден. Его мужское хозяйство было эрегировано и толкалось в материал кожаных брюк. Несмотря на то, каким бы возбужденным он не был, боль на его лице и мучительные крики, сказали мне все.

Он был в ловушке.

В ловушке своего разума.

Достигнув изголовья кровати, я встала и позвала:

— Флейм! — Он все еще трясся, поэтому я приблизилась. — Флейм! — снова попыталась я, но крик с его губ становился сильнее, заглушая мой голос.

Бросившись к самому краю кровати, я наклонила голову и закричала в третий раз:

— Флейм!

На этот раз тело Флейма изогнулось, он распахнул глаза и громко заревев, спрыгнул с кровати, обхватив свои огромными руками мои. Я попятилась от его силы, пока моя спина не ударилась об стену, выбивая весь воздух из легких.

Пальцы Флейма впивались в мою кожу, отчего слезы брызнули из глаз. Я подняла взгляд и увидела, что его черные глаза буравят во мне дыры. Я не знала этого Флейма. Этот был убийцей. Палачом с ножами.