ГЛАВА 3

Я снова стою на кухне, глядя на бутылку, стоящую передо мной на столе. Мой стакан снова полон. Я делаю глубокий вздох, пытаюсь собраться, чтобы успокоить свое бешеное сердцебиение. Я реально в бешенстве. Мне до боли обидно. Да, я стерва, но я не собираюсь менять в себе что-то. Я правда не хотела сегодня быть здесь, поэтому единственное, что могла сделать, это накалить ситуацию до предела, чтобы меня попросили уйти.

— Пристин.

Я вздрагиваю, услышав свое имя. Обернувшись, вижу перед собой Чейсена, стоящего в дверях кухни. Его рубашка по-прежнему неправильно застегнута, а его кожаная куртка нараспашку.

— Прости, я не хотел тебя напугать, — произносит он, засовывая свои руки в карманы джинсов.

— Тогда что же ты хотел? — интересуюсь я, сделав глоток пива.

— Я просто хотел убедиться, что с тобой все в порядке.

Я смеюсь, хотя эта ситуацию отнюдь не кажется мне смешной.

— Если ты думал, что я нуждаюсь в компании, то ошибся. У меня есть то, что мне нужно сейчас, — отвечаю я, взяв стакан в руки и подняв его над головой, прежде чем сделать следующий глоток.

— Послушай, я понимаю, что мы с тобой совсем не знаем друг друга, но же мы двое отличаемся от всех остальных, собравшихся здесь.

— С этим не поспоришь, — соглашаюсь я, а он одаривает меня улыбкой.

— Я понимаю, через что тебе пришлось пройти.

Я хмурюсь, всем видом показав, что я не понимаю, о чем идет речь.

— Ты потеряна после расставания с бывшим.

Я напрягаюсь, и мое сердце снова начинает бешено колотиться.

— О чем ты говоришь? — спрашиваю я, сделав еще глоток, в надежде, что он не замечает, как дрожит мой голос.

— О твоем бывшем. Мне сказали, что вы были помолвлены...

Я с грохотом ставлю стакан на стол, возмущенная происходящим.

— Послушай, Чейсен, — я буквально рычу его имя, делая шаг ему навстречу, — ты прав. Ты ни хрена меня не знаешь, и у меня нет никакого желания узнать тебя.

Я делаю еще пару шагов в его сторону. Он пристально смотрит на меня, и весь его вид говорит о том, что его напрягает происходящее

— Так что не смей сюда приходить и делать вид, что ты понимаешь меня. Может быть, твои родственники и верят в твои бредни, но уж точно не я. — Я подхожу к нему и вцепляюсь в его рубашку.

— О чем ты?

— У тебя был выключен телефон? Правда что ли? Что-то мне подсказывает, что ты просто развлекался с какой-то девицей и совсем забыл про этот семейный завтрак.

Он открывает рот, чтобы ответить на мои обвинения, но я не даю ему говорить.

— Я могу вести себя неприемлемо и быть грубой, но, по крайней мере, я не вру, — заканчиваю я.

Затем я отхожу от него, одарив презрительным взглядом, прежде чем покинуть кухню, пройти по коридору мимо столовой по направлению к входной двери.

Я стою посреди бального зала в родительском особняке. Его стены мягкого каштанового цвета с отделкой из красного дерева, а пол еще на несколько тонов темнее. Я слышала, что это дерево было привезено из Италии в тот год, когда я появилась на свет. Потолки здесь довольно высокие, а елка, стоящая в дальнем углу зала, визуально делает их еще выше. На ней горят зеленые гирлянды, а вокруг деревянных колонн они белые. Большой рождественский венок, красующийся на дальней стене, переливается красным светом.

— Прис!

Я услышала, как кто-то окликнул меня. Я оборачиваюсь, и вижу свою сестренку. Она была единственной из родственников, кто не видел меня вчера за завтраком, поэтому она действительно рада меня видеть.

— Приветик, Шарлотта, — отвечаю я ей с улыбкой.

У нее в руке бокал шампанского, и я забираю его у нее.

— Эй, — возмутившись моим поведением, восклицает она.

— Ты несовершеннолетняя, — заявляю я ей с таким видом, будто сама она этого не знает.

— Мне осталось всего три года.

— Мне плевать. Пусть хоть три дня, — отвечаю я, поднимая бокал с шампанским и выпивая его. — М-м-м, мама умеет выбирать алкогольные напитки для светских мероприятий. Нужно отдать ей должное.

— Я все равно в этом ничего не понимаю, — произносит моя сестренка, закатив глаза.

Я бросаю на нее недоверчивый взгляд. Я точно знаю, что у нее в комнате припрятан алкоголь. потому что находила его там. Я не потворствую тому, что она балуется алкоголем, но прекрасно понимаю, какого это быть несовершеннолетним ребенком в семье владельцев виноделен.

— Как тебе мое платье? — интересуется она, проводя руками по своим бедрам.

— Это... — я пытаюсь подобрать подходящий эпитет, глядя на ее голые ноги и слишком глубокое декольте, — очень эффектно.

Она широко улыбается мне в ответ.

— Ты пытаешься довести маму до обморока? — отмечаю я, не в силах удержаться от этого вопроса.

Ее платье идеально бы подошло для клубной тусовки, но никак не для благотворительного приема. Я средний ребенок в семье, а Шарлотта — младший. И вместе мы сводим маму с ума. Она не раз говорила нам, что седина в ее волосах — это наша вина.

— Она опять чем-то разозлила тебя? — спрашиваю я.

Я еще не разговаривала со своей мамой с тех пор, как уехала вчера утром. Мне потребовался целый день, чтобы отойти от осознания того, что они обсуждали мое прошлое с чужими мне людьми. Потом я решила развеяться... и мы напились с моей лучшей подругой прошлой ночью. А сегодня я провела большую часть дня в подготовке к мероприятию. Может быть периодически я и веду себя расхлябано, но могу быть паинькой, если того требует случай. Сегодняшний прием являлся именно таким случаем.

— Вчера она застукала нас с Тони в постели.

Я слегка зависаю, пытаясь осознать эту ситуацию. Возможно, они просто валялись вместе на кровати, а не трахались.

— Она застала вас за тем самым? — уточняю я.

— В самый ответственный момент. Теперь она запретила Тони появляться в нашем доме.

Тони — это бойфренд Шарлотты, и хотя я понимаю, что мама никогда этого не признает, но для девушки в восемнадцать лет нормально иметь парня. Тем более я знаю, что Шарлотта ведет половую жизнь уже с шестнадцати лет.

— Она просто беспокоится о тебе, — отвечаю я.

Я говорю сестре правду. Я могу ни в чем не соглашаться с матерью, но тут бесполезно спорить. У нее всегда были одинаковые правила для каждой из нас. Никаких парней в нашем доме до совершеннолетия. Вот почему я решила покинуть родительский дом еще до того момента, как мне исполнилось восемнадцать. Маме понадобилось три недели, чтобы осознать, что я не собираюсь возвращаться.

— Она просто не хочет, чтобы ее дочь залетела до вступления в брак, потому что это замарает нашу репутацию, — недовольно фыркает Шарлотта.

— В этом ты права, — соглашаюсь я, делаю глоток шампанского, — надеюсь, ты принимаешь таблетки...

— Да, — прерывает меня она, — я не ребенок. А вы ведете себя со мной, как с маленькой.

Я оставляю ее возмущение без ответа, потому что знаю, что отчасти она права. Но нужно признать и то, что она пока еще действительно ребенок. К тому же она довольно сложный подросток. Шарлотта единственная, кто был доставлен полицией поздней ночью, потому что она и ее друг были застуканы за курением травки в его машине. На тот момент ей только исполнилось четырнадцать.

— Просто мы желаем тебе только лучшего.

— Ладно, все нормально. — Она оборачивается через плечо, я понимаю, что вряд ли она пытается найти глазами нашу мать.

Та еще не порадовала гостей своим грандиозным появлением, хотя мероприятие началось минут двадцать назад. Я знала, что она вот-вот появится здесь, поэтому была готова делать все возможное, чтобы не попадаться ей на глаза. Я снова поднимаю фужер и делаю глоток игристого.

Неожиданно Шарлотта поворачивается ко мне с широко раскрытыми глазами зеленого цвета.

— Малкольм только что пришел.

Эта новость невольно заставила меня поперхнуться шампанским. Оно вырвалось из моего рта и потекло вниз по подбородку. Я чудом успеваю сделать так, чтобы она попало на пол, а не на мое платье. Тем не менее, я умудрилась обрызгать свою сестру.

— Ну, спасибочки, — бормочет она, вытирая свою грудь и лицо руками, продолжая оглядываться по сторонам.

Я знала, что Малкольм будет здесь, но все равно не могла совладать с собой, когда услышала о его прибытии. Я вытираю свой подбородок тыльной стороной руки, продолжая кашлять. Мое горло горит, и я решаю сделать еще глоток в надежде, что это поможет, но глубоко заблуждаюсь. Моя сестра нервно прикусывает свою губу и снова смотрит на меня.