Однако действие было такое же, как при варке овсянки — новые крупинки постоянно пузырились, выдерживая сильное давление в течение, может быть, двадцати минут, а затем отталкивались, чтобы быть поглощенными в глубины. Они грохотали, и этот звук был настоящий; звуковые удары от него непрерывно рябили по поверхности Солнца.
— Где находится тахоклин? — спросил Рошаун.
— Двести восемнадцать тысяч пятьсот километров через двести двадцать одну тысячу шестьсот, — ответил Скер`рет. — Но он колеблется.
— В какую сторону?
— Вверх.
Рошаун выглядел неуверенно.
— Мы могли бы подождать, пока он стабилизируется, — предложил он. Затем покачал головой. — В этом нет смысла. Я настрою волшебство, чтобы мы могли переместиться туда. Проверьте мои расчеты.
Все наблюдали, как Рошаун достал свою версию Учебника, маленький клубок света, похожий на миниатюрное солнце, и прочитал из него точную строку слов и цифр на Речи.
Внутри волшебства константа “глубины " изменилась, отражая перемены. Все посмотрели на цифры.
— Все проверили?
Дайрин перепроверила расчеты три раза.
— У тебя получилось, — ответила она.
— Проверил, — сказал Скер`рет.
— Я тоже проверил, — ответил, дрожа, Филиф.
— Тогда приступим…
И они снова исчезли — на этот раз в самом пекле.
Нита и Кит стояли в сердце мира Алаалу и смотрели на выжившего старейшего волшебника планеты, если его нынешнее состояние — наполовину иллюзия, наполовину дух — можно было назвать "выживанием" — Мы ждали вас, — сказал он.
— Надеюсь, не слишком долго, — ответил Кит.
Друвах улыбнулся успокаивающе иронично.
— Достаточно долго, — сказал он. — Но я не возражаю.
Он поклонился Эсемели, и та посмотрела на него с выражением сдержанного презрения.
— Вы хорошо спрятали Ядро, — похвалила Нита.
— Это было необходимо, — ответил Друвах. — В данных обстоятельствах казалось разумным держать его в двойственном состоянии: не совсем в реальном мире, во Времени; не полностью в более древнем мире, вне Времени; но в промежутке между ними, миллион раз каждое мгновение, так чтобы его местоположение всегда было больше вероятностью, чем определенностью.
— Неопределенность, — пояснила Нита Киту. — Как в атомной структуре, с электронами, более или менее определенными в данной области, но никогда точно в одном только месте…
— Да, я позаимствовал качество этой материи для моего волшебства, — сказал Друвах. — И для себя тоже, чтобы следить за тем, что уготовано нашей судьбе.
Он посмотрел на Ниту с Китом.
— Но где же нынешняя волшебница Алаалу?
Они посмотрели друг на друга.
— Ну, — протянула Нита.
— К сожалению, — ответила за нее Эсемили, — она не придет.
Друвах посмотрел на нее в таком величественном удивлении, что это больше напоминало хладнокровие.
— Чужестранцы, на которых ты возлагал все свои надежды, — сказала Эсемели, — к сожалению, напугали твою волшебницу, сообщив ей правду. Ирония судьбы. Она видела то, что происходит в их мире, и не хочет иметь с ними ничего общего. И, следовательно, с тобой, Друвах. Она даже сделала себя недоступной для них сегодня утром, так что они не могли предупредить ее о том, что они собрались сделать.
Эсемели обратила свое внимание на Ниту с Китом и мило улыбнулась им… даже череcчур мило.
— Теперь ты, по крайней мере, знаешь источник шепота, который слышала по ночам, — сказала Одинокая Сила Ните. — Это Сердцевина Шепота, место, куда попадают души алаалидов после смерти. Здесь, в силу Выбора, сделанного алаалидами, все сохраняется навсегда, как было изначально. Воспринимай это как небольшой пробный вариант Сердцевины Времени. — Та ненависть и злоба, с которой Одинокая произнесла это слово, заставила Ниту вздрогнуть. — Скажем так, черновик. А также, в силу сделанного Выбора, ничто не может покинуть это место, вне зависимости от того, приходит ли сюда по собственной воле или нет.
Тут Эсемели позволила злобной улыбке наконец расцвести на своем лице.
— Нужно было поменьше задавать вопросов о том, как скоро мы сюда доберемся, — произнесла Одинокая, — и побольше о том, сможешь ли ты потом выбраться. Но самое главное, ты забыла строчку в Обязывающей Клятве о том, что я не нарушаю ее своим бездействием.
Нита задрожала, почувствовав, как кровь отливает от лица.
Они с Китом посмотрели на Друваха.
Самый могущественный из древних магов Алаалу с сожалением кивнул.
— Она говорит правду, — произнес Друвах. — Я не в силах изменить этого. А обладатель данной силы не пришел с тобой, как я надеялся.
Его голос был полон сожаления. Нита посмотрела на Кита, ее рот внезапно пересох от страха.
— Это была моя единственная надежда. Но будущее оказалось не таким, как я думал.
Похоже, мой народ должен остаться таким, какой он есть. А мы все должны остаться здесь навсегда…
Смех Одинокой эхом разнесся по этому ослепительному месту, заполняя его и заглушая все остальные звуки, даже шепот.
С помощью заклинания Дайрин, Рошаун, Филиф и Скер`рет переместились прямо в центр огненного урагана.
Не совсем в центр, подумала Дайрин, пытаясь совладать с нервами, потому что индикаторы состояния, висящие перед ее собственной частью волшебства, показывали ей, что именно происходит снаружи, и это ее испугало. Одно дело погрузить тонкий маленький пространственный щуп в яростное ядро и извлечь поток расплавленной массы толщиной с карандаш, как ей довелось однажды проделать. Тогда она имела дело с ядром звезды, которое было спокойной гладью воды в безветренную ночь по сравнению с тем местом, где они сейчас оказались. Тахоклин по определению был турбулентным. Само его название означало "место, где изменяется скорость", и хотя они сейчас находились в относительно спокойном участке, все же именно здесь невыносимый жар радиационной зоны встречался с кипящим безумием конвективной зоны.
Тахоклин скользил между двумя зонами, как шариковые подшипники между ладонями, визуально напоминающий атмосферу Юпитера, но с такой скоростью ветра, что Юпитер по сравнению с ним казался дрессированным щеночком. "Ветер" — это было жалкое определение для безумной силы, которая бушевала вокруг них. Солнечная среда здесь была не плотнее воды — но даже вода становится смертоносным оружием, когда проносится мимо вас со скоростью в двадцать раз превышающей скорость звука и температурой в два миллиона градусов.
Филиф вливал силу в волшебство с невероятной скоростью, но даже с учетом этого волшебные щиты трещали в этих ужасных условиях. Долго они не продержатся. Щиты колотило, словно мячик для пинг-понга, под страшным, постоянно меняющимся натиском.
Рошаун пытался прочитать значения для низких слоев тахоклина, но Дайрин видела, что каждую секунду показания сильно изменялись. Тахоклин напоминал одеяло, которое яростно встряхивалось людьми, держащими его по краям.
Пока он не успокоится, для них не оставалось ни единого шанса проделать необходимое. А тот и не собирался успокаиваться…
Давай, говорил Рошаун Солнцу на Речи. Он говорил беззвучно, чтобы быть услышанным сквозь рев. Ну же! Чего ты ждешь? К чему все эти сложности? Ты же знаешь, что тебе нужно сделать. В противном случае, жизнь на твоих планетах будет загублена. Помоги нам, пожалуйста. Позволь нам помочь тебе разобраться!
Солнце бушевало вокруг него; тахоклин вздрагивал и вздымался, как живое существо, ужаленный приближающимися магнитными аномалиями, исходящими с дальней стороны Солнца, поверхность пограничного слоя дергалась и дрожала. Дайрин услышала то, что раньше ей казалось невозможным: само Солнце говорило как разумное существо. Оно использовало Речь, но она не могла разобрать слов. Оно хотело что-то сказать ей, но она не понимала…
Это невозможно. Это же Речь, я должна ее понимать. В чем дело?
Здесь что-то не так, она услышала в своей голове голос Скер’рета. Что-то мешает магнитному потоку на этом уровне.
Область завихрений? спросила Дайрин.
Нет. Что-то другое. Тьма…
Пятна на Солнце? снова спросила Дайрин Нет! Другое. Но темное…
Тахоклин под ними вздымался еще более яростно. И он не собирается останавливаться!
Как ты собираешься открывать здесь Врата, если тахоклин так и будет безумствовать? закричала Дайрин.