Я с удовольствием умылся. Потом вспомнил, что тут по делу, зачерпнул котелком воды и медленно пошел к «обители». А в котелке вместе с водой плескалась новорожденная спонтанная необъяснимая радость.

- Долго ты! Я уж думала, случилось чего, - Лина нетерпеливо выхватила у меня из рук котелок и поставила его на печку. – Ради такого случая не пожалею газовый баллон. У меня их очень мало осталось. В основном во дворе на костре готовлю.

Она положила несколько крупных картофелин в воду.

- Давно ты здесь? – спросил я.

Лина на мгновение замерла.

- После десяти лет я перестала считать… Но думаю около пятнадцати. Какой сейчас год?

- Две тысяча восемнадцатый, - сглотнул я.

- Хм… Надо же. Так я и думала. Время здесь совсем иначе течет. Здесь вообще странное место.

- Да, я заметил. Сначала люди пропали, потом направления… Потом палатка с добром…

- Насчет палатки не волнуйся. Скорее всего, мы ее найдем. Думаешь откуда это все? - Она кивнула на ряд рюкзаков. - Я за ними в лес как по грибы хожу.

- Значит все эти палатки, коврики, посуда… ?

- Да. Все это дань, которую собирает Синяя гора. Слышал, небось, ужастики про нее? Выходит, правда. Я находила и совсем древние вещи, например, саблю с доспехами. Но в основном, это разный походный экип. Только с одеждой моего размера напряженка, и баллоны газовые нечасто попадаются. А так жить можно. О… уже кипит!

Лина сдвинула крышку котелка и ложкой убрала накипь.

- А что насчет… людей? – не выдержал я.

Девушка как-то неопределенно хмыкнула. Взглянула на меня. Глаза у нее все-таки не от мира сего. Впрочем, мир то как раз не сей…

- Людей я тоже находила, - приглушенно ответила она. – Но не живых.

- Значит ты не шутила?

- А разве о таком шутят. Сначала, когда мне попался первый человек, я орала и плакала. Потом, со временем, стала их закапывать. Но ты не думай, люди попадаются очень редко. В основном, вещи. Можешь представить, как я обрадовалась, увидев тебя… Живого, да еще симпатичного.

Лина весело улыбнулась. Я смущенно потер шею.

- Скажешь тоже. Я наверное еще то страшилище.

- Для меня ты сейчас самый прекрасный принц. От тебя исходит сияние, хоть ты и подваниваешь слегка. Ничего, когда освоишься, я для тебя тоже принцессой стану.

Картошка в мундирах выглядела очень аппетитно. Лина разложила ее по алюминиевым тарелкам. Потом, спохватившись, выбежала наружу и вернулась с двумя вялеными рыбешками.

- Кушать подано! Пойдем на улицу. Там тепло.

Мы сидели на зеленой «пенке», скрестив ноги. Вокруг было безветренно и солнечно. И вкусно. Очень. В тот момент мне показалось, что ничего вкуснее я в жизни не ел.

- Знаешь, - произнесла она с набитым ртом, - в той жизни я вегетарианствовала. Но как сюда попала, поняла, что на корешках не проживу. Привыкала тяжело. Но зато сейчас я довольно кровожадная.

- Надеюсь, ты не питаешься принцами, – подмигнул я. – А рыба кстати откуда?

- Ааа! – оживилась Лина. – Из реки. У меня даже удочка есть. Здесь здорово клюет. Правда я намучалась, пока ее вялить научилась. Долго не получалось. А теперь… оцени.

- Как в хорошем ресторане, - согласился я.

Она радостно хихикнула и занялась очередной картошиной.

- Я вот хотел спросить. В вещах, которые ты находила, наверняка попадались всякие продукты… консервы, например. Ну или сублимированные сухпайки… Они помогали?

Лина энергично затрясла головой.

- Это одна из загадок Синей. Может ты заметил, когда потерялся, что взятая из дома пища, совершенно теряла вкус. Поэтому как бы я ни была голодна, жевать эту пресную хрень… неа. Читал «Лонгольеров»?

- Да, конечно.

- Так вот сначала, когда я пыталась пробовать всякие консервы, то думала, что попала в такое прошлое. И скоро придут страшные неведомые монстры и сожрут все вокруг. Ну, согласись, похоже?

- Да, - кивнул я. – Я тоже о чем-то подобном думал. Но краски вокруг уж больно яркие, и птицы поют.

- Точно! – воскликнула она. – Помнится, наткнулась на куст дикой малины. А она такая вкусная… Ммм…Так что по поводу лонгольеров я успокоилась.

С обедом было покончено. Тело сыто расслабилось и захотело спать. Я старался не закрывать тяжелеющие веки, и от усилий удержаться в сидячем положении, еще больше проваливался в сон. Лина продолжала о чем-то рассказывать, но все ее слова переливчатыми трелями текли мимо меня и только усиливали «колыбельный» эффект. Наконец, я сдался и завалился на траву.

- Лина, я это… подремлю немного. Устал что-то…

И прежде чем закрыть глаза, увидел накрывающий меня как одеяло, теплый фисташковый взгляд.

Мне снились бесчисленные дороги под большими деревьями. Дороги сворачивались, кружили, расходились и сливались. А я силился что-то выбрать среди этих сплетений и сфер. А потом приходили тигры и олени, куда-то толкали меня, звали с собой… И тигры были не страшные, а олени - так вообще душки. Одним словом, поспал я качественно. И испугался только когда проснулся. Мне вдруг показалось, что я опять угодил не туда, и здесь нет зеленоокой Лины, которая все потом объяснит. Но я обнаружил, что лежу укрытый спальником, а солнце еще высоко, и Лина сидит рядом и шьет.

- А ты храпишь, - сказала она.

- Правда?

- Не парься. Мне нравится, - она продолжала деловито и сосредоточено штопать.

- Расскажи мне про это место. Ты наверняка все про него знаешь.

- Почти все. Я не знаю главного. Как отсюда выбраться.

Лина, не отрываясь от шитья, рассказывала. А я слушал. Все это было непостижимо и безнадежно. Ее местная история началась как обычно. Она с коллегами пошла в поход на выходные. На подступах к вершине подвернула ногу, решила отказаться от восхождения и подождать свою компанию внизу. Но видно свернула не туда, заблудилась, а после ночевки в палатке, оказалась в краю нехоженом. О том, как она пережила первое время, Лина умолчала. Сказала, что после недели странствий по лесу одна из троп вывела ее в это место.

По ее словам лес вокруг постоянно перемещается, а территория найденной поляны остается неизменной. Это как центр, вокруг которого вращается пространство и время. И чем дальше от центра, тем значительнее их сдвиги. И только тут островок спокойствия. Здесь даже время течет по очень маленькому кругу. Есть всего семь дней, которые чередуют друг друга с точностью швейцарских часов. Понедельник – день утреннего инея, вторник – день прохлады, среда – день возвращения тепла, четверг – день солнца, пятница – день дождя, суббота – день тумана, воскресенье – просто зябкий день. И так по кругу… Нет зимы, нет лета, есть только эти семь дней, вмещающие все сезоны на фоне вечного сентября.

- Я отправилась в тот злополучный поход в конце августа две тысячи восемнадцатого, - без выражения сказала Лина. – По нашему обычному времени, чуть ли не вчера. Но я считала дни и ночи целых десять лет… А потом плюнула. Просто устала. И еще… В одном из рюкзаков совсем недавно я нашла маленькое зеркальце. Знаешь, меня паника охватила. Было страшно, очень страшно заглянуть в него, но я решилась. Не сразу конечно. Боялась увидеть там старую Ягу. Ведь мне уже далеко за тридцать, а может и все сорок, но в зеркале оказалась та самая девчонка, которая вышла из дома. Как будто все это действительно было вчера. Я так тогда спешила на электричку... Чудо, согласись?

- Неужели совсем не изменилась?

- Ну, тощая стала… Всегда хотела быть худой. В том мире не очень удавалось. А теперь скучаю по своей большой заднице.

- Это мимикрия. Ты идеально заточена для жизни на природе. Как Маугли. Или Тарзан.

- Это как комплимент воспринимать?

- Как данность.

Я покусывал травинку и смотрел на нее. Смог бы я пройти через все эти континуумы и не сойти с ума…Смог бы я вообще выжить? Одно дело потеряться в настоящей тайге и знать, что где-то там за деревьями есть город. А значит, есть и дорога к нему. Когда надежда осязаема и реальна, найдутся силы не сдаваться. Но тут… Это же чертовщина какая-то. Про такое фантастику снимают. Десять с гаком лет в одиночку. В диком лесу. С тиграми. И ни морщинки на лбу…

- Лина, - позвал я

- Да, - она оторвалась от шитья.

- Ты прости, я сейчас туго соображаю. Я не могу так просто поверить, что мы вляпались в непонятную хрень и возможно не выберемся обратно. Я не хочу в это верить. Конечно спасибо, что привела меня сюда и накормила, объяснила, что и как… Но я все равно не верю. Часть меня не верит.