Изменить стиль страницы

Что-то блеснуло в глазах Вэна, как будто он точно знал, о чем она думает. Она покраснела еще больше.

- Мне все равно, - быстро добавила она, прежде чем он успел что-нибудь сказать. - Я просто хочу вернуть ранчо. Это единственное, что меня волнует.

Наступило короткое молчание.

- Угу, - наконец пробормотал Вэн, выражая целую вселенную сарказма, заключенную в двух бессловесных слогах.

Ей снова пришлось отвернуться от его взгляда, она чувствовала себя уязвимой, как будто случайно показала ему частичку своей души. Что раздражало, потому что разве она не говорила себе, что ей все равно, что он думает? Однажды она это сделала. Но это было тогда, когда ей было шестнадцать и она была в агонии огромной влюбленности. Она преодолела это, как преодолела и одиночество, которое было ее постоянным спутником с самого детства.

У нее было ранчо, и это все, что ей было нужно.

Вэн изучал ее, как будто она была частью механизма, который он оценивал на наличие дефектов, затем, не говоря ни слова, он повернулся и подошел к плите, поднял кофейник и поставил его на кухонный остров. Он достал из шкафа чашку и поставил ее рядом с кофейником, подвинув к ней и коробочку с молоком.

- Кофе, - сказал он нейтральным голосом. - Налей себе чашку, пока я приготовлю завтрак. Мне скоро нужно кое-что сделать, но, если у тебя есть вопросы о завещании или папином письме, я объясню, что могу, прежде чем уйду.

Запах кофе манил и внезапно кофеин показался идеальным противоядием от чувства уязвимости, сидящего в ее груди. Потянувшись за чайничком, она налила себе чашку, добавив немного молока. Нигде не было никакого сахара, поэтому она сделала глоток без него и горячая, горькая жидкость немного успокоила ее.

Она схватила чашку, которая обжигала ее пальцы, но она не отпускала ее.

Вэн повернулся к плите, и она услышала шипение, когда он налил смесь омлета в кастрюлю. Он ничего не сказал и не обернулся, все его внимание было сосредоточено на том, что он готовил.

На кухне воцарилась тишина, и по какой-то причине чувство уязвимости начало отступать. Но она всегда находила присутствие Вэна успокаивающим, не так ли?

До того, как научилась ездить верхом, она боялась лошадей. Их размеров и копыт. Их больших зубов. Для этого не было никаких причин, она просто находила их немного пугающими. Ее отец был занят работой и не имел времени разбираться с тем, что он называл ее «иррациональными страхами», поэтому заставил Вэна взять на себя ее уроки верховой езды.

Сначала она была расстроена из-за этого, желая проводить время с отцом, потому что она никогда не видела его достаточно и не очень хорошо знала Вэна с тех пор, как он уехал в школу-интернат. И все же, когда пришло время ее уроков, Вэн был так спокоен, так терпелив и так подбадривал ее, что вскоре она перестала бояться лошадей и даже полюбила их. Так же, она начала боготворить и своего старшего приемного брата.

Это знакомое успокоение растеклось в ней и сейчас, пока она сидела на стуле, потягивая кофе, наблюдая за готовкой Вэна. Это было соблазнительное, коварное чувство, которому она не должна была поддаваться. Потому что надежда на чью-то поддержку всегда заканчивалось для нее только разочарованием, и она, как никто другой, должна это помнить.

Она попыталась проигнорировать это ощущение, сосредоточившись на том, какие вопросы у нее могут возникнуть о завещании и угрозе Де Сантиса.

- Почему я? - спросила она через мгновение. - Почему я, а не ты, или Вульф, или Лукас?

Вэн не сразу ответил, достав тарелку и положив на нее идеальный омлет, прежде чем подтолкнуть его к ней, вместе с ножом и вилкой. Затем он обошел стойку и вытащил табуретку рядом с ней, сел и потянулся к кофейнику, чтобы налить в свою чашку.

- Для начала, ты легкая мишень, - сказал он, глубокий тембр его голоса эхом отозвался в ней, заставляя чувствовать себя странно беспокойной.

- Самое легкодоступное и самое слабое звено.

Она была самым слабым звеном. Отлично.

- Я сама могу о себе позаботиться, - раздраженно пробормотала она.

- Я не говорил, что ты не можешь. Я сказал, что, скорее всего, поэтому де Сантис хочет тебя, а не Лукаса, Вульфа или меня. Мы – морские котики. Нас не так-то просто уничтожить.

Взяв вилку, Хлоя уставилась на омлет перед собой. Пахло восхитительно и она не сомневалась, что тоже будет и на вкус. Но она вдруг перестала хотеть есть.

- Зачем я ему понадобилась?

- Де Сантису? Потребовать какой-нибудь выкуп, наверное.

Он звучал спокойно, как будто это было само собой разумеющимся.

И, черт возьми, так и было. Ее отец много лет беспокоился об этой проблеме.

Она начала ковыряться в омлете.

- Но почему сейчас? Почему после смерти отца?

- Я подозреваю, что у папы и Де Сантиса было какое-то затишье и теперь, когда папа мертв, все кончено, - длинные пальцы Вэна сжали кофейную кружку, и это, как ни странно, ее отвлекало. - Папино письмо, к сожалению, было не очень подробным.

Ах да, эти письма. Которые получил каждый из ее приемных братьев, но не она.

Она снова ткнула вилкой в омлет, чувствуя странное стеснение в груди. Оно не было похожим на то, которое она чувствовала, когда смотрела на Вэна. Нет, это было другое. Боль. Например, когда она узнала о завещании, о том, что ее отец полностью исключил ее из него. Как будто ничего из того, что она сделала на ранчо, не имело значения.

Как будто она не имела значения, верно?

- Что значит, не очень подробным? - спросила она, не обращая внимания на голос в голове. - Что там было написано?

Вэн долго молчал, глядя в свою кружку, какое-то напряжение было в его позе, увеличиваясь в размерах и заполняя все вокруг.

Тугой ком внутри нее свернулся в узел необъяснимого страха.

Она уронила вилку, позволив ей стукнуться о тарелку, и ее сердцебиение внезапно ускорилось.

- Что было в том письме?

Он сидел неподвижно, не говоря ни слова, глядя на жидкость в кружке.

- Что-то не так, - страх сжал ее еще сильнее, вытеснив весь воздух из груди. - Что в нем было, Вэн?

Он поднял и повернул голову, и в его пронзительных зелено-золотых глазах промелькнуло сочувствие.

- Хлоя…

- Скажи мне.

Ее пальцы сжались в ладонях, а ногти впились в кожу.

Он собирался сказать ей что-то ужасное, она была уверена. Что-то, что она не хотела слышать.

- Папа не хотел, чтобы ты знала, - тихо сказал Вэн. - Он не хотел, чтобы я тебе рассказал это.

- Рассказал мне что? - она попыталась вдохнуть поглубже и не смогла, сердцебиение гремело в ее ушах.

Взгляд Вэна был непоколебим.

- Ты уверена, что хочешь узнать это сейчас?

Ей даже не нужно было думать о своем ответе.

- Конечно, я хочу узнать сейчас. Скажи мне, ради всего святого.

Он поставил кружку и повернулся к ней лицом, с некоторой яростью в глазах.

- Есть причина, по которой Де Сантис зашевелился и есть причина, по которой его цель ты. Ты его дочь, Хлоя. Ты кровная дочь Чезаре Де Сантиса.

Она чуть не рассмеялась от облегчения, у нее закружилась голова.

- Не говори глупостей. Ной - мой отец. У него был роман с моей матерью, и она умерла, рожая меня.

Но Ван не рассмеялся вместе с ней. Он даже не улыбнулся. Он смотрел на нее пронзительным карим взглядом.

- Папа был бесплоден. Он не мог иметь детей. В его письме были результаты тестов, которые подтвердили это. Был также тест на отцовство, - он остановился, пристально вглядываясь в ее лицо. - Это правда, красотка. Ты ребенок Де Сантиса.

Ее мозг хотел протестовать, сказать ему, что он неправ, что ее отец солгал. Но почему-то, в глубине души, она знала, что это правда.

Ее облегчение прошло и что-то в ней так сильно сжалось, что весь воздух полностью исчез из ее легких. Она не могла дышать. Как будто правда высосала кислород из комнаты.

О Боже, она должна была выйти. Подышать воздухом.

Ее руки дрожали, Хлоя оттолкнула стул и соскользнула с него, спотыкаясь выходя из комнаты, прежде чем Вэн успел сказать еще одно слово.

* * *

Ему потребовалось все, чтобы не последовать за ней, но инстинкт подсказал Вэну, что ей нужно немного пространства и что так лучше. Он уставился на кружку в своих руках, а не на дверь, через которую исчезла Хлоя.