Араму же вести о том, что наследник жив, хватит, чтобы вмешаться в судьбу Кассии, напомнить цеху наемников о старом долге и заставить отказаться от заказа. Большего пока и не надо: Бранше получит время, а время сейчас дорого.

С цехом решили, а что делать с Гаарсом? Как его остановить? Обезвредить на несколько дней?

Боги, опять этот Рэми! Рэми или Миранис… или приказ повелителя Ларии!

Если главу рода выдать? Бранше вздрогнул. Нельзя. В Кассии, как и в Ларии, решится все быстро: Гаарса казнят. На место его придет другой, заберет род вместе с Рэми и тогда мальчишке придется худо.

И тут Бранше осенило. Амулет, который украдкой показала ему Варина и о котором зачем-то напомнил недавно человек Зира. Амулет, от которого пахло оборотнем. Сколько оборотней в замке? Два. Это не Арман, нет… значит, принц. За которым всегда ходят телохранители.

Принц должен Гаарсу, и должен настолько, что казнь отменят, а если амулет отнесет Рэми… Бранше улыбнулся. Телохранители принца не наемники, мальчишку из рук не выпустят и из лап цеха наемников вырвут. Заодно и Гаарс вернется в дом… живой.

Но как правильно выдать наемника и при этом добиться, чтобы его не убили? Выдать кому-то, кто гораздо сильнее, например, телохранителю принца. Заодно дать немного «лишней» информации, предупредить о заказчике… и остаться самому живым…

Вроде получилось. Телохранитель Бранше выслушал, отпустил, Рэми взялся отнести амулет в замок, и… пропал.

Что-то пошло не так. Либо Рэми по дороге перехватил цех наемников, либо телохранители все же решили пожертвовать Гаарсом. И амулет удачи подвел! Хотя не должен был!

И что теперь? Все сильнее сыпет хлопьями серое небо, все сильнее дует ветер. Стремительно темнеет и, несмотря на факелы, горящие на помосте, уже почти ничего не видно. Ну и хорошо. Меньше увидит и без того едва живая от горя Варина, да и толпе любоваться на казнь незачем. Вот оно, варварство кассийцев: в Ларии узников убивали тихо, за толстыми стенами, а здесь на казнь ходят, как на праздник, целыми семьями. Орут, требуют зрелища и не думают о родственниках, что кусают до крови губы, бледнеют под тающим снегом и все смотрят и смотрят на помост, не в силах оторваться. На веревочные петли, покачивающиеся со стороны в сторону. Вправо, влево… как маятник в часах бога смерти. На тела уже повешенных, что украшают площадь, как гирлянда, разносят вокруг сладковатый запах смерти. Этот запах невозможно вытерпеть!

И после этого ларийских оборотней зовут тварями!

Ветер, будто смилостивившись, замолкает на миг. Доносятся откуда-то издалека крики дозорных, давит толпа, и Бранше вместе с женщинами вдруг оказывается у самой стены живого коридора… Проклятие! Скрипит снег под полускрытыми длинной шерстью копытами лошадей-тяжеловозов, ведет лошадей под уздцы крытый черным плащом жрец смерти, защищают его дозорные, а в телеге стоят одетые в легкие туники смертники.

И опускает Бранше надежда, давит на грудь тоска: меж осужденными, в красных в свете фонарей сполохах снега, видит он Гаарса. Опухшее от синяков лицо, разбитую губу, запекшуюся в светлых, растрепанных волосах кровь. И сжимает ладони в кулаки, постанывая. Где Рэми? Где? О боги, как же вы допустили…

Всхлип Варины, горький, безнадежный, бьет по плечам, заставляет согнуться пополам, как от боли. И отказывается что-то внутри смотреть на повозку, но Бранше смотрит, упрямо, через сжимающую грудь боль. Летит помидор, вздрагивает Гаарс от удара, растекается по серой рубахе красное пятно, и на миг чутье оборотня улавливает в морозном запахе вонь гнили.

А взгляд Гаарса, такой светлый, спокойный, шарит по толпе, находит родных и уже не отпускает, окунает в прощальное тепло… Даже Бранше… Бранше тоже для него свой, родной! Страшно от этой улыбки. Хочется превратиться в зверя, рвануть по головам к повозке, перегрызть веревки, что стянули запястья друга… и ластиться к ладоням, испрашивая прощения.

Где ты, Рэми!

Вздрагивает довольно людское море, исходит волнами. Останавливается повозка, скрипят засовы в полной шорохов тишине. Осужденных пинками выталкивают на помост, ставят на крашенные черной краской табуреты, надевают на шеи петли, и жрец смерти начинает свою песню.

Плачет толпа, вспоминает умерших. Почти жалеет тех, дрожащих на помосте. Вздрагивающих, когда песнь достигает хрустальных вершин, ожидающих пустоты под ногами…

Поддавшись отчаянию, Бранше не сразу заметил, как его снова толкнуло к Варине: недавно плотная толпа расступалась, давая дорогу какому-то человеку, укутанному в синий плащ.

Маг, екнуло сердце. Тоже пришел полюбоваться? Ну и хрен с ним! Сейчас Бранше не до мага, он смотрит, как падает на землю, усыпанную снегом, перчатка старшого, как послушно хватаются за табуреты дозорные, готовясь вырвать их из-под ног осужденных. И как гаснет медленно взгляд Гаарса, потерявшего надежду. А была ли она, эта надежда?

— Остановить!

Вспыхнул гневом взгляд дозорного, руководившего казнью. Упал на плечи мага капюшон. Вновь заволновалась толпа, опускаясь на колени, шепча слова благословения. И рука Рид потянула Бранше вниз, заставила упасть в талый снег, проявить неслыханное для оборотня-ларийца почтение.

— Склонитесь перед Алдекадмом, — дрожащим голосом начал перечислять дозорный. — Телохранителем силы наследного принца Кассии, Мираниса. Владельцем Араганда, высшим магом, высшим жрецом храма рода, любимцем богов и хранителем силы двенадцати…

И впервые в жизни Бранше ощутил, что такое выпущенная на волю мощь высшего мага: она давила к земле, делала воздух густым, как топленное масло, она наполняла легкие синим светом, и зверь внутри забился в тайники души, визжал едва слышно, и от этого визга стало на самом деле страшно… такая мощь… не имеет права существовать… высшие маги, они же почти как боги…

— Именем наследного принца Кассии, Мираниса, — тихо начал телохранитель, но его голос разносился над толпой, увеличенный магией, и каждому на площади казалось: Кадм говорит только для него. Только ему шепчет на ухо великую тайну. Только ему объясняет, — я дарую тебе жизнь, глава рода, Гаарс.

Бьет по глазам яркой вспышкой, а когда Бранше вновь смог видеть, уже не было телохранителя у помоста, а вокруг медленно поднимались с колен ошеломленные люди. А в душе плескался ужас: боги, каким же дураком он был, что разговаривал с этим человеком дерзко, как с равным. Что угрожал ему какими-то глупыми заклинаниями, да только бы Кадм захотел, и Бранше пришлось бы зверем лизать ему пятки! Унизительно и больно. Но… Гаарс будет жить.

Дозорные молча исполняли приказ и резали веревки на запястьях Гаарса. Его грубо толкнули в толпу, и люди разошлись на миг, пропуская. А сами не отрывали глаз от помоста, туда, где из-под ног осужденных вылетали табуреты, откуда летели предсмертные хрипы.

Бранше теперь было плевать на смерть, раскинувшую над толпой крылья. Он стоял под всполохами снега и глупо улыбался. Успел Рэми… глупый мальчишка, успел…

— Звал меня? — тихо поинтересовался кто-то за спиной.

Бранше обернулся и поспешно поклонился: перед ним стоял черноглазый, тонкий человек в одежде простого кассийца. Арам.

Краем глаза видел Бранше, как Варина бросилась на шею брату, как ласково улыбнулась Рид…

— Я вынужден настаивать, — сказал Арам. — У меня очень мало времени, Бранше. Ты же знаешь…

Бранше знал. Помнил он, как лет десяток назад, поздней осенью, созданное неумелым магом животное обожгло нерадивого ученика, да так, что виссайцы лишь руками развели. Такое неподвластно даже магам-целителям. Такое не лечится.

А потом из перехода вышел кто-то невысокий, не выше двенадцатилетних учеников, но в зеленом плаще целителя, с закрытым, как и полагалось виссавийцу, лицом, скинул плащ на руки учителя и остался в одной тунике, перевязанной поясом, шириной в ладонь.

И ученики-ларийцы вздрогнули от зависти: такой молодой, их не старше, а уже советник самого вождя Виссавии, наделен силой, о которой они и мечтать не смели. Смели только бояться, отходя в сторону и уступая дорогу.

Мальчишка окинул испуганных учеников печальным, слишком мудрым взглядом, и вдруг ушел куда-то страх и беспокойство, остался лишь покой. Благодатный, вязкий, окутывающий мягким одеялом. Которому не мешало ничего, даже доносящиеся из распахнутых окон крики: виссавийцы не умели исцелять без боли.