Клоуэнс отметила, что его голос стал ниже по сравнению с прежним дискантом. Он как-то подобрался, уже не был таким неуклюжим и сутулым, как она помнила, а верхом не мог и продемонстрировать свою необычную походку вприпрыжку.

— Надеюсь, ты найдешь дорогу обратно.

Певун оглянулся — как будто чтобы в этом убедиться.

— А как же. Я уж завсегда найду дорогу домой.

— Что ж, теперь я в полной безопасности. Осталось всего несколько миль, вон к тому леску. Снег усиливается. Ты можешь спокойно меня здесь покинуть.

На его лице отразились раздумья, почти смятение, он как будто не знал, что теперь делать. Потом лицо разгладилось.

— Ну нет, мэм. Хирурх мне велел. А я всегда делаю, как велит хирурх. Провожу вас до дому. Так велел хирурх.

— Тебе нравится работать у доктора Эниса?

— А как же, мэм. Он столько для меня сделал. Провожу вас прям до дому. Так он велел.

Они спустились по склону. Теперь, когда они покинули зону горных выработок, стало очень тихо, мир превратился в наполненную тишиной чашу, только звякала и скрипела упряжь и цокали о камни копыта, от морд лошадей шел пар, как и от дыхания наездников, где-то вдалеке время от времени кричала птица.

Певун по-прежнему держался на почтительном расстоянии, но Клоуэнс снова подождала его и возобновила разговор. Теперь она поняла, что имел в виду Дуайт. Где-то под глупостью скрывается разум.

Певун неохотно рассказывал о своей работе в Плейс-хаусе, и тут вдруг замолчал и осадил лошадь.

— Что это?

— А что? Я ничего не слышала.

— Слушайте! Вот, сейчас!

Оба остановились. Ветер обдувал лицо Клоуэнс мягким, как голубиный пух, снегом.

— Вот! Опять! — сказал Певун.

Теперь она расслышала. Вой, где-то слева, и довольно далеко. Сейчас они по-прежнему ехали по пустоши с ежевикой, утесником и боярышником, но недалеко уже виднелись рощицы вязов и других деревьев.

— Похоже на собаку.

— Ага. Или на корову. Я посмотрю, можно?

— Я с тобой.

Они свернули с тропы и по диагонали направились к леску.

— Стой, — сказала Клоуэнс, — это же чья-то земля. Изгородь совсем новая. Где мы можем быть? Недалеко от поместья лорда Деворана? Нет, его земля вниз по склону. Наверное, это имение Хиллов. Ты видишь дом, Певун?

— Неа, мэм.

Они оказались у небольших ворот с накинутой на столб проволочной петлей. Снова раздался вой, на сей раз гораздо ближе. Клоуэнс соскользнула с Неро и открыла ворота.

— Оставим лошадей здесь, — сказала она. — Путь для них слишком неровный.

— Давайте я съезжу посмотрю, мэм. Вам не стоит. Давайте я посмотрю.

Она не обратила на его слова внимания и пошла за ворота по заросшей тропе шириной едва ли в пару футов. Снег налипал на ветки и рушился, если их задевали. Ее меха вскоре стали белыми, подол платья словно вышит снегом.

Хотя был еще день, лес скрадывал свет, из-под нависшего снега хмурились тени. Певун дважды споткнулся. Но Клоуэнс заметила, что он больше не ходит на цыпочках.

Вой прекратился. Они подождали, но ничего не произошло, только горностай пересек им путь, а на ближайшем дереве заворочался фазан. Тропа вела к поляне ярдов десять в диаметре, но там как будто и заканчивалась.

— И что теперь? — спросила Клоуэнс.

— Думаю, сюда. Небось где-то тута. — Он замер. — Может, нам лучше вернуться.

— Погоди немного.

Тишина. Тихо падающий снег забил уши ватой.

— Эй! — позвала Клоуэнс. — Есть кто-нибудь?

Это сработало. В десятке ярдов слева тут же раздался вой. Певун пробрался сквозь подлесок, весь покрывшись снегом. Клоуэнс последовала за ним и остановилась.

Это была собака, застрявшая в ловушке. Очень большая собака, размером с молодого теленка, но поджарая. С гладкими серыми боками, крупной головой, острыми ушами и красным высунутым языком. Клоуэнс часто видела ее раньше у камина Уорлегганов — Джордж ее не выносил, но терпел ради Харриет. Пес угодил в железный капкан, одна лапа застряла в пружинном механизме с короткими железными зубьями.

— Мать честная, — сказал Певун. — Да это ж капкан на человека. Спаси Господи!

У Харриет было два дога — Кастор и Поллукс. Который из них? Пес явно провел в капкане несколько часов и искромсал лапу в попытках выбраться. Но у него не было ни шанса, потому что капкан держался на стальной цепи, а та крепилась к утопленному в земле камню. Собака еще дышала, но ее глаза были закрыты.

— Кастор, — позвала Клоуэнс.

Один глаз открылся, в нем мелькнул разум. Похоже, она с первого раза догадалась правильно.

— Кастор. Бедный пес. Ох, бедняжка, мне больно на тебя смотреть. Певун!

— Да, мэм?

— Ты можешь открыть капкан?

— Ага. Он же как все капканы, только поболе. Нужно раздвинуть две половины обратно.

— И у тебя хватит сил? Пружина может быть очень упругой, чтобы никто не мог открыть.

— Ага. Но это просто потому, что не дотянуться, видите? Тута только сила и сноровка нужна. Сила и сноровка. Как же он ужасно воет. Того гляди прыгнет и куснет.

— Вряд ли. Он меня знает. Верно, Кастор? Ты же меня знаешь, мальчик? Он знает, что мы пытаемся ему помочь, и совсем ослаб. Потерял много крови. Думаю, нам стоит попытаться. Я обниму его за шею, а ты приступай. Получится открыть быстро?

— А как же, я быстро умею открывать.

Джордж Уорлегган пребывал в дурном настроении. Обычно сдержанный и с крепко стиснутыми губами, он редко позволял себе роскошь гневаться. И редко чувствовал гнев. При первом же признаке его раздражения большинство людей обращались в бегство. Но не жена. Сегодня же его настроение было чрезвычайно мрачным.

Он твердил себе, что это не имеет значения. Для него больше не играет ни малейшей роли, что происходит с этими захудалыми и надменными Полдарками. Их соперничество испарилось со смертью Элизабет, как и положено. Случайные встречи с тех пор были редки и даже если и были, то враждебны (в особенности встреча в Тренвите, когда Джеффри Чарльз устроил представление из-за испанской жены), и всё равно ни к чему не приводили, да и вряд ли могли привести. Эта глава закончена, а дверь запечатана. Так почему же он в такой ярости из-за заметки в «Таймс»?

Он редко читал светскую хронику. Джордж изучал парламентские сводки, чтобы находиться в курсе событий, это проще, чем самому ездить в Палату. Он всё меньше и меньше склонялся к тому, чтобы предпринимать утомительное путешествие в Вестминстер. Также Джордж читал морские новости, затем новости из-за границы, а остальное просматривал на предмет каких-нибудь влияющих на рынок событий. Но по чистой случайности взгляд выхватил имя, и Джордж прочитал заметку. «Принц-регент милостью своей даровал капитану Россу Веннору Полдарку из Нампары, что в графстве Корнуолл, титул баронета». И только. Всего три строчки.

Больше всего Джорджа потряс титул баронета, ставящий его старинного врага выше обычного рыцаря, ведь этот титул передается по наследству. Было время, когда и сам Джордж хотел подергать за ниточки в парламенте, чтобы добыть тот же титул для себя, но после жестокой ссоры с Валентином, не предполагающей примирения, потерял интерес. При мысли о том, что Валентин что-либо от него унаследует, Джорджа просто выворачивало. Если бы только титул могла получить малышка Урсула... Урсуле Джордж отдал бы всё.

Он злобно гадал, каким образом Россу удалось повлиять на Ливерпуля. Эти его дурацкие поездки за границу могли хорошо выглядеть на бумаге, но на самом деле имели минимальное значение. Ни одно правительство в здравом уме не станет притворяться, что они заслуживают признания.

Разумеется, Росс давно уже состоит подхалимом при Каннинге, и хотя Каннинг сейчас в тысяче миль отсюда, командуя Португалией из Лиссабона, он наверняка сохранил влияние в нужных кругах. Пара-тройка его приспешников в прошлом году получили награды и синекуры.

В любом случае, это случилось, придется теперь с этим жить. Но Джордж знал по опыту, что титул означает для простонародья, в особенности в Корнуолле, и ему ненавистно было думать, что произойдет, когда этот высокомерный и полный предрассудков мелкий сквайр вернется вместе с женой, бывшей служанкой. Невыносимо.

В это время года Харриет редко открывала «Таймс», и Джордж не собирался ей рассказывать. Пусть узнает, когда придет время. Да и если он скажет, она только посмеется. Ей даже может не хватить вкуса и такта, и она открыто порадуется. Джордж женился на Харриет через много лет после смерти Элизабет, и потому его супруга никак не участвовала в старой вражде. Ей как будто нравился Росс Полдарк. Однажды она сказала: «Он похож на человека того сорта, который, если уж вытащит саблю из ножен, то отшвырнет ножны прочь!». Но это, вероятно, только чтобы позлить мужа. Харриет даже танцевала с Полдарком на приеме в Тренвите. Она отказалась принять точку зрения мужа и не пыталась поставить себя на его место, чтобы понять причины долгой вражды.