Он поднял кувшин.

— За твое здоровье, Тень. Ты замечательный друг.

— Ты знал все? — удивленно бормотала она. — И никогда не подал вида? Ни словом, ни взглядом ты…

— Меня учили этому, Энель, с детства, как и тебя. Для того, кто видит обман, обманывать становится очень просто, — пожал он плечами. — У каждого из нас свои призраки прошлого. Вот только грядет новый мир, не знаю, чем он будет отличаться от настоящего, но перед вступлением в эту новую жизнь, всем нам придется пройти обряд очищения, у каждого он будет свой, но я уверен, что будет. Так что же терзает тебя теперь, Стрелочка? Я вижу твои муки, даже теперь, когда ты знаешь, что никогда мне не лгала?

— Однажды я сбежала от Преподобной, — она смотрела на его реакцию, но он лишь кивнул головой и опять подарил ей добродушную улыбку и продолжил за нее.

— Испытание. Ничего умнее еще никто не придумал. У каждого ордена свое испытание, но каждый прошедший обучение должен доказать свою пригодность к служению. О твоем испытании я тоже все знаю. Ты пыталась забыться в объятиях Ворона-полукровки, — он задумался. — Лерд. Интересный выбор. Я встречал его. Лично мое мнение — староват он для тебя. Даже его эльфийские корни не могут скрыть этого.

Она смутилась.

— Не думала, что Преподобная рассказала тебе и об этом.

— Не она, — отпивая сказал он. — Сам Лерд. Ты знала, что он написал балладу об этом? Конечно, там нет ни одного имени и поет он ее только на эльфийском, но так уж случилось, что со мной в тот день был один юный маг-эльф. Он-то и перевел мне все. А вот прочитать чувства исполнителя не составило труда. Сейчас вспомню, он называл тебя Бедой в своей балладе. Я сразу понял о ком он поет, вот уж не скажу тебе почему. Просто понял, что рыжая копна волос и зелень вольных лесов в глазах в сочетании с мастерским владением кинжалами, хитростью и непредсказуемостью — это точно про одну мою знакомую. А потом мы с ним мило поболтали, ты же знаешь, я могу быть очень убедительным, когда докапываюсь до истины.

— Ты, — вспыхнули ее глаза.

— Тише, Беда. Не причинил я ему вреда, мы просто напились с ним. Эльфы почти не пьянеют, но тогда он здорово набрался и начался мужской задушевный разговор. Он не мог предположить, что я знаком с тобой. Но каждое его слово, укрепляло меня в догадке. Единственное чего я так и не понял, это почему ты отказалась от любви?

— Ты еще спрашиваешь? Ты, который сам поступил точно так же?

Он отвел взгляд.

— Долг? Но ведь в тот момент ты была свободна. Ты еще не прошла испытание, ты могла не возвращаться в монастырь. Что побудило тебя?

— То же, что гнало тебя через пол мира, когда Мирра была в плену.

— Ты отказалась от любви, потому что любила? Ничего не понимаю.

— Не удивительно, командор.

— Я вижу, как в тебе закипает гнев, Энель. На кого ты сейчас злишься?

Она сделала большой глоток вина, ей предстояло разрушить светлый образ, сложившийся в его голове, и она не знала, как это сделать и опасалась последствий, хотя теперь это уже и не имело значения. Мир менялся, им всем нужно было меняться, чтобы найти свое место в этом новом мире.

— Ты сказал, что тот, кто видит обман становится отличным лжецом. Так вот, мой друг, ты долгие годы благоговел перед самой искусной лгуньей. Ее Святейшиство была далеко не святой. Она поставила меня, тогда еще совсем юную девчонку, перед выбором. Я должна была служить или они бы убили его.

— Лерда? — уточнил Кален.

Она кивнула.

— Того единственного, кого я любила, того, кто любил меня.

Она не смотрела на него, но даже если бы и смотрела не смогла бы различить мелькнувшее в добрых голубых глазах сочувствие, смешанное с презрением. Он быстро взял себя в руки и решил, что не стоит омрачать светлые воспоминания подруги, известными ему подробностями, рассказанными Лердом при их пьяной беседе.

«— Красивая баллада, Лерд, — икнул голубоглазый юноша. — Только очень печальная.

— На самом деле все еще печальнее, чем я спел, Кален. Гораздо печальнее. Правда всегда грубее и банальнее, чем в песнях.

— Да ты что? — продолжая разыгрывать пьяного, удивился Кален. — Неужели может быть что-то печальнее?

— Может, мой юный друг. Ложь всегда печальнее, а предательство — непростительно.

— Не могу понять, — расплылся в улыбке Кален, подливая Лерду крепкий эль.

— Я предал ее. Понимаешь?

Кален насторожился. Он уже давно понял о ком эта песня. Понял все то, что пытался передать певец. Он давно научился читать между строк, но не почувствовал предательства, только острую боль. Менестрель искренне переживал каждый момент. В его груди болью отдавалось каждое слово.

— Не понимаю, — опять глуповато улыбнулся юный Видящий.

— Это было лишь игрой. Все, что случилось с нами. Все было обманом, я лгал ей. Я знал о ней все. Она была лишь заданием, моя Беда, — Лерд сокрушенно покачал головой. — Это было простым заданием, вернуть беглянку. Заставить ее вернуться. Но все пошло не так. В том нападении все было рассчитано, мой брат должен был ранить меня, и тогда мне предстояло с ней поговорить и сказать, что она сможет отомстить Воронам, лишь вернувшись на путь убийства. Но эта девчонка, истекая кровью, приняла на себя удар, защищая меня. Понимаешь?

Кален понимал. Теперь понимал. Но не то, что пытался сказать певец, а к нему пришло понимание того, что он видел в глазах Энель, какую боль она несла, чем она пожертвовала. В нем закипал гнев. Он решил немедля отправиться к ней и все рассказать, чтобы облегчить ее страдания.

— А потом, — прервал цепь его мыслей Лерд. — Потом случилось невозможное. Выхаживая ее, я влюбился. Впервые в жизни, я понял, что есть человек, который мне дороже жизни. Засыпая рядом с ней, я готов был отдать свою жизнь, только чтобы спасти ее. Она была необыкновенной. У тебя было много женщин, парень?

Кален предпочел промолчать, пьяный менестрель вряд ли вспомнит их разговор завтра.

— А у меня было очень много женщин, но она… Ты знаешь, — внезапно протрезвев Лерд пристально взглянул в глаза Видящего. — однажды ты поймешь меня. Когда надежды уже не будет. Ты встретишь ту, ради которой готов будешь на невозможное. Поверь мне… На пути каждого мужчины встречается такая и главное, не упустить ее, не позволить ей уйти. Ты должен держать ее, быть рядом с ней. Только с ней. Она станет твоей жизнью, как Беда стала моей. Это видимо мое проклятье… Я должен жить с этим. Должен жить, потому что она пожертвовала всем, чтобы я мог жить.

Лерд опустил голову.

— Что было дальше, Лерд?

— Дальше? Она тоже полюбила меня. Однажды, она ушла. Сказала, что не может больше так жить, жить каждую секунду опасаясь нападения. Ты понимаешь? У нее получилось! Она изменилась. Она была готова к обычной жизни! Я отпустил ее. Я надеялся, что она исчезнет, надеялся, что больше никогда не увижу ее, и этим спасу. Я готов был понести наказание за невыполненное задание, только бы она была жива, была свободна, была счастлива. Но она вернулась. И больше я не смог ее отпустить. Каждый день я боялся, что появится заказчица, каждый день я молил всех богов подарить нам еще день, хотя бы один. А потом, спустя три месяца появился мой брат Ворон и сказал, что сегодня все должно закончится.

Он не стал наливать себе. Выпил прямо из кувшина.

— Я мог восстать, мог забрать ее и спрятать, но не сделал этого. Я не стал сражаться за нее. Никогда, мой юный друг, не повторяй мою ошибку. Дерись за свою любовь до последней капли крови, дерись, пока меч не выпадет из твоих мертвых рук. Дерись! Иначе, ты умрешь, как я. Я умер в тот день. Я ушел, оставил ее, бросил, предал. И она ушла. Ушла, считая, что спасет этим меня! Она так любила меня! Хочешь знать, что было потом, когда утром за ней закрылась дверь?

Кален молча налил себе эля и коротко кивнул. Он хотел знать, ведь это была правда, а его учили искать правду. Энель была другом, нужно было знать правду.

Лерд кивнул и продолжил рассказ:

Я сел в постели едва за ней закрылась дверь.

— Прощай, Энель. Прощай моя беда, — это все что я смог тогда сказать.

Я стоял у окна, наблюдая, как две всадницы выезжают за ворота. Она не оглянулась и это было правильно. Боль пронзила сердце, я понял, какую совершил ошибку, опустил глаза и стал медленно собирать вещи. Дверь в комнату приоткрылась и рядом оказался тот самый Ворон, который вчера смог захватить врасплох Энель.