— О, Боже, я не хотела расстраивать вас, только предупредить, что не стоит практиковать на мне навыки свахи.
Гвен промокнула глаза.
— Знаете, у меня это неплохо получается. А Обри — он…
— Просто относится к тому типу мужчин, которых я рассматривала бы в последнюю очередь: высокомерный, упрямый, раздутый от собственного воображаемого всемогущества.
— Боюсь, эти слова описывают большинство мужчин. Полагаю, матери учат их этому с рождения, или это делают кормилицы, потому что они становятся задирами в очень юном возрасте, знаете ли. Мальчики моего кузена… Но это неважно. Если не дорогой Обри, то как насчет…
— Нет. Никого. Я довольна своей нынешней жизнью и не испытываю желания оказаться в подчинении у какого-нибудь джентльмена.
— О, дорогая, но это подчинение бывает приятным. — Леди Уэллстоун охнула, а затем приложила руку ко рту. — Мне не следовало говорить и это тоже. Дорогой Обри говорит, что мой язык без костей, а вы же не замужем… и собираетесь остаться таковой. — Она начала всхлипывать.
Любимым средством избавления от тоски у леди Уэллстоун являлась прогулка по магазинам, особенно тогда, когда у нее была цель. Боже, одного взгляда на ансамбль Эллианны было бы достаточно, чтобы отправиться в крестовый поход.
Эллианна никогда не видела столько шляпок, сколько было надето и снято с ее головы этим утром. Наконец, они с Гвен сошлись на кусочке кружева за непомерную цену, черном, как и полагалась, но с красными вишенками сбоку, что привлекало внимание к ее ярким волосам вместо того, чтобы пытаться спрятать их из вида. Гвен не позволила ей скрыть и другие женские прелести под платьями с глухим воротом, которые предпочитала Эллианна.
— Как, позволить, чтобы мою подругу назвали безвкусно одетой? — Гвен выглядела глубоко оскорбленной. — Ваш внешний вид отразится на мне, вы же знаете. Когда я стану представлять вас как свою молодую подругу, то буду сгорать от стыда, услышав, как кто-то хихикает, прикрывшись веером. Они и так уже будут сплетничать о вашем состоянии. То есть, о состоянии вашего отца. А вы и дорогой Обри, что окажется еще одной порцией зерна на мельнице слухов, особенно если вы вместе… Что ж, вы захотите выглядеть как можно лучше, когда встретитесь с миром лицом к лицу.
Итак, новые платья Эллианны оказались с более низкими вырезами, в насыщенных цветах изумруда, сапфира или янтаря, с черной отделкой в память о тете Августе. Также она заказала черное вечернее платье, которое никто не смог бы спутать с траурным. Конечно же, к новым платьям требовались подходящие туфли-лодочки, и новые чулки, и перчатки в тон. И новые корсеты, чтобы фигура Эллианны соответствовала современной моде. А пока она выбирала их, то с таким же успехом могла заказать себе и новые ночные рубашки. Даже если никто не увидит ее ночную одежду, Гвен настояла на том, что Эллианне в них будут сниться более приятные сны, чем в прочной фланели.
Эллианна обнаружила, что делать покупки — это утомительное занятие, гораздо более сложное, чем складывать в голове колонки чисел или вычислять банковские проценты. И более веселое, особенно когда владельцы лавок узнавали, что она собирается расплачиваться наличными.
— Моя дорогая, леди не спрашивает о цене вещей, — прошептала Гвен в первом же ателье. — И они платят сразу только за то, стоимость чего не превосходит их карманных денег.
— Как же леди умудряются подводить баланс, если не знают стоимость вещей?
Единственный баланс, которым когда-либо удавался Гвен — это держать на голове книгу, когда она еще училась в школе, чтобы выработать идеальную осанку.
— Не уверена, что я знаю это. Дорогой Обри…
Эллианне чертовски надоело слышать о «дорогом Обри».
— Тогда нам повезло, что я не леди. Посмотрите хотя бы на то, как нас обслуживают. Мадам Журне никогда не показала бы нам этот муаровый шелк, который держит в задней комнате, если бы не мои деньги в ее руках. Готова поспорить, что с нами обращаются намного лучше, чем с той дамой, которая ждет три месяца, чтобы расплатиться по счетам — если только она уже не превысила свое месячное содержание. И это еще одна причина оставаться незамужней для женщины с независимыми средствами. Все, что она имеет, станет принадлежать ее супругу. Вы можете представить, что муж строгим голосом будет сообщать мне, сколько собственных денег мне позволено потратить? Ерунда какая-то.
— Нет, дорогая. Это бомбазин.
Так что Эллианна наполнила сердца лавочников надеждой, сделав у них заказы, а свой экипаж заполнила свертками, включая новую шаль для тети Лалли и серебряный филигранный веер для Гвен, за ее помощь. Еще два платья доставят к леди Уэллстоун, когда их закончат, но это будет сюрприз. Еще мисс Кейн приобрела отрезы ткани на платья для Изабеллы, когда та вернется, более легкий материал на новую летнюю униформу для горничных на Слоан-стрит, и пару мягких тапочек для Тиммса.
Эллианна восхитительно провела время. Делать покупки — это непривычное для нее занятие провести часы, но оно оказалось и вполовину не таким скучным, как девушка ожидала.
Стоуни, тем временем, сам провел день, заполненный приключениями. Он даже позаимствовал страницу из книги мисс Кейн[5] — в прямом смысле, ожидая в библиотеке, пока она поправит прическу и наденет ротонду — и составил список возможных мест, которые стоит исследовать. К настоящему времени он не мог похвастаться какими-то результатами.
Сперва Стоуни нанес визит на Боу-стрит, чтобы побеседовать с Эдвардом Латтимером. Парень оказался русоволосым, с торчащими ушами. Он выглядел не намного моложе Уэллстоуна, но его энтузиазм заставил виконта почувствовать себя старым. Сыщик напоминал нетерпеливого щенка, который рвется с поводка сразу во всех направлениях. Во всех тех направлениях, которые Стоуни записал в список, ощущая себя очень умным.
Латтимер сперва захотел удостовериться в связях его сиятельства с пропавшей девушкой, в чем Стоуни совершенно не винил его. Он сам пожаловался бы начальникам Латтимера, если бы тот выдавал информацию любому любопытствующему человеку с улицы, или репортеру из скандальных газет. Стоуни подтвердил свою добропорядочность, показав молодому человеку чек от мисс Кейн, выписанный на его имя. Латтимер изучил подпись, присвистнул при виде суммы, сравнил имя с тем, что напечатано на визитной карточке, которую вручил ему Стоуни, и, наконец, сверился со своим журналом для записи ежедневных событий. Записи в нем были такими же беспорядочными и неразборчивыми, как и схемы мисс Кейн.
Согласно расследованию Латтимера, в последнее время ни один женский труп с рыжими волосами не плавал в Темзе. Никакие рыжеволосые женщины в бессознательном состоянии или потерявшие память не оказывались в близлежащих больницах или психиатрических лечебницах. Никто не припоминал, чтобы рыжеволосая леди сама по себе нанимала кэб на Слоан-стрит. Или садилась на корабль. Или покупала билет на одной из почтовых станций в ту ночь, когда все произошло.
— Я вижу, что вы очень тщательно провели свое расследование, — признал Стоуни, ощущая себя далеко не таким умным, как час назад, и в два раза старше собственного возраста.
— Я обещал мисс Кейн сделать все, что в моих силах, а я всегда держу слово.
— Я уверен, это качество достойно восхищения. Денежное вознаграждение не имеет никакого отношения к вашей преданности своему долгу, не так ли?
— Леди уже щедро заплатила мне. Не так щедро, как вашему сиятельству, как оказалось, но, как я предполагаю, что вы сможете оказать ей некие другие услуги.
Стоуни, сжав кулаки, приготовился выслушать, какие именно услуги, по мнению сыщика, он сможет оказать.
— Да?
Латтимер и не собирался оскорблять виконта двусмысленностями.
— С вами будут разговаривать другие франты.
Стоуни кивнул, снова откинувшись на спинку стула за столом сыщика. Проклятие, ему придется привыкнуть к тайным подмигиваниям и понимающим взглядам, или он будет защищать свою честь — и честь мисс Кейн — с утра до ночи.
Но Латтимер еще не закончил.
— Кроме того, — с тяжелым вздохом произнес он, — деньги или нет, но я сделал бы все, что угодно для мисс Кейн.
Боже, этот круглолицый парень полон сил, честен и наполовину влюблен в эту женщину! Вот почему он не заподозрил Стоуни в безнравственном поведении: он не мог допустить, что его возлюбленная окажется виновной в подобной распущенности.