Глава 6

Он не отвел меня в хорошую комнату. Вместо этого, он привел меня в другую камеру, в которой я никогда раньше не была. Когда мужчина снял с моих глаз повязку, то у меня отвисла челюсть.

Там оказалось слишком много вещей, на которые можно было поглазеть. Со стены свисали цепи, а с металлического стола манжеты. Повсюду лежали хлысты, трости и другие различные орудия пыток, названия которых я даже не знала. У стены располагалась гигантская круглая кровать с красным бархатным одеялом, рядом с которой висела еще одна пара цепей. В центре комнаты стоял черный кожаный диван, а рядом с ним находилась коробка, переполненная большим количеством секс-игрушек, чем я когда-либо видела за пределами секс-шопа.

Я понимала, что уже слишком поздно. Я согласилась. Назвала его Хозяином и приняла то, что теперь он несет за меня ответственность, а не я сама. Была ли до этого момента у меня свобода? Я не уверена.

Вероятно, похититель мог запереть меня в той камере навсегда. Но что было хуже? Камера? Или пытки, которые ожидали меня в новой комнате?

Осознание того, что та пустая камера была хуже, лишь доказывали то, насколько сильно он сломал меня. В этой комнате он не оставил бы меня одну. Здесь, он должен был находиться вместе со мной. Меня должно было тошнить от этой мысли. Это должно было заставить меня кричать от ужаса, но все, что я чувствовала, было облегчением.

Я не была уверена, увижу ли когда-нибудь хорошую спальню снова, но это было лучше, чем последние две недели состоящие из ничего. Я обернулась, чтобы посмотреть, как он оценил мою реакцию. Дверь в эту новую камеру, оборудованную по той же технологии, что и остальные, была открыта.

Он всегда предоставлял мне выбор. Или, возможно, то, что он давал мне, было принуждением, завернутым в красивую упаковку, которую он преподносил мне как нечто, что я делала по собственной воле. Я провела много времени, анализируя его, и хотя знала, что он, очевидно, в некотором смысле сумасшедший, в его действиях всегда была логика. Он верил в то, что предоставляя мне выбор своим извращенным способом, не был плохим парнем.

Либо он не осознавал, что это шантаж, либо ему было просто все равно. Он не применял физического насилия. До сих пор. Хотя кнуты ассоциировались у меня с чем-то очень жестоким. Но теперь я знала его лучше, чем он думал.

Он верил, что сможет скрыть от меня свою душу, если будет все время молчать, но его действия рассказали мне все, что мне нужно было знать. Он хотел, чтобы я умоляла его о хлысте. И я обязательно это сделаю. Я сделаю все, что он захочет. Распахнув дверь шире, он отошел в сторону, и мы начали наше маленькое представление.

Сбежать? Или остаться и подчиниться ему? Выбор был очевиден. Бежать было некуда. Он никогда не принудил бы меня остаться в этой комнате. Он просто вернул бы меня в ту пустую камеру, и начал бы игнорировать как запертого в клетке щенка.

В его взгляде сквозил вызов, но я постаралась задушить внутри себя отвращение, чтобы в очередной раз не столкнуться с позором и унижением, которые поджидали меня в той дерьмовой камере. Последнее заключение продлилось две недели, без перерыва за хорошее поведение, без ответа на мои требования или хитроумные уловки. В следующий раз недель будет три?

Или он устанет от моего постоянного неповиновения и закроет меня там навсегда?

Я не приблизилась к двери. Я выдержала его взгляд и произнесла:

― Я сделаю все, что ты захочешь.

Сквозь джинсы, которые были на нем, я видела признак его возбуждения. Он был настолько красив без рубашки, что я едва могла это выносить.

Тем не менее, он не сдвинулся с места. Я подошла к двери и закрыла ее, а затем запаниковала, потому что собственноручно заперла себя в садистской камере пыток со своим похитителем. Со своим похитителем, которому я доверяла, и который еще ни разу не причинил мне вреда, во всяком случае, физически.

Выбор сделан. Я повернулась и двинулась к нему все еще голая. Он не заставил меня одеться, и я была этому рада. Лучше я буду голой, чем буду носить одежду, которая ассоциируется у меня с наказанием.

Я наблюдала за ним, ожидая его следующего шага. Он изучал меня в течение нескольких минут, будто его мозг создавал каталог всех моих действий и реакций на каком-то жестком диске.

Он протянул мне руку, и я шагнула вперед, ухватившись за нее, в попытке перестать дрожать. Мужчина улыбнулся той бездушной улыбкой, от которой мне одновременно было и тепло, и казалось, будто я умираю. По моему телу распространился румянец от хищного блеска в его глазах.

…он усадил ее на кровать и заставил опуститься на колени спиной к себе. Мягкий теплый бархат, ласкал ее кожу. Девушка услышала его отдаляющиеся шаги по бетонному полу и закрыла глаза, не желая видеть, за чем он пошел. Она не знала, что окажется хуже: инструменты для пыток или удовольствия.

Когда он вернулся, то нежно коснулся рукой ее подбородка, поворачивая лицом к себе, от чего девушка открыла глаза. Она заметила что-то мягкое и почти человеческое в его взгляде и решила за это ухватиться. Мужчина наклонил ее голову, чтобы она смогла увидеть, что в его руке свободно лежит плеть.

Ее взгляд снова переместился к его лицу, и все страхи о холодной камере вернулись назад. В его глазах сквозил вопрос. Он ударил бы ее, только если бы она согласилась. Пытка «по доброй воле» разозлила девушку, но ее гнев почти полностью затмило ощущение его руки на лице.

В другой комнате он был нежен. Он представлял собой нечто невероятно ужасное, доброе и обнадеживающее. Она все еще пыталась игнорировать те нежные чувства, которые испытывала от его прикосновений, и того, как он с беспокойством смотрел на нее, пока натягивал на себя джинсы.

Ее взгляд снова переместился к плетке, и девушка кивнула. После чего мужчина встал у нее за спиной. Она напряглась, услышав, как тишину комнаты рассек полет плети. Звук был оглушительным. А потом наступила резкая, жгучая боль. У нее перехватило дыхание, и глаза застелили слезы.

― Пожалуйста...

Он остановился.

― Нет, не останавливайся.

Ей бы и хотелось забрать свои слова обратно, но все дальнейшие мольбы застряли у нее в горле, когда она расслабилась и позволила плетке снова опуститься на свою плоть.

Как могла она позволить ему сделать из себя кого-то настолько мерзкого? Кого-то, кто жаждал любых ощущений, даже если это была боль. Прошло всего несколько мгновений, а она уже дала ему возможность нанести серию ударов. Когда она достигла порога полной капитуляции, а боль превратилась во что-то терпимое и почти... приятное?

Тело предало девушку, принимая эти новые ощущения и отреагировав на них возбуждением.

А затем мужчина остановился, и у нее появилось время перевести дыхание, прежде чем он вернулся с хлыстом. Она думала, что все закончено, но он только разогревал ее для большего. Девушка прочитала достаточно, чтобы понимать, что ничего приятного в этом не будет.

Кнут хлестанул в нескольких футах от нее, и она подпрыгнула, обнаружив, что больше не может стоять на коленях. Мужчина позволил девушке лечь на живот и провел рукой по спине и округлостям ее попки. А потом коса из кожи опустилась на ее плоть, оставив после себя настолько жалящую боль, что на глазах выступили слезы.

Когда мужчина ударил ее еще раз, она закричала, но больше не решилась о чем-то просить. Она позволила ему делать с собой все, что он хотел, лишь бы не возвращаться в пустую камеру.

Мужчина продолжил, и девушка обнаружила, что ее затапливает эндорфинами, унося все дальше и дальше по волнам удовольствия. По щекам пленницы покатились слезы, но это было не от боли.

Это стало освобождением, отпущением грехов. Окончательная капитуляция перед своим врагом. Полное принятие того мира, который он создал, и что теперь она его творение, а уже не та личность, которой была.

В конце концов, девушка ощутила на спине что-то теплое и густое. Он заставил ее истекать кровью. А потом на своих открытых ранах она ощутила его язык. Мужчина отстранился, и девушка забеспокоилась, что он еще не закончил. Она подумала о том, что он решил провести ее через все круги ада, дабы красотка доказала ему свою преданность.