Три высших руководителя СССР отобедали в столовой. Сталин не очень любил принимать пищу (чай в счет не шел) у себя в кабинете. А вот после обеда разговор пошел серьезный.

- Что скажешь, Лаврентий?

Берия обычно был осторожен в оценках. Но на этот раз чуйка подсказывала, что Хозяин ждет полного мнения.

- В целом я рассматриваю работу товарища Александрова положительно. Условия для проживания летного состава выглядят превосходными. Что у меня вызывает обеспокоенность: состояние его здоровья. Я бы порекомендовал ему не перенапрягаться, с его-то сердцем. У нашего ведомства на этого человека обширные планы.

- А что с сердцем? - поинтересовался Молотов.

- Инфаркт уже был. Пока один.

- А ты, Вяче?

- Коба, я этому человеку не доверяю.

Слово было сказано. Сталин не стал выказывать неудовольствия, но бесстрастно осведомился:

- У тебя основания есть?

- Он говорит чуть-чуть не по-нашему. Он понятия не имеет об экономии. Он создает в домах для лейтенантов такие условия, которые высшему командному составу впору. И еще он спорит, когда мог бы и промолчать. То есть он не наш.

- Лаврентий, что на это скажешь?

Берия прокашлялся. Ему показалось, что он понял игру вождя.

- Что до манеры говорить, то это понятно: он сколько-то жил за границей. Насчет экономии: тут вы не правы, Вячеслав Михайлович. Он уже принес государству более трехсот тонн золота...

Сталин бросил на своего наркома внутренних дел очень короткий взгляд.

- ...по указаниям товарища Александрова нашли крупнейшее месторождение золота. Точную оценку геологи обещали дать позднее, но триста тонн - это реально уже на сегодняшний день. Что до условий проживания: он пообещал этим лейтенантам тяжелейшую учебу, на которую потребуется максимальное напряжение сил. Не сомневаюсь, что слово он сдержит. Не случайно у летчиков щедрая норма по питанию.

- Разве он будет обучать? - удивленно прервал Молотов. - Я полагал, что это дело командира полка.

- Верно, но учебный план составил он. И еще: этот же человек помог конструктору Поликарпову в создании новой модели истребителя. Сейчас она доводится до ума.

- Да к-к-то он такой???

От волнения Молотов начал слегка заикаться.

- Инженер-контрабандист.

Сталин выговорил это определение с явным удовольствием. Оно ему понравилось.

Когда соратники удалились, Сталин снял трубку телефона и отдал распоряжение Поскребышеву.

Новый командир двадцать второго истребительного был малоречив, таинственен и грозен. Он предъявил приказ, исходя из которого действующему командиру майору Глазыкину предписывалось сдать полномочия (он становился замом), после чего предупредил, что полк перебазируется на место переучивания на новые самолеты, что сейчас полетит первая очередь в составе двадцати человек, и что режим занятий адский.

Речь закончилась следующими словами:

- Я что, вам еще предстоит познакомиться с коринженером Александровым. Вот он будет спрашивать - уж будьте уверены! Этот насчет ошибок в пилотировании крут. Да и тактические занятия он же будет вести. Будьте уверены: спросит и еще как спросит!

После недолгого совещания с командным составом было принято решение: женщин и детей отправить поездом. В наибольшей степени на этом настаивали сами жены, даже те, у которых детей пока не было:

- Товарищ комбриг, кому, как не нам помочь в дороге с малышами! - вот каков был главный аргумент. И Рычагов признал его резонным.

Но осталось еще дело.

- Товарищи, жить будете вот в таких домиках...

В качестве иллюстраций были предъявлены фотографии, пошедшие по рукам. Женщины охали, ахали, дивились. Мужчины тоже сильно заинтересовались, хотя и молча.

- ...а потому постельное белье можете оставить здесь, также посуду всякую, вилки-ложки-сковородки. Вот это - инструкции по пользованию всем богатством. Оборудование заграничное, необычное, - рифма выскочила непроизвольно, - так что тем, которым первыми предстоит прибыть на место, вручу. Дорога долгая, товарищи, времени будет достаточно. И еще... вот краткое описание новой машины. А это руководство по тактике.

Разумеется, летчики тут же полезли в бумаги.

- НЕ СЕЙЧАС!!! - загремел новый комполка. И, чуть понизив голос, добавил: - Повторяю, у вас будет достаточно времени на ознакомление.

Как было заранее оговорено, Рычагов отправил телеграмму Александрову (через наркомат внутренних дел, понятно), в которой запрашивал последние сведения о готовности жилья. Ответ был лаконичен: 'Тридцать домов тчк Александров'.

Совершенно незнакомый человек позвонил в дверь квартиры пятнадцать, а когда Рославлев открыл, то вручил конверт со словами: 'Александр Николаевич велел передать'.

Внутри был театральный билет. 'Дни Турбиных', вот как. Инженер вспомнил, что вроде бы это был один из любимых спектаклей Сталина. Да, конечно, надо быть. Завтра? Очень хорошо.

Рославлев так и не смог догадаться, был ли Сталин на спектакле. Очень возможно, что присутствовал: в правительственной ложе было совершенно темно, никто не взялся бы углядеть присутствие там людей - без тепловизора, разумеется. Но помимо наслаждения пьесой и актерской игрой существовал некий замысел. По окончании спектакля именно его Рославлев и принялся реализовывать.

Зрители устроили овацию стоя. И вызывали артистов. И еще. И еще. А потом они стали расходиться, и тут инженер стал пробираться в служебные помещения.

Натурально, дорогу преградил облеченный властью и достоинством человек, находящийся при исполнении.

- Добрый вечер, - со всей вежливостью поздоровался совершенно незнакомый сильно пожилой гражданин. - Я заместитель начальника отдела Главного управления государственной безопасности Александров. Вот мое удостоверение.

В глазах стража спокойствия артистов появился тщательно скрываемый страх. Между тем незнакомец продолжал:

- Я бы хотел повидать Михаила Михайловича. У меня к нему совершенно внеслужебный интерес. Если быть точным, мне нужна консультация театрального свойства. Разговор займет вряд ли больше пяти минут.

Ни один из тех, кто работал в Художественном театре, не усомнился бы в личности Михаила Михайловича. Конечно, это мог быть лишь великий Яншин. Служитель колебался всего лишь секунду. Беспокоить артиста после спектакля было верхом неприличия... но не для такого посетителя.

Артист как раз разгримировался, но еще не был переодет.

Седой посетитель был безукоризненно вежлив:

- Добрый вечер, Михаил Михайлович, разрешите представиться: инженер Сергей Васильевич Александров, работаю в Главном управлении госбезопасности. А вас я знаю хотя бы по этому спектаклю. Комплименты говорить не буду, вы и так их слышите порядком, и еще наслушаетесь. Мне нужен ваш совет.

У Яншина был большой жизненный опыт, к тому же он был прекрасным актером. Уже этих двух факторов хватило бы для того, чтобы отменно разбираться в людях. Но данноый посетитель оказался не полностью понятен. То, что он инженер - ну, в это можно поверить. То, что работает в госбезопасности - вероятно, правда; вряд ли бы нашелся самозванец, осмелившийся приписать себе высокую должность в этой организации. То, что интерес посетителя не служебный... совершенно не очевидно, но тоже может быть. Но вот в чем он состоит - этого Михаил Михайлович угадать не мог. Совет от артиста? Непредставимо. Такой провал Яншин приписал собственной усталости после спектакля.

- Чем могу? - со всей возможной учтивостью поинтересовался он.

- Насколько мне известно, вы в дружеских отношениях с Михаилом Афанасьевичем и Еленой Сергеевной.

Яншин машинально отметил некоторую необычность речи: было сказано 'мне', а не 'нам'.

- ...и я хотел бы навестить их на квартире. Дайте совет: как это лучше сделать?

Михаил Михайлович, разумеется, вспомнил поговорку, касающуюся незваного гостя, но по неким соображениям решил не допустить это изречение до языка. Вместо этого он, подумав, высказался:

- Могу позвонить Михаилу Афанасьевичу и спросить. А потом перезвонить вам.

- Это было бы весьма любезно с вашей стороны, Михаил Михайлович, но имеются некие условия. Первое: через три дня я буду чрезвычайно занят. То есть эта встреча должна произойти быстро. Второе: мне звонить не надо, лучше я сам вам позвоню. Дайте, будьте добры, ваш телефон... вот и хорошо. Когда лучше позвонить?