тишина и прозрачность.

На синих верхушках недвижных деревьев

Покоится солнце.

И мне непонятно:

То ль сосны гудят,

иль гудит бесконечность?

Дорога и небо, дорога и небо.

Ах, если б всегда –

дорога и небо!

* * *

Ложится на речные скаты

И неподвижные леса

Предвосхищением заката

Серебряная полоса.

И наступает та минута,

Одна-единственная та,

Когда над суетой и смутой

Как бы подведена черта.

И меркнет быль, и меркнет небыль,

И ты свободен от страстей.

И бесконечность, тишь и небо

Пронизывают до костей.

И этот миг настолько странен,

Такой исполнен глубиной,

Что он один, наверно, равен

Твоей всей жизни остальной.

* * *

Нам столько выпало событий.

Такая суета сует,–

И мы устали от открытий

И от поспешности побед.

Но разве остановишь это?

Где тот предел? Предела нет.

Аккумулируется где-то

Тревожно-первозданный свет.

Нам суждены ещё событья,

Неразличимые во мгле.

Свершится главное открытье,

Что дремлет в письменном столе.

И будешь думать в час тот дальний,

В прозренье веруя своё,

Что наконец коснулся тайны...

А ты – в преддверии её.

Алхимики

Я славлю магов и алхимиков

С глазами и судьбою схимников.

Я вижу их движенья тихие

(Лоснятся рукава потёртые),

Они склоняются над тиглями,

Они колдуют над ретортами.

Огонь, как саламандра, мечется.

Спеши, спеши священнодействовать!

О, как хотелось человечество

Однажды вам облагодетельствовать!

Металл податливее воска.

Но не давалось откровение.

Искомый камень философский

Для вас был камнем преткновения.

Я вижу:

башмаками хлюпая,

На рынок вы отважно шествуете.

Вам вслед мальчишки улюлюкают,

И крики, крики:

«Сумасшедшие!»

И лестно, лестно было каждому

Покрасоваться перед ближними.

Благонамеренные граждане

Шипели злобно:

«Чернокнижники!»

Вы шли,

пугая безмятежностью

Ублюдков с головами бычьими,

Как торжество над повседневностью,

Как утвержденье необычного.

Другим –

почёт и уважение.

Для вас одно:

хула и крики.

Но знаю:

даже в заблуждениях

Вы были истинно великими.

Я славлю трудное начало!

Я славлю ваше бескорыстие!

Средневековыми ночами

Вам руки обжигала истина.

* * *

О мирозданье бьётся человек.

Он весь во власти поисков и странствий.

Он взор пытливый устремляет вверх

Где всё смешалось – время и пространство.

Он наблюдает капельку воды,

Дрожащую, колеблемую ветром,

И в ней ему отчётливо видны

Созвездия, пронизанные светом.

Растут миры из хаоса и мглы.

Но мне ничто не кажется безмерным.

И мысль моя, объемля все миры,

Меня тем самым делает бессмертным.

* * *

Чудес не бывает.

Чудес не бывает.

Только в детстве живут ожиданием чуда.

В новогоднюю ночь стерегут Дед Мороза

Только в детстве.

Почему ж ты живёшь в ожидании чуда?

День за днём ты живёшь в ожидании чуда?

Ты – юнец,

ты – старик,

ты – калека?

Ведь давно уже сказано,

Ведь наукой доказано:

Чудес не бывает.

Чудес не бывает.

И для вида вы все соглашаетесь с этим.

Только люди, как дети,

Не верят

и всё-таки верят,

Что однажды к ним кто-то в дверь постучится,

Зайдёт в комнатушку,

за стол усядется

И скажет негромко:

я - чудо.

Старятся люди в ожидании чуда.

Умирают люди в ожидании чуда.

Значит, люди неправы.

А может быть, правы?

* * *

Не трогают холодные стихи,

Не радуют разумные советы.

Они вас не избавят от тоски:

Они живым дыханьем не согреты.

От них тошней становится подчас.

Чужую боль не разведёшь руками.

Не поучайте ради Бога нас,

Не мучайте холодными стихами!

* * *

Без Пушкина глухо и немо

Российское синее небо.

Я счастлив, что в зябком тумане

Житейских и прочих тревог

Меня никогда не обманет

Гармония пушкинских строк.

Сквозь мглу и мерцающий иней

Я звёздную вижу межу.

Я, словно пароль, его имя

Во тьме и невзгодах твержу.

Нет повести печальнее на свете

Мы вместе с нею учились –

Кажется, в третьем классе.

Время украло у памяти

Лицо её, голос.

Поэтому

Прошу мне поверить на слово:

Она была совершенство.

Более –

воплощенье

Всех земных совершенств.

Помню,

когда нечаянно,

А может быть, специально

Смотрела она в мою сторону,

Я не мог усидеть на месте.

Я прыгал с парты на парту

Удивительно и виртуозно,

Щёлкал ребят по затылкам

Звонко, как будто орехи,

Выкидывал разные трюки –

И всё на её глазах.

Но она (о натура женщины!)

Делала вид скучающий,

Как будто бы знаки вниманья

Ни капельки ей не льстили.

Рассеянным стал я до ужаса.

Я, первый отличник в школе,

На уроке чистописания

Кляксы сажал в тетрадь.

Сомненьям и колебаниям

Больше не было места.

Я полюбил безусловно.

Недаром этой весною

Мне десять стукнуло лет.

О как я любил, товарищи!

Шекспир описать не в силах.

Что там Ромео с Джульеттой!

Должно быть, только Том Сойер

Так Бекки свою любил.

Ради неё готов был

На всё,

на любые подвиги:

Открывать неоткрытые земли,

Лететь на Марс и Венеру,

Решать за неё задачи.

(В арифметике, как и все девчонки,

Она была не сильна.)

Любовь порождает ненависть.

В классе у нас был мальчишка.

Рыжий такой, противный,

И его-то, как будто нарочно,

Посадили за парту с нею.

Этого было достаточно,

Чтоб стал он противнее вдвое.

Придравшись к какому-то поводу,

Я вызвал его на дуэль.

Когда стемнело,

у школы

Мы дрались отчаянно.

Насмерть.

Но равными были силы,

И битва вничью окончилась.

Я нос ему сильно расквасил,

А он ответным ударом

Фонарь мне поставил лиловый,

Который я с гордостью тайной

Носил сравнительно долго.

Потом наступила развязка.

Она уезжала с семьёю

В далёкий-далёкий город,

И мы расставались навечно.

Настало тяжёлое время.

Ничто меня не прельщало.

На сласти, любимые прежде,

Я нынче взирал с отвращеньем.

Лишь в играх искал забвенья

И преуспел в футболе:

Меня капитаном избрали

Нашей дворовой команды.

Но и это меня не утешило.

И дал я великую клятву,

Что до конца своей жизни

Я буду любить ту девчонку,

Имя которой сегодня

Я тщетно пытаюсь вспомнить.

Почтовый ящик

Почтовый ящик, что висит над дверью –

Большой философ.

Он приемлет мир

Спокойно и бесстрастно.

Словно Будда,

Он равнодушен и к добру и к злу.

И хорошо ему,

что он железный.

Что он не ждал,

да и не будет ждать.

* * *

Нету вестей от любимой.

Писем нет от любимой.

Но в сон мой стучится рябина,

В сон мой стучится рябина.

И я вспоминаю примету

(Надёжная есть примета):

Алые снятся кисти –

Будут хорошие вести.

Будут хорошие письма.

Я хочу верить в приметы.

* * *

Как медленно к тебе я возвращаюсь!

Я как больной, который постепенно

Вновь обретает воздух и свободу.

Я осторожно по земле ступаю.

Я каждого движения страшусь.

Мне даже мысль – и та невыносима:

Вдруг на минуту потерять тебя!

* * *

И тот, кто идёт без любви хоть минуту,

На похороны свои он идёт.

Уолт Уитмен.

А я не знал,

а я не ведал,

Я к этой мысли не привык,

Что мгле и холоду я предан,

Что только числюсь я в живых.

А надо мной каменьев груда,

Да отчужденья полоса.

Какое ж сотворили чудо

Твои мятежные глаза!

И вот ручьям и звёздам внемлю.

И голос мой гудит окрест

И полнит небеса и землю:

- Воскрес!

Воистину воскрес!

* * *

Единственный кротки поцелуй,

Полузамёрзший.

Как он только выжил?

Наверно, чудом выжил.

Но теперь –

я чувствую –

Его уже не обманешь.

Он наши стережёт прикосновенья.

Подтекста ищет в каждом нашем слове.

Когда ж глазами мы с тобой столкнёмся,

Он, как мальчишка, прыгает:

- Я здесь!

Отныне над собою мы не властны,

Отныне будет, как захочет он.

* * *

В тебе живёт большое мужество,

И не было такого дня,

Чтобы тебе не надо мучиться,

Со мной воюя за меня.

В час испытания характеров

Ты от меня отрешена,

И вновь зияет лунным кратером

Подкравшаяся тишина.

И вновь гляжу я недоверчиво,

Как неприступный судия.

Бессмертный дух противоречия

Вновь отлучает от тебя.

* * *

Любовь оправдывает всё,

Как цель оправдывает средства.

Но мне подсказывает сердце:

Не всё оправдано.

Не всё.

О этот лозунг знаменитый,

Сто крат повторенный,