Как богат Амур рыбой, моряки, конечно, знали. Но рыбачили, когда выдавалось свободное время, больше ради удовольствия. Для «промыслового» лова недоставало снастей. Да и не поощрялось увлечение такими занятиями при тогдашней обстановке на границе. А какой командир решился бы отпустить людей в тайгу за зверем, если в любой момент могли объявить повышенную боевую готовность?

Однако народный комиссар смотрел на вещи шире. Потребовав улучшить питание за счет местных ресурсов, он доказывал, что боевая служба не должна пострадать, если отнестись к делу продуманно, наладить большую взаимозаменяемость. Было приказано организовать команды охотников (коренные приамурцы, знатоки тайги, нашлись на каждом корабле), а также рыбаков, выделить ружья и боеприпасы, закупить сети.

Вскоре в рацион амурцев начали входить мясо изюбра, кабана, медведя, жареные глухари, тетерева. Из медвежатины научились делать и колбасу, кстати очень вкусную. Богатой бывала добыча у наших рыболовов, получивших тридцатисаженные невода. Добытой в конце лета кеты хватало на балык, которым обеспечивались на зиму также семьи комсостава и сверхсрочников.

Охотой и ловлей рыбы занималось строго ограниченное число людей, и, конечно, не все время. Организовать замену их на корабельных постах действительно оказалось возможным. Словом, дело себя оправдало. Мясо и рыба, добываемые своими силами, оставались для амурцев ощутимым подспорьем и потом, когда централизованное снабжение улучшилось.

Осенью 1931 года лежащую за Амуром Маньчжурию оккупировали японцы. Все намеченные меры по укреплению обороны дальневосточных рубежей стали еще более неотложными.

Стоявшие вдоль Амура войска ОКДВА, до того немногочисленные, получали подкрепления. Некоторые части размещались на первых порах в землянках, в утепленных палатках. Амурцы устанавливали контакт с новыми соседями, отрабатывались планы боевого взаимодействия.

Форсировались работы на кораблях, возвращаемых из консервации в строй. Ремонтировали их в основном силами самих моряков. Водолазы флотилии в зимних условиях поднимали с монитора, затопленного в гражданскую войну, броневые плиты, понадобившиеся для другого корабля. Над восстановлением одного из мониторов (его назвали «Дальневосточный комсомолец») шефствовала краевая организация ВЛКСМ. Вместе с моряками его ремонтировали хабаровские комсомольцы.

Введение в строй новых кораблей означало для многих амурцев повышение в должности. Вернувшись в марте 1932 года из отпуска, я узнал, что назначен старшим помощником командира флагманского монитора «Ленин».

Вооружение амурских мониторов было неодинаковым. На некоторых кораблях стояли 130- и даже 152-миллиметровые орудия. На «Ленине» они были 120-миллиметровыми, но зато этот монитор, как и еще два — «Сун Ят-сен» и «Красный Восток», имел (при водоизмещении меньше тысячи тонн) не четыре и не шесть, а восемь пушек главного калибра в четырех башнях. Надо ли объяснять, что значило оказаться на таком корабле при моем пристрастии к артиллерии!

Командовал флагманским монитором старый амурец Юрий Петрович Бирин. Как и Сюбаев, он служил в царском флоте артиллерийским унтер-офицером — на балтийском крейсере «Россия». И так же самозабвенно любил корабль, которым управлял виртуозно и лихо. С командой был так же близок и прост, мог просидеть в кубрике целый вечер, мог азартно «забить козла» с краснофлотцами, что не мешало ему строго спрашивать по службе.

Под стать командиру по флотскому и житейскому опыту, по приверженности ко всему корабельному был комиссар монитора Никита Алексеевич Шульков — один из балтийцев, начавших прибывать на флотилию после посещения ее Ворошиловым. Шульков был типичнейший комиссар тех лет — горячий и упорный, умевший смотреть в корень вещей и самыми простыми словами объяснять людям главное, зорко стоявший на страже интересов партии, революции.

Людей на мониторе вдвое больше, чем на канлодке. Экипаж на «Ленине» славился сплоченностью, рвением к службе, и я старался перенимать у командира и комиссара все, чем это поддерживалось.

Всех подтягивала нараставшая напряженность обстановки за нашими рубежами. И мы ощущали, как усиливается внимание всей страны к дальневосточникам. В тот год проходил обмен комсомольских билетов, и комсомольцам Амурской флотилии, в том числе и мне, их вручал генеральный секретарь ЦК ВЛКСМ А. В. Косарев. Сам он получал новый билет также на борту нашего монитора.

В том же тридцать втором году родился Комсомольск-на-Амуре, призванный стать и ставший крупным индустриальным и культурным центром края. В торжестве закладки города участвовала и флотилия. На рейде у бывшего села Пермского корабли подняли праздничные флаги расцвечивания. Сводный батальон моряков, командовать которым поручили мне, участвовал в параде вместе с отрядами молодых строителей. Парад принимали руководители края и командующий ОКДВА В. К. Блюхер. Подходя к трибуне, мы запели его любимую «По долинам и по взгорьям…».

Блюхер положил первый камень в основание закладывавшегося одновременно с городом завода. Вслед за краевыми и городскими руководителями клали по камню и командиры участвовавших в параде подразделений.

— Ваш двадцать четвертый, — сказал мне товарищ, отсчитывавший кирпичины, — Когда-нибудь будете вспоминать…

Снова побывать у строителей Комсомольска привелось месяца через три, когда Амур уже сковывало льдом. Стройка почему-то оказалась без запаса горючего для движков временных электростанций, — вероятно, не имели его раньше снабжающие базы. На монитор, уже вставший на зимнюю стоянку, поступил приказ: доставить в Комсомольск дизельное топливо. Наши бункера вмещали 200 тонн, и, очевидно, это могло выручить молодой город. А никакое другое судно туда не дошло бы.

Даже для монитора с его бронированным корпусом рейс был тяжелейшим. Пробиваться через сплошной лед, еще не окрепший, но уже толстый, пришлось на протяжении 250 километров. Еще труднее дался обратный путь — лед быстро креп, а в местах подвижки и сжатий успел образовать барьеры, по-местному «сморози». Шли до Хабаровска четыре дня. И сколько раз думали: вот тут и застрянем… Избежать этого помогло, наверное, лишь судоводительское мастерство нашего командира, знание им возможностей корабля. Корпус монитора выдержал небывалое испытание. Но когда осмотрели в базе то, что осталось от гребных винтов, подивился и сам Бирин — на чем дошли!

Дивизионом мониторов командовал в то время Владимир Иванович Толстик, Примерно ровесник Сюбаева и Бирина, он тоже служил в старом флоте, однако не матросом или унтером, а офицером, правда в очень небольшом чине. В гражданскую войну стал красным командиром, потом вступил в партию большевиков. Невысокий и худенький, наш комдив обладал огромной энергией и выделялся среди амурцев старшего поколения образованностью.

Командиры мониторов были тогда солидного возраста, с большим опытом, а старпомы — сплошь юнцы, годившиеся им чуть не в сыновья, но зато с образованием — все фрунзевцы. Конечно, мы очень многому учились у командиров. Однако комдив и сам занимался со старпомами. Иногда собирал нас, сверх всяких учебных планов, по вечерам. И учил главным образом тому, что должно было понадобиться, когда станем командирами кораблей.

Сколько задач, требовавших быстрых решений и действий, придумывал он для нас на играх и учениях! Однажды в Амурском лимане я получил в свое распоряжение несколько корабельных моторных катеров и должен был, считая их торпедными, ночью, при свежей погоде, используя по своему разумению нехоженые протоки, обойти с тыла и «атаковать» замаскированные мониторы. Практические уроки комдива я с благодарностью вспомнил потом на войне.

Немало заботился о нашем командирском становлении и новый начальник штаба флотилии Александр Петрович Куприянов, прибывший с Балтики. Он и сам был вовсе не старик, но выглядел немолодо — мрачноватый, как будто всегда чем-то недовольный. Призванный на флот в конце первой мировой войны, Куприянов участвовал в штурме Зимнего, воевал с колчаковцами, в двадцатые годы был уже комиссаром линкора, а после учебы в Военно-морской академии — помощником начальника штаба Балтфлота.