Отвлечься.

Ын Ха… Чем не помощь в этом немудром деле? Усмехается. Проводит языком по своим пересохшим губам и резко жмурится, прикрывая на секунду глаза. Больно. Щиплет. Одна сука решила отомстить за некачественное обслуживание. Прокусила до крови, дрянь. Отомстить. Им всем. За годы унижений и пресмыканий. Сделать больно, чтобы не вдохнуть, не выдохнуть.

Забыться.

То, что надо.

Его руки ложатся по обе стороны от девушки и заключают в ловушку, из которой выход… Есть?

— Ублюдок! — издалека, будто не ему и будто не она.

Не слышит. Утыкается носом в волосы, целуя в макушку. Будто нежно. Девушка замирает от его действий. Они стоят молча и не шевелятся. Время останавливается, замедляя мыслительный процесс. Всё путается в голове. А его пальцы уже ловким движением проникают почти под кожу, оставляя после себя красные следы и даже не желая обращать внимание на неумелое сопротивление со стороны Ын Ха.

Её волосы пахнут ванилью. Сладкой снаружи и горькой внутри. Он терпеть не может ваниль. Прижимает к стене и прижимается сам. Тело девушки дрожит. Она неловко цепляется за его руки, но не может остановить. Он сильнее. И знает это.

— Прекрати, — выдавливает из себя Ын Ха, чувствуя, как его рука несильно сжимает горло, заставляя хватать ртом воздух, такой необходимый сейчас как никогда до этого.

Но парень не слышит, вдыхая знакомый с детства запах ванили и погружаясь в своё же дерьмо настолько, что почти не выбраться. Слишком просто. Было бы слишком просто всё забыть. Поэтому помнит. Каждый жест. Каждое слово. Запах ванили. И ласковый голос, что аж противно до рвоты.

Ухмыляется, касаясь носом шеи девушки. Чувственно. Слишком чувственно. Она вздрагивает и возобновляет свои попытки избавиться от его цепких рук. Не может. И не сможет. Бьётся в его руках, как птица в клетке. Слабая. Беззащитная. Неспособность что-то сделать убивает девушку, царапая душу и оставляя жуткие порезы после себя. Знакомо.

Это ему так знакомо, что хочется поделиться.

Этим болезненным чувством. Чтобы и она знала, каково это. Его пухлые губы накрывают её губы, сминая и кусая их до металлического привкуса отчаянья. Вот оно, то чувство, которое не передать — прочувствовать. Парень сжимает рукой горло девушки чуть сильнее, заставляя ахнуть и открыть рот ему навстречу, позволяя его языку скользнуть внутрь и поделиться болью и горечью, чтобы страдать не в одиночку. Пусть она страдает вместе с ним. Он выбирает её. Рандомный способ. Ничего личного.

Парень отрывается от своих мыслей, фокусируясь на Ын Ха. Когда по её щекам начали течь слезы? Он не заметил.

Не хотел замечать.

Её глаза открыты. Напуганы. Что он делает? Это же неправильно. Он… Он сошел с ума. Он должен раскаиваться, но…

— Продолжим? — вырывается насмешливое с его губ, отрываясь от девушки и запуская свою ладонь в чужие волосы. Мягкие. Как он любит.

— Мразь! — выкрикивает ему под самое ухо Ын Ха, заставляя вздрогнуть. И себя, и его. Голос звучит несмело, но резко. Страх? Что это?

Что-то сломалось внутри него. Мразь. Это ему подходит. А если не подходит, то он постарается соответствовать. Раз уж дама просит… Мразь выходит на сцену, мечтая заполучить сердце единственного зрителя в свою коллекцию, как главный трофей. У жизни нет репетиций, поэтому начинаем сразу. Без прелюдий.

— Мразь? — как бы удивляясь её словам. — Запомни, — проводит ладонью по её щеке. — Меня зовут Чимин, — понижает голос до шёпота. — Пак Чимин.

========== Крах ==========

Комментарий к Крах

Спасибо, что читаете)

Я вернулась, чтобы подарить Вам новую главу и незабываемые впечатления.

Ваш Автор желает приятного чтения и ждёт Вашей критики!

Ын Ха просыпается в холодном поту. В свете Луны, пробивающейся через неплотно задвинутые шторы, её кожа блестит от чрезмерной влаги. Волосы прилипли к лицу и мешают. Девушка убирает их, дрожащей рукой заправляя назад, чтобы не мешали. Дыхание сбилось. На часах три ночи. Значит, она проспала целых двадцать минут. Вырвалась из этой задушливой реальности на целых двадцать минут. Легче не стало.

Ненавидит.

Как же она его ненавидит.

Внизу живота неприятно тянет, будто выворачивая наизнанку. Он. Во всём виноват он. Не человек. Нет, не человек.

Чудовище.

Он чудовище. Человек не может поступать так по отношению к другому человеку. Глаза увлажнились, грозясь вырваться наружу новой волной истерики, которая только-только смогла утихнуть, позволяя окунуться в царство Морфея, где спокойно и совсем не больно. И вот снова это чувство…

Смотреть ему в глаза. Ей придётся смотреть ему в глаза. Слышать его голос. Сдерживать себя, чтобы не плюнуть в лицо. Будет хуже. Она не хочет, чтобы он вновь обратил на неё своё внимание. Не хочет. Не сможет пережить, если он просто посмотрит на неё. Если будет дышать с ней одним воздухом. Ын Ха лучше задохнется.

Эта мразь не должна спокойно жить. Есть. Пить воду. Спать. Как младенец, будто ничего не произошло. Будто всё так, как должно быть. Будто мир уже у его ног.

***

Мир у его ног… Слишком пафосно, чтобы быть правдой. Он ухмыляется, замечая её ещё издалека. Не машет. Не приветствует. Сидит, будто вкопанный. Смотрит. Пожирает глазами, издеваясь ещё больше, делая ещё больнее своим присутствием. Душит самим фактом своего существования, заставляя закашляться и отвернуться.

Спрятаться.

Хочется спрятаться далеко-далеко. Чтобы он не нашёл. Чтобы его там не было. Чтобы не чувствовать его присутствия. Размеренного стука сердца. Тихого дыхания. Слишком тихого, чтобы слышать его через всю столовую. Но слышит. Оно оглушает, заставляя морщиться.

— Ын Ха? — перед её лицом помахали ладонью, отвлекая от того, что где-то глубоко, но болит.

Со Хён. Ын Ха поворачивается к подруге, насильно выдавливая из себя улыбку и делая заинтересованное лицо.

Не интересно.

Ведь он дышит. За одним из столиков в самом углу. Пятым справа. Круглым. С красивой кружевной скатертью. Слишком идеальной, чтобы подпускать к себе этого урода.

— Эй, — вновь окликает подруга, обиженно складывая руки на груди. — Ты меня слушаешь вообще?

Она права.

Не слушает.

Не слышит.

В ушах только его дыхание. Он ест, ловко закидывая кусочки мяса себе в рот и перебирая языком внутри. Зачем так громко? Сходит с ума. Слышит, как стучат его зубы, пережевывая.

— Прости, — Ын Ха виновато опускает взгляд. — О чём ты говорила?

Подруга театрально закатывает глаза и поднимается со своего места, не замечая взгляда Ын Ха. Девушка откидывает волосы назад и берёт с соседнего стула сумку, загадочно подмигивая.

— Сегодня же Белый день, — пояснила Со Хён. — Ты меня вообще не слушала, да? — недовольно поджала губы, видя, что подруга раскаивается. — У нас с Джином сегодня свидание, — мечтательно прикрывает глаза. — Не скучай, — уходит, поправляя спадающую с плеча сумочку.

Ын Ха молчит. Пусть не уходит. Пусть не оставляет одну. Слова застряли в горле комом невыплаканных слёз и невысказанных чувств. Дрожь по телу.

Он смотрит.

Запястья начинают ныть, напоминая о боли и ненависти, и девушка прячет их за рукавами длинной рубашки. Но они продолжают жечь, будто его руки сжимают их в попытке сломать. Сразу в нескольких местах. Ын Ха замерла. И даже не дышит, борясь с собой.

Он встаёт.

Девушка сглатывает собравшуюся слюну и закашливается от невозможности проглотить. Ком в горле. Стоит. Не двигается. Сжимает сильнее, заставляя почти задыхаться. Почти умереть.

Рядом.

Он останавливается рядом. Прямо перед ней. Не смеётся. Отчего это он взволнован? Показалось. Ухмыляется. Касается плеча девушки, слишком сильно надавливая на него. Больно. Синяки на теле начинают жечь, почти прожигая одежду и оставляя за собой рубцы, те, что не заживут.

Никогда.

— С праздником, — тихо шепчет, наклоняясь.

Бездушная тварь. Скотина.

Молчит. Ын Ха молчит. Ему это не нравится. Пусть отвечает. Пусть говорит с ним. Пусть спрашивает, за что. Пусть ненавидит его, называя самыми гадкими словами. Потому что он гребанный ублюдок и не скрывает это. Пусть она ругается. Пусть бьёт его. Пусть не молчит. Пусть никогда не узнает, почему именно она.

Никогда.

— Избавься от этого запаха, — продолжает медленно убивать. Слово за словом. — Ваниль тебе не подходит. От тебя должно пахнуть мной, поняла? — будто объяснял правила по корейскому, уточняя, понял ли ученик.