Изменить стиль страницы

— Это нормально? — спросила Лили, вздрогнув, когда мимо нее пролетела пробка.

— Что ты имеешь в виду? — отозвался Марк.

— Ну, всего сутки назад, мы практически взорвали дом и прикончили кучу людей. Теперь мы мило беседуем за шампанским и обжаренными гребешками? — заметила она.

Кингсли рассмеялся.

— Да. Ты к этому привыкаешь. Это обычная работа. Хотя, конечно, на этот раз всё оказалось несколько напряженнее. Не припомню, чтобы я когда-нибудь проворачивал нечто подобное в самую последнюю минуту, — проговорил он.

Марк покачал головой.

— Я тоже.

— Но мы не можем на этом зацикливаться. Что сделано, то сделано, всегда двигаться вперед! — продекламировал Кингсли.

— Так вот в чем заключается твоя жизнь? Просто... выживать, от одного заказа к другому? — резюмировала она.

— Дорогая, а разве не этим занимаются все остальные? Продавец из винного магазина встает рано утром, делает все возможное, чтобы пережить день, затем вечером возвращается домой, где, возможно, пропустит в честь этого праздничный коктейль, вот и все, а на следующий день всё по новой. Это нисколько не отличается от того, чем мы сейчас занимаемся, — объяснил он.

— Переживания по этому поводу сведут на нет весь смысл работы, — добавил Марк.

Она взглянула на него.

— Зачем заниматься тем, что ненавидишь? Это абсолютно добровольное дело. Никто не становится наемником или киллером только затем, чтобы оплатить счета. Ты должен делать это по собственной инициативе. Какой смысл, если я возвращаюсь домой и каждую ночь рыдаю? Я этим занимаюсь, потому что получаю от этого удовольствие, и мне нравится сумма оплаты. Так что да, убив кучу людей, я возвращаюсь домой, наслаждаюсь отменной едой и радуюсь, что я жив.

Такая логика все еще казалась ей неправильной, впрочем, как и вся эта ситуация, поэтому Лили подняла свой бокал шампанского, и все они выпили.

По дороге в Касабланку они очень долго говорили о том, что произошло. Складывали воедино планы Иванова и Станковского. Обсуждали всё, что происходило в том заброшенном здании. В общих чертах планировали дальнейшие шаги.

По негласному соглашению, за ужином никто об этом не говорил. Кингсли рассказывал о том, каково это — ходить в католическую школу для мальчиков в Англии. Лили поведала о своей самой первой перевозке, когда она перегоняла из Бронкса в Ньюарк фургон, полный краденных мехов. Марк зачитывал наизусть на французском целые отрывки из «Ворона» Эдгара Аллана По. До этого Лили никогда не слышала, чтобы он говорил по-французски; и это было очень горячо.

— Мне следовало больше есть, — вздохнула Лили.

Марк рассмеялся.

— Я почти уверен, что ты съела все креветки, что были в ресторане, — заметил он, жестом указав на стоящую перед ней гору тарелок.

— Да, но меня совсем развезло от этого шампанского, — усмехнулась она.

Теперь настала очередь Кингсли фыркнуть.

— О, правда? А, может, от тех четырех кружек пива, которыми ты решила «закусить»? — спросил он.

— Эй. У меня была напряженная неделя.

— Как скажешь, дорогая.

Они оплатили счет и вышли на улицу. Кингсли брёл немного впереди них, покуривая одну из своих сигарет. Он шел не спеша, но все время заглядывал в переулки, будто кого-то или что-то искал.

— Что он делает? — спросила, наконец, Лили.

— Просто смотри. Чтобы снять напряжение, ты выпила. Я бормотал стихи. Сейчас увидишь метод Лоу, — сказал ей Марк.

Они прошли еще пару кварталов, затем Кингсли остановился и внимательно посмотрел в переулок. Улыбнувшись и потушив сигарету, он крикнул что-то по-французски.

— Что он говорит? — прошептала Лили.

Марк нахмурился.

— Ничего любезного.

— Я только что всадила мужику нож в живот, думаю, я справлюсь с тем, что он говорит, — огрызнулась она.

— Он спрашивает, так ли хороша ее киска, как ее сиськи, — перевел Марк.

— Ого. Шикарный парень.

— Я тебя предупреждал. И на тот случай, если тебе интересно, она сказала «да», а также то, что она влажная и ждет не дождётся, когда он её…

— Иногда я не понимаю, почему вообще с тобой разговариваю.

— Ладно! — повернувшись к ним, произнёс Кингсли. — Я ухожу! Встретимся утром. Ты знаешь, как со мной связаться, если вдруг что-то пойдет не так?

— Да. Если стучится какое-нибудь дерьмо, и придётся срочно сматываться, встретимся в Дахле, — добавил Марк.

— Ах, Дахла. Начинает казаться, что она мой второй дом. Как это удручает. Удачи, — на прощанье сказал он и направился в переулок.

— Итак, дорогуша, могу я угостить тебя ещё каким-нибудь алкоголем? Или ты уже готова идти в кровать? — спросил Марк.

— Нет, больше никакого алкоголя, я и так уже достаточно окосела. В отель, пожалуйста, — ответила она.

Марк рассмеялся, и Лили в полном изумлении почувствовала, как он взял ее за руку и сплел их пальцы.

— Окосела. Мне нравится. Ладно, пойдем домой.

«Домой».

Всю дорогу он держал ее за руку, и от этого, а также от выпитого ею алкоголя, Лили ощутила, как ее бросило в жар. Ее щеки запылали, и, наверняка, стали красными, поэтому она даже обрадовалась, что на улице было темно. Ничто так не заставляет женщину почувствовать себя тринадцатилетней девочкой, как смущение от того, что ее держат за руку.

«Ты только что помогла прикончить миллион человек. Теперь ты будешь стыдливо краснеть от того, что тебя взяли за руку?!»

— Может, мне лучше отрезать волосы? — произнесла Лили первое, что пришло ей в голову, как только они вошли в свой номер.

— Чего?! — воскликнул Марк, повернувшись к ней лицом.

— Мои волосы, — повторила она и, споткнувшись, стянула с себя ботинки. — Ты меня за них хватал. Кингсли хватал. Иванов хватал. Огромными охапками. Это чертовски больно. Как по мне, так лучше снова получить ножом. Может, мне просто их отрезать?

Не прошло и секунды, как Марк оказался с ней лицом к лицу и впечатал ее в стену. Скользнув взглядом по ее голове, он поднял руку и потрогал пальцами кончики ее собранных в хвост волос.

— Если ты когда-нибудь обрежешь волосы, я сначала выстрелю, а потом уже буду разбираться, — сообщил он ей.

Она рассмеялась.

— Перестань. Тебе, пожалуй, было бы все равно, будь я даже лысой, — хмыкнула она, толкнув его в грудь.

Он не двинулся с места.

— Ты шутишь? Да твои волосы — это первое, из-за чего я обратил на тебя внимание. Это первое, что я ищу, когда теряю тебя из виду. Волосы не трогать, — заявил он.

— Хорошо. Если ты так категорически против, то хорошо, — ответила она.

Он не шевелился, просто продолжал пристально на нее смотреть. Лили тоже глядела на него, затаив дыхание. Она никогда не боялась Марка, вовсе нет. Она сама выследила его, когда они переспали в первый раз. Во второй раз, в доме, куда они вломились, она определенно ему не противилась. И даже то, что случилось сразу после угона Эксплорера, было явно по обоюдному согласию. Секс между ними был легким и естественным. Словно какая-то совместная игра, в которой она всегда чувствовала себя равной ему.

Но сейчас почему-то она занервничала. Испугалась и не могла объяснить почему. Не обязательно из-за него, скорее из-за того, что он олицетворял. Будущее, к которому, как ей казалось, она не была готова. Мужчину, которого она, без сомнения, хотела. Начало, которому она не видела конца.

Его рот обрушился на ее губы, и если бы она не знала его лучше, то подумала бы, что он тоже немного напуган. Он целовал ее так, словно боялся, что она исчезнет. Так, словно, если он на секунду оторвется от ее губ, ее у него отберут.

«Я никуда не денусь».

Она потянула его за футболку. Схватив ее за запястья, Марк прижал ее руки к стене у нее над головой. Она зашипела от боли; давала о себе знать рана на левой руке. Но Лили не обратила на это внимания, как, впрочем, и Марк. Он прижал свободную руку к ее горлу, а затем плавно опустил ее ей на грудь.

— Ты была бесподобна, ты ведь знаешь об этом, да? — спросил он, скользнув губами по ее щеке.

— Нет. Мне было страшно. Я думала, что совсем одна. Я думала, что умру, — задыхаясь, произнесла она и толкнулась к нему бедрами.

— Ты никогда не будешь одна, — прошептал он. — И я не позволю тебе умереть.

Наконец, он отпустил ее запястья, и их руки метнулись к ее шортам, одним рывком расстегнули их и стянули вниз. Освободившись от них, Лили отбросила шорты ногой, а Марк тем временем расстегнул ремень и скинул с себя джинсы. Затем он снова бросился к ней, припечатав ее к стене.