Изменить стиль страницы

23 — Священная гора

Где-то в Эдемском саду…

Авраам сидел на берегу реки и, погрузившись в транс, мерными движениями ударял прутом по воде.

Юный хранитель-стажер переминаясь с ноги на ногу не знал, стоит ли прерывать транс главенствующего наставника или все-таки стоит подождать. Трудный выбор, почувствовать на себе гнев наставника или же гнев Херувима возле ворот Эдема, ибо на Эдемском мосту ожидала сама Смерть.

После очередного удара прутом по глади реки, вода неожиданно взбурлила и долгие круги волн стали плескаться о берег.

Авраам вздохнул, отложил прутик и поднялся с травы.

— Можешь идти, дитя! — Авраам махнул рукой.

Начинающий хранитель с облегченным вздохом поспешил удалиться.

Авраам неторопливой походкой прошел через сады Эдема и вышел из ворот к мосту на котором горделиво возвышалась фигура в черном балахоне с костяной косой.

— Внимаю тебе, Танатос! — вместо приветствия обратился к фигуре главенствующий наставник. — Не оскверняй нашу обитель, прими одеяния подобающие святости этого места.

Темные одеяния фигуры окрасились белым, но это не удовлетворило Авраама.

Под выжидающим взглядом смерть рассыпала косу на мелкие косточки которые, ударившись о покрытие моста, превратились в песок. Белоснежное одеяние обмякло, и так же упало, из-под складок вышел маленький мальчик.

— Приветствую, Серафим[i]!

Авраам взял под руку мальчика и они вдвоем неторопливо пошли по мосту.

— Есть вести?

— Вы понимаете что создали, что собой представляет это оружие?

— Ты боишься какой-то девочки с обрезанными крыльями? — Авраам снисходительно ухмыльнулся.

— Эта, с Вашего позволения, девочка, перебила несколько сотен хранителей, и с легкостью расправилась с семью боевыми ангелами разом. Это орудие тьмы, а не света, и если оно к ним попадет… мне уже не придется менять цвета моего одеяния и не потребуется разрешения чтобы пройти в Эдем.

— Это война. И это наше оружие. Мы его создали, не без твоей, конечно помощи, за что я лично тебе благодарен.

— У нас был уговор.

— И мы готовы его рассмотреть сразу, как получим этот уникальный артефакт.

— Не думаю, что Вы сможете им пользоваться.

— Это уже наша проблема. Мы и так пожертвовали слишком многим для его создания. К слову, где наша девочка сейчас?

— Она направлялась к Священной горе.

— Тогда нам стоит поторопиться.

Авраам с маленьким мальчиком ускорили шаг.

Анна.

Анна напоминала скорпиона. Ее тело, словно обернутое в кольчугу отнюдь не испытывало неудобство, наоборот, придавало чувство защищенности и силы. Гарпун, свободная часть цепи которого исходила со спины девушки, возвышался над ее головой, словно ядовитое жало, готовое пронзить любого, кто встанет на пути.

Священна гора имен была необъятна взглядом ни вширь ни в высь. Вокруг нее можно было бесконечно долго идти или бежать, могли пройти месяцы и недели, или считанные дни и часы. Для каждого по разному, но итог один, в конце ты всегда приходишь к началу откуда начал свой путь. Из этого Анна еще давным-давно, при первом знакомстве с этим удивительным местом сделала вывод, что гора — это конус устремленный своей пикой высоко ввысь. Иногда она фантазировала на тему, что будет, если бежать по высеченной лестнице вверх, быть может когда-то упрешься в самую вершину мира, где будет зиять черная дыра разделяющая это пространство или же ты вернешься к месту откуда начал свой путь. Наставники говорили, что каждый видит гору с моменты своего рождения, а дальнейшее, идущее от основания — полотно для тех, кто рождается с того момента. При этом все оказалось гораздо прозаичнее. Анна взбиралась на гору до края, до которого каждому было позволено добраться. На верху появлялись имена тех, кто только что рождался и появлялся на свет, выше подняться было нельзя, все было застлано непроглядным туманом. Стоило только ступить на ступень в этот туман и к каменным ступеням словно придавливало, словно сам купол мира опускался на плечи. Выше было нельзя. Невозможно.

Имена были высечены на камне, в хаотичном порядке. Рядом с ними были обозначения, понятные только ангелам. У хранителей была специальная формула с возможностью рассчитать точную дату земной смерти любого Раба Божьего. Были и другие, более сведущие, кто мог рассчитать жизнь и до часа, а целые комиссии, собиравшиеся ради тех, кто принимает важнейшее участие в развитии земной жизни, рассчитывали время до минуты. Секунды не считались, это отводилось на издержки для жнецов и Смерти. Обозначения рядом с истинным именем означали характер и тип смерти. Иной конкретики не имелось.

Когда человек умирал, его имя выцветало и потом стиралось, и в том месте гора оставалось простой гладкой скалой. Она не могла это объяснить, но по именам сразу было видно, жив человек или нет. Начертанные имена, словно резьба по дереву, которая могла быть свежей или заветренной. Имена живых на скале было словно только что вырезанные на стволе дерева письмена.

Анна коснулась перстня и свиток материализовался у нее в руке. Коснувшись камнем печати на свитке, знакомые змейки молнии от краев пергамента быстро пронеслись к гагату и коснувшись холода камня растаяли. Анна развернула свиток и вглядывалась в имена, попутно взбираясь по каменистым ступеням вверх.

Она примерно представляла, где стоит искать все эти женские имена.

Взбираясь по лабиринту ступенек, что испещряли гору она наконец нашла первое имя. Рядом с ним, почти рядом второе. Десятки имен. Все были рядом. Анна видела символы рядом с именами. Всем именам что она уже нашла еще был отпущен срок. Но их имена выцвели, и готовы были стереться с горы, пока последняя человеческая память не забудет о них.

Подступивший к горлу ком и сдавившие тисками грудь мысли не давали ей сделать вдох. Она чувствовала себя убийцей… Хоть у нее и был свиток, эти имена, эти жизни должны были продолжаться. Анна сорвалась с места и побежала к одному заветному месту.

Символы могли меняться, но то, что неизменно, оставалось незыблимым и ничто не могло переписать Священную гору, любой клинок мог сломаться об эту скалу. Ничто не могло переписать или исказить имя.

Спотыкаясь и падая, Анна добежала до нужного места. Руками, точно слепая она водила по гладкой и обжигающей холодом скале, пока не нашла его. Имя Артема. Выцветшее, но еще играющее в отбликах солнца.

Всхлип. Анна больше могла сдерживаться и зарыдала облокотившись лбом о скалу и медленно опускаясь на колени, не отрывая руки от выщербленного имени. Каждой подушечкой пальцев она хотела запомнить, оставить след на своих руках.

Артем должен был жить…

Анна не могла унять свое горе. Правда была страшнее. Она хотела обманываться и была бы рада этому, но правда беспощадна. Она сама убила своего подопечного вопреки незыблемой воле Священной горы или чего-то свыше.

На миг в ее голову ей закралась мысль, а стало бы ей легче, если бы она действительно лицезрела, что смерть Артема должна была произойти.

Цель достигнута. Путь пройден. Что остается ей теперь? Неужели это все?

Гарпун ласково и успокаивающе опустился на плечо Анне, которая наконец оторвала руку от скалы и погладила золотой наконечник.

Уняв слезы и вытерев их тыльными сторонами ладони она стала спускаться вниз. У основания горы она заметила две фигуры.

Смерть в обличии мальчика Юры и ее наставник Авраам внимательно следили за ней не отрывая взора.

— Почему? — сходу и в лоб спросила Анна, как только ступила на землю.

— Я не обязан ничего тебе объяснять, Падшая. Верни гарпун. Отдай его мне и покойся с миром. — Авраам в дружелюбной улыбке протянул свою старую ладонь испещренную ветвистыми линиями и узорами.

— Ты… — Анна хотела сказать «Дьявол», но облака окрасились красным и она подавилась этим словом, в священном месте нельзя упоминать имя врага Божьего всуе.

Авраам понял, как хотела назвать его Падшая, и улыбка стерлась с его лица, но при этом он ничем не выдавал своих эмоций.

— Ты виноват во всем. Ты оборвал мои крылья и растоптал меня. Ты заставил убить своего подопечного. Ты обратил меня в серую безвольную слугу смерти. Во всем виновен только ты! Ты сущий кошмар! Это ты должен быть изгнан с небес, и поверь, я оборву тебе крылья, лично!