— Прости, — прошептала она небу.

Блик света пронесся по ее лицу. Она увидела ее верный гарпун, который вибрировал от напряжения. Ее ломало и выворачивало. Тело изогнулось, приподнялось и снова вжалось в землю, но она уже не чувствовала физическую боль.

«Ненавижу!», «Да будь ты проклята!» — его слова… сказанные с такой злобой, с такой непоколебимостью…

Напряжение отпустило. Решение не имело мотивации, оно было внезапным и ярким, без смысла, только действие — Анна схватила гарпун и, скорчившись на земле, со всего размаха попыталась вонзить острие себе в живот. Но как и прежние клинки, острие лишь обиженно звякнуло о ее плоть.

— Ты думала, это была любовь? — раздался позади нее знакомый голос.

Анна вздрогнула. Обернувшись на звук, она увидела маленького мальчика Юру. Словно плод ее воображения, он сидел в белых шортах и белой рубашке с расстегнутым воротником на грязной жиже, но грязь не касалась и не впитывалась в одежду этого дитя.

— Я любила, — ответил она, и отвернувшись, подобрала колени под себя обхватив их руками. Одинокий луч солнца выглядывавший из-за туч по-прежнему безучастно светил на нее не смея подарить и крупицы тепла.

Юра встал и подошел к ней так, чтобы видеть ее лицо, и затем снова сел прямо на землю.

— Ты же знала цену этой любви. Не возлюби подопечного своего, помнишь? Кем ты стала? Падшая… без крыльев, без неба… без любви.

Анна попыталась пройти рукой сквозь тело мальчика, думая что это только мираж в ее голове, и касания будет достаточно, чтобы оно исчезло. Но ее ладонь уткнулась во вполне реальную коленку. Мираж усмехнулся. А мираж ли?

— Нет ни места, ни края, где можно примкнуться, ни крупицы тепла или внимания. Любовь опустошает и отбирает последнее. Любовь это потребность в страдании.

Он существовал. И не только для нее. В голове словно притягиваясь к воронке стало приходить осознание.

— Я познала любовь. Я была счастлива, пусть короткий миг, но он был настолько сказочным, что ни одна благодать с этим не сравнится.

— Не сравнится и цена. Но это не было любовью. Ты не познала этого чувства. Ты заставила его любить себя, пока у тебя был свет и тепло. А когда ты лишилась последнего, что связывало тебя с небом, иллюзия твоей любви растворилась как предрассветная дымка.

Из леса выходили и приближались тени. Жнецы сотнями шли по полю через колосья мокрой травы к ним.

— Я не буду сопротивляться… — одними губами произнесла она, не добавив ни нотки голоса.

— Мои слуги не будут нападать.

Анна слабо улыбнулась своей догадке и посмотрела в яркие глаза Юры.

— Спасибо.

Анна непонимающе приподнялась на локтях.

— За что?

— За ответ. Любовь к мертвым сильнее, чем любовь к живым.

— Смерть, — обратилась Анна к мальчику по имени, — твои слуги пойдут за его душой?

Юра отрицательно помотал головой.

— Это как в одной из сказок, смерть Артема на кончике твоего гарпуна.

— Как же он будет жить без Ангела?

— А как другие живут? До поры до времени. Артем теперь как организм без иммунитета, жить может, но до первой хвори.

— Тогда причем тут мой гарпун?

— Его душа заперта в его теле, а единственный ключ у тебя в руках. Физическая смерть ничего не даст. Его душа лишь погрузится в темницу или голодным одичалым призраком будет вечно метаться по свету в надежде обрести покой.

— Что будет со мной?

— Сгниешь. Тело покроется язвами, черви зародятся глубоко в твоем чреве и пожрут тебя изнутри. Невиданная ранее боль выдавит из тебя раскаяние и мольбы о том, чтобы мои слуги пришли за тобой, но они будут немы. Из огня явятся бесы, и заставят отречься от Отца, и Сына, и Святого Духа… и после этого они будут грызть твою сочащуюся гноем плоть, пока все то, что было создано Отцом твоим, не растворится в их лопающихся от чревоугодия желудках.

Анна закрыла глаза, как будто уже готовясь к страшному исходу.

— Развей меня по ветру если можешь… заставь меня исчезнуть… пожалуйста…

Юра отрицательно помотал головой.

— Это не в моей власти. Но я могу указать тебе иной путь…

Глаза Анны не выражали ни вопроса, ни желания услышать продолжения.

— Будь моей слугой. Стань жнецом, серой тенью, последним ликом, что видит каждый живой. Представителем Божественной длани. Люди обожествляют смерть. Они не знают наверняка есть ли Бог, и есть ли Дьявол. Их постоянно грызут сомнения, и под давлением жизненных обстоятельств их вера клонится то в сторону одного, то в сторону другого. Но каждый из них знает, что смерть, она есть. Смерть каждый день и она повсюду. Не смерть ли единственное божество для них? То, кого они никогда не видели, но чье существование является неоспоримым.

Немыслимо ли тысячелетиями быть той, против кого она так яростно сражалась…

— Ты падала с неба и разбилась о землю, за то, что любила. За то, что бросила вызов смерти. За то, что выполнила свой долг, и спасла подопечного своего, вопреки воле небесной. И он тебя потом проклял… И ты до сих пор думаешь, что он любил тебя? Ты никогда не чувствовала его любовь к себе. Сразу как ты лишилась последнего света и тепла, его отношение к тебе изменилось, просто исчезло.

— Не правда! — со злостью выкрикнула Анна.

— Если ты пойдешь со мной, я тебе докажу, — голос Юры стал твердым и холодным. — Я покажу тебе истинную любовь, и ты почувствуешь как твой Артем по настоящему может любить. и ты сама почувствуешь это. Я даю тебе шанс еще раз почувствовать! И поверь, ты не найдешь даже сходства между тем что было до этого… Еще один шанс ощутить его любовь… только уже настоящую…

Анна зажмурила глаза и зажала уши, но голос Юры звучал внутри ее головы.

— Будь моей слугой. И боль уйдет, останется лишь чувство долга и верности цели. Ты получишь смысл жить дальше.

Зачем он пришел? Зачем он сейчас издевается надо мной?! Почему ему так нравится смотреть как мне больно?!

— УХОДИ!!!

— Просто возьми гарпун и заверши начатое. Как только будешь готова, скажи своему клинку клятву — «да свершится то, для чего ты был рожден», и я выполню свое обещание.

Юра встал с земли и подняв руку медленно стал сжимать ладонь в кулак. Луч солнца по мере его движений становился все тоньше, пока совсем не погас скрывшись за серыми тучами.

— До встречи… считай это авансом.

Наклонившись, он поцеловал ее в лоб своими обжигающими холодом губами и исчез. Растворился, как и все жнецы вокруг.

Повисла вязка тишина, пока с тихим свистом, серебряная цепь не обвила ее левую ногу, переходя проворной змейкой на туловище и с него на правую руку до ладони, затем свесилась вниз, сверкая золотым гарпуном. Цепь не причиняла боли, она холодила тело и наполняла кожу не заметной энергией, от которой волоски вставали дыбом.

Чуть посерела, — отметила про себя Анна, глядя на кожу. Сила жнецов, вернее, какая-то ее часть, теперь была ей подвластна, и заполнила опустошенный сосуд, когда-то предназначенный для небесного света и тепла.