…Только старший из сыновей—
рыжеватый такой муравей —
захотел прогуляться немного,
сделал шаг… и застыл у порога!
А потом закричал: — Муравьи!
Поднимите усищи свои!
Здесь, пока мы гоняли чаи,
к нам с холма прибежали ручьи.
Поднимайтесь скорее! Беда!
Нас давно окружает вода!
Мотыльки и стрекозы в волненье
закричали — Потоп! Наводненье!
Не допили
и не доели
и в открытую дверь улетели.
…Наш знакомый, наш друг Муравей
не Илья, не Кузьма, не Корней —
мог бы снова придаться тоске,
раз он в банке плывёт по реке.
Только некогда было ему
тосковать.
Да зачем?
И к чему?
Разве время найдёшь тосковать,
если с солнышком надо вставать,
и бежать, и спешить, и сновать,
и карабкаться в небеса,
чтоб потуже крепить паруса,
если надо наверх всех свистать,
если к берегу надо пристать,
и исследовать чащи лесные,
и пополнить запасы съестные,
побеседовать с муравьями
и сказать им: — Отправимся с нами!
Не казалось ли вам на реке,
будто что-то блестит вдалеке?
Не казалось ли вам на реке,
будто кто-то свистит вдалеке?
Будто кто-то поёт вдалеке:
— Не могу предаваться тоске!
У меня есть большая семьй.
У меня есть родные, друзья.
Хорошо я на свете живу!
Вместе с ними я к морю плыву!
Я на берег совсем не хочу.
Я детей своих плавать учу.
Я совсем не Степан, не Андрей.
Просто я — муравей Муравей,
я обычный
морской
муравей.
