Без соседей своих и друзей,
без вестей,
без следа,
без письма,
как же был одинок Муравей—
я уж просто не знаю сама!
На своём муравьином веку
не успел он изведать тоску.
Просто некогда было ему
тосковать.
Да зачем?
И к чему?
Ведь из жёлтых иголок гора
просыпалась в четыре утра.
Он привык на рассвете вставать
и бежать, и спешить, и сновать,
и на верхний этаж подниматься,
и за дело своё приниматься,
и тесать, и строгать, и тащить,
и детей своих делу учить…
Вот и некогда было ему
тосковать.
Да зачем?
И к чему?
Вот заплакала младшая дочь.
Значит скоро опустится ночь.
Где-то надо семье ночевать.
Значит, надо построить кровать.
Надо крепкую крышу найти.
Как бы дождик не вздумал пойти.
По плечу он похлопал жену
и сказал ей: — Не надо… Ну-ну…
Не волнуйся. Мы будем в тепле.
Был ли случай такой на земле,
чтобы было невмочь муравью
обеспечить ночлегом семью!
Даже в сказках для муравьят
муравьи никогда не грустят.
И супруга ответила тихо:
— Да, но всё-таки я —
муравьиха…
И пустился на поиски он —
не Андрей, не Иван, не Антон,
не Илья, не Кузьма, не Корней,
а простой муравей Муравей.
Он обегал пенёчки и кочки,
корни, травы, стволы и листочки,
он под землю спускался не раз —
тьма такая — хоть выколи глаз!
Сыро… Жёстко…
Сквозняк… Темнотища…
Нет нигде никакого жилища.
Только вдруг он заметил в сторонке
банку круглую из-под тушёнки.
А на ней этикетка цветная.
Сбоку надпись: «ТУШЁНКА СВИНАЯ»
и животное — неизвестное,
но приятное, интересное.
И сказал Муравей: —Я не знаю,
что такое «ТУШЁНКА СВИНАЯ».
Только крыша у ней жестяная
и красивая дверца резная.
И пожалуй, такая «ТУШЁНКА» —
самый лучший приют для ребёнка.
Мне не важно, чей это портрет.
Лучше дома не будет и нет!
И скорее семейство своё
в эту банку привёл на житьё.
А наутро, совсем спозаранку,
засияла консервная банка!
Первый луч для веселья и танца
не нашёл себе лучшего глянца!
И сказал Муравей: — Не хочу
никуда я отсюда идти,
если в целом лесу не найти
места лучшего даже лучу!
Лучше нету жилища на свете!
Здесь вовек не заблудятся дети.
Ведь куда бы они ни ушли,
дом всегда им заблещет вдали!
Кто же мог прошептать Муравью,
чтоб спасал он родную семью,
что плотину воздвигли бобры
и ручьи повернули с горы
и, наверное, к ночи сюда
непременно нахлынет вода!
И что именно оттого
муравьи не дождались его!
Он не знал.
Он был счастлив и весел.
Он на дверь занавеску повесил.
Пусть она из простой паутинки,
но зато в ней сияют росинки.
Мхом пушистым устлал он кровать,
чтоб тепло было в ней зимовать.
Он принёс из ближайшего улья
восковые прекрасные стулья.
Светлячка к потолку примостил,
чтобы вечером ярко светил.
И от радости, и от веселья
он устроить решил новоселье.
В ближней лавочке за три пушинки
приобрёл он три чудных чаинки.
За три ягоды спелой морошки —
три душистые хлебные крошки.
И за каплю смолы от сосны —
три горошинки бузины.
И на банке блестящей своей написал он:
«К вниманию гостей!
Кто знаком мне и кто не знаком —
пусть сегодня приходит в мои дом.
Среди новых друзей и семьи
я гонять собираюсь чаи.
Извините за этот портрет.
Здесь такого животного нет.
Нам сказали, что это свинья.
Но теперь здесь семья Муравья.
Приходите к нам, милости просим,
приблизительно часиков в восемь».
И послышался в восемь часов
перед банкою гул голосов.
В дом влетели ещё незнакомые
очень славные насекомые.
И стрекозы и мотыльки
прочитали такие стихи:
«За свиную тушёнку твою,
где светло и уютно, как в тёплом краю,
мы поднимем сегодня бокалы,
чтоб она ещё ярче сияла!»
А все звери в лесу удивлялись:
— Ах, куда мотыльки подевались?
Но сорока над лесом кружила
и подробно им всё доложила:
— Мотыльки собрались на полянке
и пируют в серебряной банке.
Слышно с самой далёкой опушки,
как они распевают частушки.
Всем хватило и места, и чая,
и душистого каравая.