– Так вот, кто может это сделать?

Молчание.

– Щербо, если вам сейчас передадим конденсаторы от старого аппарата и все снятые с него части, которые сейчас хранятся здесь, можете ли вы восстановить старый аппарат?

– Могу! – побледнев, сказал Щербо, впиваясь глазами в Вары. – Но…

– Что, но?

– Но для этого мне нужны чертежи!

– Вы их получите. Вот чемодан с конденсаторами и всеми снятыми частями, – сказал Вары и вытащил из вспомогательной лаборатории небольшой, но тяжелый чемодан, – вот чертежи, – и он бросил на стол тяжелую папку, опечатанную многими печатями. – Вот ключи от лаборатории.

– Викунья!… Угрожающе сказал я. – Вы сошли с ума! Я…

– Вы будете делать то, что я скажу, – резко, не глядя на меня, сказал Вары.

– Но…

– И без всяких но! Теперь, кто еще может помочь Щербо?

– Ну, хорошо, – сказал я, – тогда я категорически настаиваю, чтобы туда был переброшен Крус.

– Хорошо, – подумав, сказал Вары. – С завтрашнего утра можно бросить туда и Круса. Но сегодня он нужен здесь.

– Кто еще может быть переброшен туда для помощи?

– Мюллер?

– Нет, товарищ Вары. Я без предписаний, прикасыфай – не прикасыфай никута.

– Емельядо?

– Как хотите, – сказал Емельядо, – а только мне кажется – я здесь нужнее.

– А кто из охраны поедет? – спросил я.

– Я позвоню в город, дорога безопасна, а к лаборатории к девяти вечера я распорядился дать охрану.

– Виракоча?

– Отчего ж, – с готовностью откликнулся тот, – там оно лучше. И не сомневайтесь, я понимаю – ни-ни, ни-ни.

Затем Вары опросил всех, но никто не выразил особого желания ехать.

– Так, отлично, – сказал Вары, – выезжать немедленно. Остающиеся – по местам.

Через минуту Щербо с чемоданом и папкой был в машине, с шофером сел охранник с расстегнутой кобурой. Виракоча вместе с Щербо.

– Вары, – в последнюю минуту, когда машина уже готова была выехать, сказал я. – Викунья, ради бога, вы думаете о том, что делаете?

– Молчите, – отвечал он.

Когда машина выезжала, у ворот неожиданно появилась Долорес.

Щербо остановил машину и подошел к Долорес.

– Долорес, – начал он.

– Вы подлец, Щербо, – дрожащими губами произнесла, побледнев, Долорес.

– Долорес, поверьте, – начал опять Щербо, – вы не хотите понять меня, я никогда не был вашим врагом, наоборот, у вас никогда не было большего друга…

– И этот друг крадет у меня письма? Чтобы…

– Поверьте, я только хотел поговорить с вами. Вы должны меня выслушать, вы должны хоть в последний раз послушать, что я вам скажу, письма… письма… неужели вы думаете, что они что-то значат для меня. Я вернул бы их вам все равно. Они лежат, и я их не читал. Но вы должны меня выслушать, и тогда все будет по-другому. А Крусу я все равно ничего не отдам, пусть хоть на метр от земли подпрыгнет. Выслушайте меня, и я сию же минуту все верну вам, каков бы ни был результат нашего разговора.

– Я вас слушаю. Говорите, – сказала Долорес.

– Я не могу сейчас и здесь. Зайдите к себе домой на минуту, не бойтесь меня. Зайдите в ваши старые комнаты, они ждут вас…

Вдруг я ясно увидел, что она заколебалась.

– Ну, вот что, – неожиданно сказал Вары, молча присутствующий при этой сцене. – Время – деньги. Если хотите разговаривать – можете говорить по дороге. Сениора если захочет – может ехать с вами. Можете даже, если хотите, на пятнадцать-двадцать минут зайти на квартиру, она все равно по дороге к университету, для окончания разговора. Конечно, если у вас появится такое желание. Слышите, на пятнадцать-двадцать минут, но не больше. И за работу в лабораторию.

– Ну?

– Ну, хорошо. Я поеду, – вдруг решительно сказала Долорес и села в машину.

Машина тронулась, развила скорость и исчезла за поворотом. Меня всего трясло от возмущения.

– Вары, Вары, – сказал я, – вы или предатель… или вообще сошли с ума.

– А, собственно, почему? – усмехаясь, спросил он.

– Он еще спрашивает! В минуту величайшей опасности все ставите на карту и эту карту доверяете кому? Что за букет из подозрительных фигур вы создали в машине?

– Вот в том-то и дело, кому доверять? – сказал твердо Вары, и улыбка сбежала с его лица. – В минуту величайшей опасности я делаю то, что должен. Что? – спросите вы. Я хочу знать, кому мы все-таки можем доверить. Вы понимаете это или нет? Вы понимаете, что именно в минуту опасности я должен, я обязан знать, кто же у нас здесь колобродит.

– Но цена, которую вы заплатите за это?

– Э! Насчет цены не беспокойтесь, это мое дело.

– И вы думаете, что теперь узнаете? А не поздно ли вы узнаете?

– Надеюсь, нет! Это зависит от тебя, Антонио. Ну, Антонио, теперь действуй, считай, как черт, и давай луч на квартиру Кэрэчо.

– А если что-нибудь случится по дороге!

Ничего не случится, их слишком много в машине, там, как ты говоришь, букет, такая компания, которая за дорогу, я уверен, не успеет спеться. Все, что произойдет там, мы должны знать до последней мелочи.

– Бегу считать, – и я побежал на мостик и опять пересчитал, настроил и вошел лучом в квартиру Кэрэчо. В это время я уже слышал, как Вары резко командовал в телефон, чтобы немедленно выслали людей оцепить эту квартиру. Лаборатория, по его словам, еще с вечера оцеплена. Боюсь, что это поздно. Но так как в квартире никого нет и им нужно дать час на дорогу, то пока что мы отправились к полковнику.

Полковник работал. Я опять очень точно влез в дымоход. Сейчас у него был кто-то новый. Батюшки мои! Да это Шредер! Шредер на вопросы полковника отвечал с каким-то неопределенным выражением, иногда он разводил руками. Потом, желая что-то объяснить, он берег лист бумаги и начинает чертить. Полковник сначала хватает его за руку, но потом, оглянувшись на шторы и двери, начинает внимательно смотреть на его чертежи, изображающие упрощенную схему лучевого аппарата, не видящего, а только дающего луч смертоносного, вместо конденсатора он ставит вопросительный знак.

Так, хорошо. Значит, они все-таки ничего существенного у нас не сперли и ничего не придумали сами.

Посмотрим аэродром. Все то же. Нет, кажется, хуже. У некоторых самолетов на подвесках появились бомбы. Когда это они успели? Но это хуже.

Подошел Мюллер, говорит, что недавно звонил Крус и спрашивал, что нового. "Я ему сказал, чтобы он сюда не ехал, а шел в университетскую лабораторию, что туда поехал Щербо с Виракочей и Долорес и что они скоро там будут, так как только заедут на квартиру Кэрэчо поговорить и после этого сразу в лабораторию. А этот бешеный как заревет "Она со Щербо!" и бросил трубку".

– Значит, Байрон едет спасать Долорес, – заохал Вары. – Ну и заваруха! Да за каким чертом дернуло тебя, дурака, ввязать в это дело Круса! Ну, ничего не сделаешь. Давайте квартиру.

Щербо был уже там, он нервно расхаживал по комнате, обращаясь к Долорес, которая, отвернувшись к окну, слушала его, изредка подавая какие-то, видимо, не совсем приятные Щербо реплики. Тут же у стола стоял чемодан с конденсаторами и сверху запечатанная папка.

Потом они пошли по квартире, Щербо отпер двери и показал ей, видимо, ее нетронутые комнаты. Потом они вернулись в большую комнату, и опять Щербо ходил по комнате, а Долорес сидела, опустив голову. Потом он долго стоял молча против нее, ожидая ответа, а она, сказав что-то, поднялась и посмотрела на него прямо. Щербо постоял, потом быстро отпер ключом ящик стола, достал какую-то пачку и протянул ей. Это, видимо, были эти самые злополучные письма. А сам встал и, отвернувшись, подошел к окну. Долорес вышла. Остался Щербо. Затем Щербо резко обернулся и бросился из комнаты.

Может быть, звонок? Может быть Долорес вернулась? Но через минуту он вернулся в комнату и с кем же? С Байроном!

– Ну, черт возьми! Не вовремя. Теперь явно и смотреть нечего,разочарованно протянул Вары. – Теперь просто будут драться – петухи. И пока там Байрон – ничего не случится ни с чертежами, ни с конденсаторами. Впрочем, и дом, вероятно, скоро оцепят. Ну, давайте полковника.