Это была дикая боль вкупе с облегчением. Адская смесь противоречивых эмоций, испытать которые хотел далеко не каждый.

- Филя, Филя, - испуганно заговорил Олег, гладя измученного любовника по растрепанным волосам. - П-п-прости, п-п-прости меня, это я во всем виноват.

Филипп не отвечал, лишь запястьем утер непрошеные слезы. Их было немного, Филипп не хотел демонстрировать свою слабость.

Глядя на это симпатичное самоотверженное лицо, Олег возбудился еще больше. Он снял зажимы с сосков, оставляя на бархатной коже покрасневшие следы в виде точек, развязал алую ленту, освобождая ослабевающий член, и приник к приоткрывающимся в немом крике влажным губам Филиппа.

Филипп на поцелуй не ответил: он с трудом сдерживал рыдание, готовое вот-вот вырваться из груди.

Олег отстранился и, обхватив одной рукой затылок Филиппа, вынудил любовника сесть. Россыпь незабудок ярким созвездием осталась в волнистых волосах, оттеняя огромные покрасневшие глаза. Олег понял, что хочет взять этого мужчину прямо сейчас, хочет до умопомрачения. Олегу осталось уповать на то, что Филипп не произнесет «стоп-слова», что пройдет весь этот путь, доставив ему, Олегу, порцию непревзойденного удовольствия.

Филипп твердо решил про себя терпеть все. Ему нужен был сейф, он поставил цель перед собою, пусть дорога к ней была жестокой и тернистой. Он стиснул зубы, пытаясь хоть как-то заглушить саднящее чувство в уретре, а потом, собравшись с духом, произнес:

- Я готов.

В этот момент Олег расчувствовался. Он даже и думать не мог, что может быть настолько сентиментальным. Но животная страсть напала на него с новой силой, и Олег набросил на шею Филиппу ту самую алую ленту.

Это смотрелось просто бесподобно: нарядная лента на бледной мраморной коже.

- Подарок. Ты мой самый лучший подарок. - Олег просто налюбоваться не мог на предмет своего вожделения.

Филипп содрогнулся от одной только мысли о том, что еще собирался с ним сделать хозяин.

- Давай на колени, - чужим, не своим голосом скомандовал Олег: от предвкушения близости у него все пересохло во рту.

Филипп подчинился: не было больше слез и бесполезных просьб тоже не было. Олег смахнул с костлявой спины прилипшие лепестки и привычным жестом потянулся к тумбочке за столь необходимым кремом.

Филипп весь напрягся. Он клялся сам себе, что даже не моргнет от последующих прикосновений - ошибся. Крем был прохладным, а пальцы Олега - быстрыми и проворными.

Пока Олег массировал его анус, вызывая у самого себя просто захватывающую дух эрекцию, Филипп так и трепетал под его руками, а в это время скомканные незабудки на ложе орошались каплями крови, падающими с травмированного члена. Капель было немного, и Олег ничего не заметил, а Филиппу тоже было не до того: он зажмурился так крепко, что перед глазами замелькали яркие вспышки.

Олег намотал на кулак хвосты шелковой ленты и с силой потянул на себя, заставляя Филиппа резко распахнуть глаза и ухватить губами спасительную порцию воздуха.

Филипп сдавленно вскрикнул. В этот момент Олег резко в него вошел - терпеть дольше не было смысла. Филипп понял сполна, что такое на самом деле «собачье счастье». Собачье счастье - это истинная эйфория от того, что добрый и ласковый хозяин находится рядом. А еще это абсолютное осознание того, что хозяин не даст тебе умереть.

В этот самый момент, когда кислород перестал поступать к лихорадочно работавшему мозгу, а тело вместо того, чтобы сосредоточиться на новой порции боли, ловило секунды ранее недоступного блаженства, Филипп понял, что всецело доверяет Олегу.

И тот оправдал наивное доверие. Олег ощущал, когда нужно было ослабить хватку, а когда снова зажать несчастное горло. Он погружался в Филиппа порывисто, дико - именно так, как хотел, как требовало его взбудораженное сознание. Лишь неразборчивый хрип иногда срывался с Филипповых губ: Олег не позволял ему подать голос. В эти мгновения Филипп был его питомцем, а питомцы обычно не имеют такой привилегии.

Последний толчок был самым сильным - Олег даже сам звучно застонал, сладко кончая в узкие недра. Его экстаз затянулся, и рука, следуя тому же порыву, слишком сильно затянула ленту.

Олег успел полностью излиться, когда ослабевшее тело Филиппа упало без чувств на изломанные, растерзанные цветы.

- Филя! Филя! Ты что? - Олег испугался. Он быстро ослабил удавку, поспешно перевернул любовника на спину и начал неистово трясти его за плечи.

Филипп с трудом разомкнул тяжелые веки.

- Скажи, я выиграл? - только и спросил он.

- Да, да, - с облегчением выдохнул Олег, аккуратно опуская Филиппа обратно на постель. - Ты п-п-прости меня за все. П-п-прости, п-п-пожалуйста.

- Хорошо. - Филипп сдернул с шеи постылую ленту. - Где мои очки?

- Вот, возьми. - Олег торопливо протянул ему ненавистный, но абсолютно необходимый предмет.

Когда перед глазами прояснилось и контуры обрели четкость, Филипп спустился с постели, стряхнул с себя остатки незабудок и начал очень быстро одеваться. Ему хотелось как можно скорее покинуть эту обитель. Натянув на себя вещи и всунув ноги в ботинки, он вытер металлический наконечник о простыню, а потом положил отвертку в карман байки.

- Шланг и канистры с топливом в гараже, - подсказал Олег, тоже торопливо одеваясь. - Если нужны еще какие-нибудь инструменты...

- Нет, - нервно прервал его Филипп. При слове «инструменты» по телу пробежал неприятный холодок.

Филиппу очень хотелось побыть одному: он устал, чувство жжения в уретре не проходило, ожидалась тяжелая ночь, а еще для виду нужно было поковыряться в «Ниве».

Ливень начался резко: еще секунду назад царила тишина - и вдруг сразу небесные потоки крупными каплями забарабанили по стеклам.

- Останься, - предложил Олег. Он неловко передернул плечами, словно тот самый дождь попал за шиворот его белой рубашки.

- Нет, я пойду к себе, - возразил Филипп. Оставаться не входило в его планы: нужно было отдохнуть, а потом заняться кропотливыми делами. - Наверно, похолодало.

- Да, наверно. - Олег утвердительно кивнул.

- Ты, это, можно тебя попросить принести Родиону что-нибудь теплое? У него два тонких одеяла - они вряд ли спасут от сильного ветра, - от одной только мысли о том, что Родион один, с раненой рукой, ютится в клетке, Филиппу становилось не по себе. Дождь был косым, и вода вполне могла заливать пол вольера.

- Я все сделаю, - согласился Олег, раздосадованно потирая шею. Он очень хотел, чтобы Филипп передумал и остался.

- У-ху! - Филипп слабо улыбнулся, забыв махнуть крыльями-руками. Ему было не до того - боль отвлекала, заставляя сосредоточиться только на себе.

- Я вечером п-п-принесу тебе телефон, он как раз успеет зарядиться.

- Да, - бросил Филипп на прощание. Стекла его очков блеснули, и он скрылся в дверном проеме.

Подошвы ботинок застучали по деревянным ступеням. Дверь на улицу распахнулась, и Филипп полной грудью вдохнул свежий сырой воздух, натянул капюшон и смело вышел в ненастье.

Одежда сразу намокла и потяжелела. Земля превратилась в грязь и звучно чвякала под ногами. Прямо возле палатки Филипп неловко поскользнулся, едва не угодив в широкую лужу, неумолимо росшую с каждой минутой.

Прежде чем сделать шаг в спасительное тепло, Филипп подставил лицо ливню - небесная вода мигом утерла навернувшиеся на глаза слезы. Филипп хотел в туалет, но панический страх не позволял этого сделать. Он все же собрался с духом и, расстегнув ширинку, попробовал совершить то, чего так требовал организм, неважно, что прямо на пороге: все равно в палатке никого не было.

Страшнее боли Филипп не испытывал еще никогда. Уретра горела так, будто ее раздраконили колючей проволокой. Филипп не смог удержаться от вскрика:

- А! Да как же...

Он скрылся под брезентом и с ожесточением начал сдирать с себя промокшую одежду. Спортивный костюм прикрыл продрогшее тело, и Филипп обессиленно рухнул на кровать, подтянув колени к груди и тесно обхватив их руками. Ему было очень-очень больно, а стало еще и очень-очень страшно. Теперь он боялся пить воду, чтобы отсрочить неизбежные и абсолютно нестерпимые страдания. Как назло, пить хотелось чертовски, но Филипп продолжал лежать на постели и чрезвычайно жалеть себя самого. Это было очень редкое явление: обычно себя Филиппу было жаль в последнюю очередь. По-видимому, попросту эта очередь как раз наступила.