Выждав ещё какое-то время, Марибор поднёс к устам рог, вобрав в грудь воздух, дунул в него, издавая протяжный гул, что мгновенно разнёсся по округе, поднялся в ночное небо, вспугивая сов и стаи летучих мышей. А потом всё стихло.

Глава 9. Тяжёлая ночь

Ведогора шла впереди, следом поникшая Радмила. Зарислава шагнула в сторону своего пристанища – ни к чему ей слышать семейные ссоры, но Радмила успела поймать её за запястье, с собой утянула, выказывая во взгляде мольбу. Травнице пришлось последовать. Ненастье так и бушевало в серых глазах княгини. Назревала буря, готовая крушить всё на своём пути. И Зарислава кожей чувствовала, как воздух рядом с Ведогорой сгущается, тяжелеет. Но дочь тоже просто так не отступит. Радмила сделает всё, но получит своё, не за тем она приезжала, чтобы так просто уехать – вопреки всему назовётся невестой Данияра.

Зарислава только и молилась Славунье, чтобы уберегла та от гнева княгини и отвела беду. А неприятность травница всем нутром чувствовала, сердцем.

Оказавшись в светёлке, девица осталась стоять возле двери. Ведогора, ровно не замечая травницу, накинулась на Радмилу, пуская искры гнева и негодования.

– Где же это видано, чтобы девица так унижалась?! Ты княжна! Забыла о том?! —вскричала Ведогора так, что Зарислава вздрогнула.

– Не забыла, матушка, – всхлипнула княжна и бросилась к матери, в ноги упала, вцепилась в подол. Но Ведогора, и бровью не повела, что скала непреступная, надменно отвернула только лицо.

Зариславе сделалось неловко, тесно и душно одновременно. Поглядела на дверь – уйти бы незаметно, пусть говорят наедине, право не понимала она, зачем Радмила утащила её за собой. С матушкой-волхвой никогда не было такого разлада да ссор. Всё по сговору да общему решению. Бывало, сердилась волхва, но голоса никогда не повышала. Княгиня же только глянет, как кожа инеем покрывается, а слова простреливают, что стрелы меткие, доставая до живого. И хотя разговаривала она с Радмилой, Зарислава чувствовала и на себе вину, вот только не за что было. Травница тихонько отошла в сторону, глубже в тень, стараясь остаться незамеченной.

– Собирайся, мы покидаем Волдар, – заявила Ведогора, ярясь, обращая на Радмилу холодный беспощадный взор.

– Нет, матушка, – Радмила схватила мать за руку, стала беспрерывно поцеловать, приговаривая: – Позволь остаться. Я знаю, что всё получится. Я и Зариславу нашла. Она поможет. Просто нужно время. Я не могу отступить сейчас, когда уже полдела сделано. Что же, я зря, по-твоему, в такую даль отправлялась за ведуньей? Напрасно, получается?

Ведогора сжала кулаки, поглядела сурово сверху вниз, и губы её искривились в отвращении.

– Он не только тебя оскорбил, но и меня ни во что не поставил. Не по чести поступил с тобой, бросив невесту на глазах у всех. Скажи, зачем тебе такой муж?

– Я знаю, да, но ты забыла верно, что это всё морок, колдовство. Он другой. Правда. Зарислава поможет вернуть ему рассудок. Нужно только подождать. Я люблю его, – Радмила замолкла, задыхаясь от волнения, глаза затуманились влагой.

Княгиня же онемела, только рот раскрыла. Видимо, такого признания никак не ожидала. И когда дочь успела узнать Данияра ближе?

– Прошу тебя, – взмолилась Радмила, блеснули на щеках серебром слёзы. – Позволь остаться, мне нужна твоя помощь. Если мы уедем, то уже не вернёмся… – всхлипнула она.

– А раньше не выказывала своих мыслей о том. Что ж, ты так любишь его, что готова терпеть унижение? – спросила с осуждением Ведогора, едва ли веря её слезам, а точнее не веря себе, что видит слёзы дочери.

– Я готова потерпеть ради своего счастья. У нас всё сладится. Я знаю, – дрогнул и бессильно стих голос Радмилы.

Ведогора стиснула зубы, но так и не нашлась с ответом, с укором посмотрела на Зариславу, будто травница виновата в их ссоре, в том, что Радмила не слушает мать. Но Зарислава не отвела взгляда, смотрела твёрдо и прямо. Она выучена помогать, исцелять души, и не за что ей чувствовать вину – деяния её добрые, во благо людей, во славу Богов. Призвание жрицы – чистота и совесть, этому она и следует.

Ведогора упрямо отвела от неё взор, глянула на Радмилу.

– Хорошо. Но только в последний раз. Если это повторится, то знай – останешься одна, без моего покровительства и благословения.

– Благодарствую, матушка. Благодарствую, – лепетала с затаённой радостью Радмила, зацеловывая руку княгини.

– Будет тебе, – вырвала она руку. – Поднимайся же. Всю пыль с пола собрала, – буркнула уже безгневно.

Радмила так и сделала, подалась вперёд, поцеловала княгиню в щёку. Та, как стояла ледяной глыбой, так и продолжила стоять, нисколько не оттаяв, не ответив на ласку дочери.

– А ты правда сможешь помочь? – вдруг обратилась она к травнице послабевшим в тоне голосом.

– Я постараюсь, с помощью силы Богов. Если тому суждено случиться, тьма покинет душу князя.

– Вот и славно. Поглядим, как сильно Боги хотят дать благословение на этот союз.

Зарислава, наконец, смогла облегчённо выдохнуть, собралась было покинуть клеть, раз всё разрешилось, как вдруг в дверь кто-то громко постучал. Радмила вздрогнула и, огладив складки помявшегося платья, смахнув со щёк слёзы, неспешно прошла к порогу, отворила.

– Княжна… – промолвил запыхавшийся отрок, – князя Данияра нашли. Раненого.

На короткий миг повисло молчание.

– Где он? – спросила Радмила, собираясь с волей.

– В чертоге у волхва Наволода, он меня и послал к тебе, оповестить.

– Кто напал?

– Не ведаю, княжна. Они сейчас там все. Шума много, но толком не понял ничего.

– Хорошо, Млад, ступай и передай Наволоду, что приду скоро.

– Так это…

– Что?

– Он просил обождать до утра.

– Передай, что приду, – настойчиво выпалила княжна и с этими словами захлопнула дверь.

Глянула на Зариславу, вспомнив о её присутствии, прошла к ней.

– Поспеши, – прошептала. В тусклом свете показалось, что как мел, бела.

– Бери травы и приходи. Я жду тебя.

Зарислава кивнула, поглядев на притихшую Ведогору. Больше не мешкая, покинула светёлку, быстро прошла по пустым переходам и, как только оказалась в клети, которую делила с челядинкой, смогла, наконец, перевести дух, огляделась.

Тепло. Горела ярко лучина, разливая густой желтоватый свет по углам. Верна лежала на лавке, видно, уморилась за день, придремала, но заслышав травницу, отняла голову от подушки, заморгала сонно, приглядываясь. Зарислава её пожалела, она-то сама выспалась днём, а челядинка ещё глаз не смыкала после дороги.

Собрав волосы, Зарислава перекинула их через плечо, подумала о том, что ещё утром прибыла в Волдар, а казалось, что в крепости уже целую вечность. Однако теперь, отойдя от бурной ссоры и плохой вести, задумалась о том, кто же всё-таки осмелился напасть на князя вблизи крепости? И что с Вагнарой? Куда она делась? Вот тебе и княжеский пир…

– Ты чего такая? – зевнула Верна, потянувшись. – Как пир прошёл? – начала расспрашивать, окончательно проснувшись, сев в постели. – Знатно? А Пребран был? Гусли играли? А Марибор говорил что? Позвал тебя в невесты? Обручья подарил?

Зарислава только фыркнула глупости челядинки, прошла к сундуку, откинула крышку, выудила берестяной туесок.

– Князя Данияра ранили.

Верна резко дёрнулась вперёд.

– Как?!

– Сама не знаю ничего. Он на пире-то был, но быстро ушёл, а потом… – поведала коротко Зарислава, вынимая из-под подушки чура-обрега.

«Надеюсь на тебя, дедко».

Травница сжала его в ладонях, как ценность великую, и присела на лавку, мгновенно позабыв о Верне. Обереги помогают вспомнить важное, они пробуждают силу, которую черпать нужно изнутри и слышать голос древних предков. Боги рядом, только призови. Так говорила волхва. Чур покалывал ладони и пальцы, пронизывая руки жаром – потекла живительная сила к локтям, поднялась к плечам, наполняя грудь светом, который Зарислава могла бы сравнить с жидким золотом. Оно разлилось по телу мягким теплом. Когда тревоги ушли окончательно, пришла уверенность в своих силах. Приглушённый свет, запах трав, что сочился из туеска, тронули душу, напомнили родные края. И Зариславе почудился запах дыма от костров, смех ялыньских. Так далеко она сейчас, но душа несёт в себе родное, хранит, напитывает силами. Как же тяжело вдали от дома. А тут ей было всё незнакомое, чужое, холодное. Щемящей тоске по родимому краю Зарислава не позволила расплескаться и завладеть её сердцем, отринула, прогоняя.