— Ладно, Феля, не огорчайся. Наплевать на это.

— Анька, это потому что ты — молодая. Я с тобой такой не могу.

— Ну, и не надо.

«Вот именно, не можешь. А лезешь …» — Аня уже жалела, что она повелась на его желание и свою надежду снова «побыть» с Беном. Бен — молодой, зрелый, умелый мужчина, а Феликс … Сама виновата. Так ей и надо. Она легла в свою кровать, и долго не могла уснуть. За окном выл ветер и дождь стучал по стеклам. Разве такая должна быть новогодняя ночь? Кот Ляленькин ходил по коридору и противно во все горло мяукал. Потом его вой прекратился, он начал натужно кашлять и давиться. Ане уже стало казаться, что он умрет от удушья, но нет, не умер. Где-то совсем рядом со своей кроватью Аня услышала звуки изрыгающейся рвоты. Черт, оказывается, ее дверь была прикрыта неплотно, и мерзкий Ляленькин зашел к ней в комнату. Аня зажгла свет: Ляленькина и след простыл, но в метре от ее постели по ковру разлилось бурое пенящееся пятно, от которого исходил кислый утробный запах.

Надо бы Феликсу сказать, чтобы он убрал за своим идиотским котом. Аня вышла из комнаты, осторожно обойдя островок рвоты. Из спальни слышался храп Феликса. «Во, уже спит. Не встало — и ладно. Не сильно он расстроился.» — Аню все раздражало. В горле у Феликса клокотало, каждый выдох сопровождался прерывистым сипением, каким-то подвизгиванием и причмокиванием. «Раньше он не храпел. Да, с ним спать стало невозможно. Боже. Но, не будить же его». Аня пошла в гостиную, и уселась на диван. Ей не хотелось возвращаться в комнату со рвотой. Они посидела какое-то время и ей страшно захотелось спать. Она оторвала большой кусок бумаги от рулона и брезгливо собрала в него тепловатый сгусток слизи. Потом пришлось полить пятно жидкостью из флакона. В комнате запахло бытовой химией и Аня заснула в этом запахе, с мыслями о прошедшем годе, закончившимся позорным сексом со стариком и рвотой.

Никто не мог ей помочь, хотя она почему-то ждала их помощи. Новый год — это надежды, а у нее их не было. С каждым месяцем она все больше расходилась во времени со своей семьей, как в старых задачах о поездах, которые шли навстречу друг друга из пункта А в пункт Б: встретились в одной точке, и разъезжаются. Впрочем, Аня в глубине души продолжала считать, что она остановится, остановится именно на этом отрезке, и тогда … ей дадут другие документы и можно будет начать новую жизнь … вместе с Беном. Аня заснула и наутро проснулась отдохнувшей и свежей. Ей снилось что-то хорошее, но она не помнила, что именно.

Феликс за завтраком начал с ней обсуждать, какова будет тактика их семьи по-поводу Аниного исчезновения. «Опять за свое …» — Аня смирилась:

— Ань, с работы ты уволилась. Им не надо ничего объяснять. Мы с девчонками подсчитали: осталось всего несколько человек, родственников и друзей, которым надо что-то сказать. И … дети.

— Ну, ладно. Что вы хотите сказать? Я не против.

— И что ты хочешь, что бы мы сказали?

— Да, пофиг мне. Говорите, что хотите.

— А если брат из Израиля позвонит?

— Ну и что? По скайпу мы с ним не разговариваем. А голос у меня прежний. Поговорю. Он редко звонит.

— Ань, это сейчас у тебя прежний голос. А потом?

— Что потом?

— Ну, хватит, Аня, не хочешь говорить об этих важных вещах, так и скажи. Тебе безразличны все твои друзья и родственники?

— Ага. Скажите им, что я умерла. Что еще скажешь? Что тут мудрить?

— Ты правда этого хочешь? Ничего, что они будут страдать?

— Фель, ну что я могу сделать? Будь реалистом: умерла. Это правда. Подробности никому неинтересны, да в любом случае, нашей истории никто не поверит. «Умерла» — проще.

— Тебе проще?

— Да, нет! Вам. Мне все равно.

— Хорошо. А дети?

— Феликс, вы хотите, чтобы я об этом думала? Я уверена, что вы все решили. У вас есть версия, как им мое исчезновение преподнести. Да, пора им что-нибудь сказать. Так говорите! … Вперед! Только от меня отстаньте.

Феликс набросал Ане вариант объяснений, на который Аня сразу согласилась, даже не спросив, кто конкретно его придумал. Детям скажут, что бабушка уехала лечиться в Москву, что у нее серьезная болезнь и в России ее лечить лучше и дешевле. Дедушка с ней туда, якобы, ненадолго съездил, побывал у родственников и привез из Москвы бабушкину племянницу, тоже, кстати, Аню. Она совсем молодая девушка, и, предположим, сирота, и … пока она поживет с дедушкой, а потом уедет обратно. Потом к ним будут «приезжать другие» родственницы-девочки. «Посмотрите, дети, как бабушкина племянница похожа на молодую бабушку! Что ж удивляться? Они же родственники». Феликс в лицах озвучивал перед Аней эту версию, и хотел, чтобы Аня ее одобрила и внесла свои изменения. «Логично, Ань?» — спрашивал он ее. «Логично, логично. Я в вас не сомневалась» — отвечала Аня, почему-то очень раздражаясь.

Феликс вообще ее в последнее время не понимал. В этой молодой, капризной молодой девушке уже почти не проглядывалась ни его жена, ни мать его детей. «Неужели он такая была раньше, до меня?» — спрашивал он себя, и понимал, что дело не в этом. Дело в уникальном новом опыте Ани, опыте не поддающемся никаким психологическим и психиатрическим объяснениям. Ему как ученому, клиницисту было бы невероятно интересно наблюдать за этим случаем. То-есть было бы интересно, если бы речь не шла об Ане, о нем, о них всех. Но это была, к несчастью, Аня, и какой теперь из него был сторонний наблюдатель и клиницист? Разве в таких обстоятельствах можно было быть адекватным? Аня ему рассказывала, что в ФБР ей сказали, что ее «случай» — восьмой. Да, хоть бы и так. Восемь случаев — это статистически несерьезно.

Детям родители объяснили, что бабушка заболела и они с дедушкой уехали в Москву. Лина и Яша ничего не спросили, а Ника как раз настойчиво спрашивала, «что с бабушкой, и выздоровеет ли она?» Через какое-то время, она вновь спросила Лиду «а я бабушку увижу или она умрет?» Лида сказала, что они не знают, но с бабушкой можно поговорить по телефону, если Лика хочет. Можно и имейл ей написать. Дети по разу действительно Ане написали и она им ответила. Потом переписка заглохла. Дети писали явно по настоянию родителей. Когда Катя и Лида перестали их заставлять, ни Лина, ни Лика писем больше не писали. Да и инициативы позвонить бабушке тоже никто из них не выказал.

Сказать, что Аня скоропостижно умерла сначала казалось приемлемым, а потом Феликс как-то насчет этого скис и Аня просто написала брату и московским друзьям на скайпе, что компьютер у них «глючит», проблемы с интернетом, вирус … надо другой компьютер покупать и, что пока она будет звонить и изредка, будучи в гостях у ребят, писать имейлы. Все удовлетворились и драм пока трусливо избегали. Выслушивать соболезнования и полные боли замечания друзей и знакомых по-поводу Аниной смерти никому не хотелось. Она сидела бы рядом, молодая и полная жизни. Но в этом-то и была проблема. Аня помнила старый американский фильм, где человек организовывает себе поминки при жизни. К нему в дом приходят все, кого он знал, в черных одеждах и говорят ему приятные вещи. Потом он правда умирает и все это уже происходит на самом деле.

В марте пришел новый вызов в Бюро. Феликс взял отпуск и готовился отправляться в Вашингтон вместе с Аней. Одну ее туда отправлять ему уже не хотелось. К тому же он хотел сам о многом поговорить с руководителями программы. Аня стала такая легкомысленная и ребячливая, что он не мог доверять ни ее оценкам, ни ее рассказам об исследованиях. Он теперь сам должен был все взять в свои руки.

Взять, к примеру, их последний Новый год вдвоем. Когда стало ясно, что к ребятам им идти не нужно, он даже был рад, что это будет только их праздник. Феликс так ждал какого-то доверительного разговора, нежности, откровений. Ему казалось, что это мог быть последний Новый год с Аней, когда она еще «Аня». Но он понял, что опоздал. Она, уже не была «Аней». Перед ним сидела капризная, молодая эгоистичная девчонка, упивающаяся своей обидой, не желающая никого и ничего понимать, кроме себя. С Аниного красивого лица не сходила брезгливая, недовольная гримаса, и ему было с ней не по себе. Когда в постели у него ничего не вышло, ему показалось, что он Ане неприятен, и даже не потому, что старик, а потому, что ей нужен совсем не он. Может там, в Вашингтоне у нее кто-то был? Впрочем, хотел ли он это знать? Что ж теперь… Разве ему было неизвестно, что у Ани до него был целый «послужной список», а теперь это «до» наступило. Стоило ли удивляться.