Линия на дифференцированный подход к разным группам населения, на выполнение разными частями — внешне раздробленной, но на деле жестко централизованной машины психологической войны разных идеологических и психологических функций, существовала тогда больше в потенции. Все разномастные органы империалистической пропаганды вели одноликую «ценностную» пропаганду. Они разнились, пожалуй, лишь степенью использования откровенных фальшивок и интенсивностью разнузданности и демонстративности антисоветских призывов. Однако у них сохранялись и некоторые различия в функциях.

«Белая» пропаганда больше была направлена на идеологическую обработку масс и внушение контрреволюционным элементам мысли о том, что Запад — с ними душой и телом, и своими танками в том числе. «Черная» и «серая» формы пропаганды использовались в первую очередь для прикрытия агентурно-диверсионной работы на территории социалистических стран. По «черно-серым» радиоканалам в открытую устанавливали одностороннюю связь с заброшенными туда шпионами и диверсантами. Шифровки и кодовые сообщения для шпионов и диверсантов шли в эфир открыто, их обозначали даже в сетке программных передач радиостанций. Но что касается общих установок всех западных антисоветских радиопередач, то они работали поистине в «унисон.

Такова была психологическая война против социалистических стран в 50 — начале 60-х годов, на том этапе антисоциалистической стратегии империализма, когда она отличалась прямолинейностью контрреволюционной ориентации, расчетом на близкое ниспровержение социалистического строя. Но именно в эти годы в империалистической пропаганде на Советский Союз и восточноевропейские страны социализма наметились и заметные перемены.

Среди факторов, сыгравших важную роль в пересмотре политической, а затем и пропагандистской линии империализма в отношении социалистических стран, надо выделить прежде всего изменение соотношения сил на мировой арене в пользу мира, демократии, социализма, ликвидацию ядерной монополии США. Шантаж в отношении мира социализма провалился, ибо этот мир был прикрыт ядерным щитом Советского Союза. Однако отказ от сложившихся представлений произошел далеко не сразу.

Тем не менее в политике империализма назревал поворот, хотя на поверхности событий ничто еще его не предвещало. Колесо «освобождения» продолжало по инерции с грохотом катиться вперед. Западная пропаганда продолжала работать в прежнем ключе.

Запущенный в ход механизм подготовки контрреволюционных выступлений в социалистических странах Восточной Европы иногда срабатывал. Исключительную самоуверенность проявили руководители контрреволюционного путча 1956 года в Венгрии из числа эмигрантов. Ведущая роль в нем была предоставлена венгерской редакции «Свободной Европы». Незадолго до октябрьских событий в Будапеште эта редакция перебралась из Мюнхена в венский отель «Регина», поближе к границе Венгерской Народной Республики, и оттуда дирижировала действиями реакции на ее территории.

Органы «белой» пропаганды создавали соответствующий моменту шумовой эффект, чтобы обеспечить оплаченным Западом и разыгранным по его нотам контрреволюционным акциям поддержку и сочувствие общественного мнения в разных странах. Особенно важной для Запада оказалась их роль после того, как контрреволюционный путч закончился так, как кончаются заговоры авантюристов, — провалом. Надежды на то, что удастся вызвать массовое восстание, которое не только перекинется из Будапешта в венгерскую провинцию, но и выйдет далеко за пределы Венгрии, потерпели сокрушительное поражение. Венгерский путч не имел ничего общего с тем всеохватывающим пламенем восстания, которого ждали на Западе, будучи завороженными собственной пропагандой.

Усилиями всевозможных «голосов» и «подголосков», всех капиталистических средств массовой информации истинную картину событий в Венгрии утаили от общественности несоциалистических стран, и наемные путчисты приобрели там на некоторое время нимб мучеников за свободу. В радиопередачах на социалистические страны империалистическая пропаганда безуспешно пыталась искажать правду, извращать сообщения органов информации социалистических стран, касающиеся враждебной пропаганды из-за рубежа, и вместе с тем оправдать себя и своих хозяев. Ей нужно было и замести следы своей подстрекательской деятельности, и объяснить факт невыполнения обещаний, которые она раздавала всем, кого только можно было привлечь к антисоциалистической деятельности.

Получилось так, как говорил в 1965 году председатель комиссии по иностранным делам сената США У. Фулбрайт. Провоцируя контрреволюционные выступления, «американская администрация не решилась на прямую открытую военную помощь. Когда Эйзенхауэр и Даллес столкнулись с ситуацией, в которой надо было применить силу, чтобы осуществить провозглашенную цель, они вполне разумно признали, что нельзя отстаивать политику, результатом которой будет полное уничтожение мира. Вызвав эти. восстания, не придя на помощь контрреволюционерам, Соединенные Штаты предстали перед всем миром в качестве провокаторов, бросивших на произвол судьбы тех, кого они подталкивали к выступлениям»¹¹.

События 1956 года прозвучали серьезнейшим и убедительнейшим сигналом о бесперспективности того курса в отношении стран социализма, которым США вели за собой капиталистический мир. Сколько-нибудь широкой базы недовольства социализмом и тяготения к буржуазным порядкам, в расчете на которую был задуман этот курс, в социалистических странах попросту не существовало. Надежды руководителей антисоветского фронта на существование буржуазно-националистического подполья в Советском Союзе тем более не оправдались.

Планы создания широкой агентурной сети на территории нашей страны — сначала путем многочисленной засылки шпионов и диверсантов, затем вербовками советских граждан — провалились. Выброшенными на ветер оказались и миллионы, которых стоила переброска в Советский Союз сотен тысяч воздушных шаров с антисоветской литературой. Внутренняя обстановка в Советском Союзе не подавала абсолютно никаких признаков желанного обострения. Наоборот, все свидетельствовало о всестороннем упрочении Советской страны.

Прошел год после провала венгерского мятежа, и вот уже камня на камне не осталось от упований на военно-техническое превосходство США, предопределявших расчеты реакции решать спорные вопросы путем грубого давления, запугивания и военного шантажа. Запуск советского искусственного спутника Земли в октябре 1957 года опроверг эти заблуждения.

Вскоре после этого события государственный секретарь США Д. Ачесон писал: «При наличии термоядерных вооружений и средств их доставки к цели, а также с появлением межконтинентальных ракет победа в войне уже более невозможна»¹². Со временем мысль Ачесона, к которой присоединился и патриарх антикоммунизма Дж. Ф. Даллес, фактически равноценная признанию, что политика «с позиции силы» в ее прежнем выражении (бряцание ядерным оружием) потеряла смысл, сделалась на известное время официальной доктриной правительства США. Это значило, что воинственный тон пропаганды, рассчитанный на завязывание конфликтных, чреватых военным вмешательством Запада ситуаций, должен был пойти на убыль, с тем чтобы со временем уступить место какому-то новому настрою, иному тактическому рисунку при сохранении старых агрессивных стратегических планов антикоммунизма, прежних глобальных притязаний Соединенных Штатов.

Громадный резонанс запуска Советским Союзом первого в истории искусственного спутника Земли отозвался не только пересмотром военно-политической доктрины империализма, но и крахом усилий антисоветской пропаганды.

Запуск в СССР первого спутника Земли развеял иллюзии о «голодной и холодной» Стране Советов. Самому неискушенному в политике обывателю на Западе было ясно: порабощенный ум не создает таких шедевров техники; от людей, влачащих жалкое существование, не приходится ждать таких гениальных взлетов человеческого ума. То, что. рассказывали на Западе о Советском Союзе, оказалось обыкновенным блефом.