«Надеюсь, стреляешь ты хорошо. Десять патронов тебе хватит. Вряд ли ты встретишь этих тварей в большом количестве. Но буду верить, что все обойдется, и ты придешь на место встречи без единой царапины.

Ванесса Г.»

— Ванесса, — задумчиво прошептал Ричи и осмотрел пистолет. Оружие хоть и было большим, но оказалось невероятно легким, что заметно упростит стрельбу.

Паспорт лежал под пистолетом и был обернут красивой кожаной обложкой, которая сильно выделялась своей новизной среди этого окружения. Открыв его, он увидел свою фотографию, которая сильно удивила парня, так как на ней Ричи выглядел достаточно взрослым и не похожим на самого себя. Рядом было написано его имя, но совершенно иное, не то, что он привык носить.

— Поддельный паспорт, — прошептал он, не в силах понять, что вообще творится вокруг него и зачем ему захотелось участвовать во всем этом. — Боже, Эрван… Что ты задумал?

Ричи убрал документ в верхний карман, затем интуитивно перезарядил пистолет, будто ожидал, что вот-вот кто-то выпрыгнет из полутьмы и вновь вцепится острыми клыками в его хрупкую шею. Мария стояла поодаль и спокойно поглядывала на парня, будто тот делал что-то скучное и повседневное, не вызывающее никаких вопросов. Молодой человек проверил ящик еще раз, чтобы убедиться, что загадочная Ванесса не оставила ему еще каких-нибудь подарков

Но полки оказались совершенно пустыми.

— Мария, нам нужно уходить отсюда.

Ричи направился в сторону двери, что когда-то была выходом из здания, а теперь была едва заметна из-за плесени и грязи, что покрывала ее от макушки до пят. Открыть ее без применения силы было невозможно, замок насквозь проржавел, а присутствие огромной массы воды лишь усложняло задачу. Молодой человек отыскал среди плавающих обломков наполовину уцелевший стул, затем принялся им бить несчастную дверь, которая умоляюще просила оставить ее в покое. Из-под воды повылазили большие пузыри, что говорило о том, что дверь стала поддаваться. Ричи ударил еще раз и, осознав, что вода доделает начатую им работу, схватил Марию за рукав больничного халата и, как маленькую девочку, оттащил в сторону.

Двери распахнулись, и мощный поток воды устремился наружу, напевая песню о свободе. Ричи ухватился за деревянный столб, чтобы его вместе с Марией не сбило с ног, и в таком положении они простояли достаточно долго, дожидаясь, пока вода полностью уйдет.

Когда пол снова стал виден, Ричи подошел к двери и выглянул на улицу и резко прищурил глаза из-за яркого солнечного света. Он ожидал учуять крики взволнованных людей, которые были шокированы резко возникшим наводнением, и запах бензина. Но ничего это не было и в помине. Лишь ярко выраженный аромат снега и крики удивленных птиц.

Молодой человек переступил через порог, вышел на улицу и впервые за долгое время почувствовал прикосновение ветра, студеного, но при этом по-матерински нежного.

Его встретили дома, пустые и грязные, что уже не стало сильным удивлением. Не было ни людей, ни машин… Ни малейших признаков жизни.

Глава двадцать восьмая. Исида

Несмотря на солнечную погоду снаружи внутри полицейского участка стоял полумрак, будто некто решил разом задернуть все шторы, боясь прикосновений лучей дневного светила. Не спасало даже электрическое освещение, то было совершенно ничтожным, и не имелось возможности прочесть какой-либо документ без применения усилий. Некоторые из полицейских даже стали обсуждать возможное наступление солнечного затмения, но стоило им выглянуть в окно, и подобные мысли рассыпались, как песочный замок, так как солнце не скрывало даже малейшее облачко: небо выглядело кристально чистым.

— Возможно, во всем виноваты высотные здания на этой улице, — предположила Кристина, поглядывая краем глаза на пыльное окно главного холла. — Солнечные лучи неправильно преломляются и просто не попадают к нам в окна, в этом нет ничего необычного.

— Да, — задумчиво кивнула Татьяна и откусила маленький кусочек завернутого в салфетку пирожного. — Но ранее подобных погодных явлений я здесь не наблюдала. К тому же зимой солнце не поднимается достаточно высоко, чтобы не попадать в наши окна. Но, к сожалению, мне придется с тобой согласиться, потому что только твоя теория выглядит правдоподобной.

Несколько прядей рыжих волос детектива выбились из конского хвоста и, словно оголодав, бросились на сладкое лакомство в руках женщины и дотронулись до него своими аккуратно подстриженными кончиками. Татьяна выругалась и откинула непослушные локоны назад, но те продолжали кидаться на ее скромный обед, как койоты.

— Кажется, мне следует подстричься, желательно коротко, — выразила недовольство та и затянула волосы на затылке еще сильнее, чтобы те больше не сумели испортить ей трапезу.

— Каждая уважающая себя женщина хоть раз в жизни обрезала свои волосы, — Кристина скривила губы в усмешке и откусила солидный кусок от своего пирожного, но быстро отпрянула, так как из него полился вишневый джем и едва не капнул на ее чистый белоснежный халат. — Но я не смогу представить тебя с короткими волосами. Даже не знаю, почему. Тебе невероятно хорошо с длинными. Это мне следует их обрезать, так как волосы у меня тонкие и с распущенными я выгляжу так, словно не мыла голову несколько дней.

Татьяна ничего не ответила, лишь скромно улыбнулась и задумчиво посмотрела куда-то в сторону. На стенде рядом с ними висели фотографии сотрудников полицейского участка, их было довольно много и сложно было увидеть всех сразу и при этом не заблудиться в угрюмых лицах. Рыжеволосая женщина без труда отыскала себя, так как хорошо запомнила расположение снимка. На изображении она выглядела слишком слащавой и довольной собой, отчего даже стало противно смотреть на данное фото. Татьяна плохо помнила, когда именно был сделан этот снимок. Возможно, четыре или пять лет назад, вряд ли раньше или позже. Но даже смутное воспоминание того события не сумело стереть эмоции, испытанные тогда: гордость, самолюбование, стремление двигаться напролом. Сейчас Хапперт с грустью осознавала, что от той молоденькой сотрудницы, от того младшего детектива не осталось ни единой капли, время съело ее полностью, до последней крошки. Скучала ли Татьяна по себе прежней? Вряд ли. Больше она не хотела ассоциировать себя с той девицей, с тем бурным временем. Женщина ощущала себя совершенно иным человеком, в новом неизведанном теле и пыталась привыкнуть к этому облику.

Чуть выше расположилось фото Себастьяна. Кажется, снимок сделан еще раньше, чем ее, потому что на нем детектив был чересчур молодым, почти мальчиком, в котором не прослеживалось ни капли той уверенности, которая теперь толстой маской лежала на лице мужчины. Кажется, тогда Себастьяну было тридцать с лишним, если не меньше. Фото сделано после войны, и короткая стрижка на голове детектива смотрелась непривычно, так как тот вот уже восемь лет носил пышную шевелюру и вряд ли сумеет с ней когда-либо расстаться. Рядом прямо по соседству виднелась фотография Ларри, точнее, виднелась ранее, теперь на ее месте красовалось пустое пространство, которое казалось настолько гигантским, что даже издалека бросалось в глаза. Снимок не хотели снимать до похорон, на это даже настаивал сам Себастьян, и все были солидарны с его желанием, ведь Далтона знали все, помнили, сколько всего тот сделал для этих стен. Но буквально пару часов назад Татьяна застала Себа на этом месте за срыванием снимка Ларри со стенда. Мужчина сделал этот так резко, что фотография едва не раскололась пополам, и ее верхний кусочек по-прежнему был приклеенным к деревянной доске. Женщина не знала, что детектив сделал со снимком, вряд ли что-то плохое, на подобное никто бы не решился.

Она как никто другой ощущала боль и утрату напарника, ощущала его эмоции, словно те принадлежали ей. Татьяна плохо знала Ларри, практически ничего, и это объяснялось тем, что Далтон начал работать с Себастьяном не так уж давно, как раз тогда, когда она с Мораном была в не в лучших отношениях. Так что вызвать какие-то теплый воспоминания, связанные с Ларри, ей было крайне затруднительно, ведь те попросту отсутствовали в сознании. Приходилось строить образ этого человека по крупицам, коих оказалось непростительно мало. Кристина же знала Далтона очень хорошо, ведь их рабочие кабинеты располагались по соседству, но та не особо горевала из-за такой утраты, и это казалось странным, потому что женщина слишком быстро успокоилась после потрясения и даже стала улыбаться как ни в чем не бывало. Возможно, это была такая эмоциональная защита от стресса, но со стороны подобное поведение выглядело как-то пугающе, хотя и оправданно.