Отдышавшись и придя в себя, она опустилась на стул и стала с опаской поглядывать на красный след на оконном стекле, который медленно сползал вниз. Она будто была готова увидеть, как еще одна птица прощается с жизнью прямо у нее перед носом. Но, к счастью, подобного за эти несколько минут не повторилось.
Подхватив шипение Люцифера, соседские животные тоже принялись петь и завывать, проклиная нечто опасное, что приближалось в данный момент к дому. Девушка невольно поежилась и вернулась в спальню к Эрвану, чтобы не слушать столь неприятные звуки в одиночестве.
Молодой человек стоял перед зеркалом и, нахмурив лицо, смазывал обмоченной в спирте тряпкой свою рану на животе. Заметив возвращение девушки, он немного смутился и повернулся к ней спиной, будто не хотел, чтобы та наблюдала его в таком виде.
— Ты слышала крики? — тихо спросил ее парень. — Звери с ума сошли.
— Да, меня тоже это напрягло. Поскорей бы убраться отсюда, — простонала она и села на свою кровать. — Уже не могу слушать этот вой. Один закричал, а все подхватили. Тупые создания.
— Не такие уж и тупые. Я бы тоже выл, если бы меня заперли в четырех стенах, — усмехнулся тот и стал заматывать рану чистым бинтом, но делал это несколько неумело.
Девушка пришла ему на выручку, но при этом не стала лишать себя возможности ощупать торс молодого человека, который был приятно горячим и на этот раз пах чем-то пленительно сладким.
— Старайся сильно не напрягать живот, — сказала она и погладила Эрвана по голове. — Дай ране затянуться.
— Спасибо, — улыбнулся он и накинул на себя поглаженную Татьяной рубашку. — Знаешь, я сейчас смотрел на мастерскую Джорджа. Там горит свет. Внутри кто-то есть.
— Да? — обеспокоенно подошла к окну Татьяна и посмотрела на дом через дорогу. — Действительно, свет горит. У кого-то есть доступ туда?
— В том то и дело, что нет. Мы недавно сменили все замки. И зайти туда, кроме меня и Джорджа, никто не мог.
— Думаешь, он там? — девушка напрягла глаза и уловила, как в закрытых шторами окнах мастерской мелькают тени, судя по всему, мужские. — Вижу людей. Их там несколько.
Эрван подошел к ней и стал наблюдать за теми личностями вместе с ней.
— Кажется, их двое… Плохо видно. Не могу понять.
— Только прошу тебя, давай не будем туда ходить, — взмолилась Татьяна. — После всего случившегося этим вечером нам стоит держаться от Джорджа подальше. И ты знаешь, почему.
— Я и не собирался туда ходить, — ледяным тоном ответил тот и снова подошел к зеркалу. — Наоборот, я уверен, что этой ночью увижу эту улицу в последний раз. Что-то мне подсказывает, что я больше никогда сюда не вернусь.
— А как же я? — с непониманием уставилась на него девушка.
— Я заберу тебя с собой, — нежно прошептал он. — И это не просто слова.
***
Когда Эрван закончил с переодеванием, они вышли из спальни и стали торопливо обуваться. Татьяна вытащила из чулана два зонта и один из них вручила молодому человеку:
— Кажется, будет дождь. Я вызвала машину, но с зонтом будет спокойнее.
Оценив внешний вид своего партнера, девушка на короткий миг задумалась, затем быстро скрылась в одной из комнат. Через короткое время девушка вернулась, а в ее руках красовалось черное длинное пальто.
— На улице прохладно. В одном пиджаке ты замерзнешь, — Татьяна без разрешения Эрвана накинула на его широкие плечи теплый предмет одежды. — Когда-то оно принадлежало моему отцу. Идеально сидит! Будто для тебя специально шили. Теперь ты похож на молодого успешного банкира.
— Да уж. В таком виде моя родная мать никогда бы меня не узнала. Даже непривычно ощущать на себе такую одежду.
Татьяна открыла входную дверь и быстрым шагом вышла из квартиры, но быстро остановилась, так как перед ней нежданно-негаданно выросла огромная спина мужчины в полицейской форме. Девушка в замешательстве огляделась и увидела, что дверь соседней квартиры оцеплена несколькими стражами порядка, которые что-то записывали и фотографировали. Приглядевшись, Татьяна заметила, что около двери виднеется большая лужа крови. Она знала, кто живет в этой квартире. И видела его перед собой, лежащим у порога. Это был тот слепой пианист с повязкой на лице.
В ужасе сглотнув, Эрван оттащил девушку немного в сторону, надеясь, что им удастся незаметно спуститься вниз по лестнице. Но полицейские тут же их остановили. Уходить от вопросов было слишком поздно.
— Мисс Хапперт? — произнес один из полицейских, и Татьяна сразу же его узнала.
— Себастьян? — удивленно произнесла девушка, с любопытством разглядывая детектива, которого трудно было узнать в форме полицейского. Именно в него она чуть было не врезалась. — Что здесь произошло?
— Хотелось бы мне узнать это от вас. Вы единственная соседка погибшего мужчины на этом этаже. И единственная, кто мог слышать что-либо.
Глава двадцать седьмая. Вопросы на ответы
Комната допросов пропиталась табачным дымом, была окутана серым ядовитым туманом, что сдавливал легкие и кромсал их, как самурай, изнутри. Себастьян старался выжать из всего этого хотя бы немного чистого кислорода, но с каждым новым вздохом ему становилось все труднее и труднее это делать. Полицейские, стоявшие рядом с ним, молчали, как спящие дети, не издавали ни звука. Если бы мужчина не увидел их при входе сюда, то наверняка подумал бы, что он находился здесь один. Мужчины в форме зажгли уже вторую сигарету в присутствии детектива, а тот старался до последнего сдерживать себя, быть вежливым и робким, но когда табачный дым стал вызывать чувство тошноты, то Себастьян попросту не выдержал.
— Пошли вон! — рявкнул он на куривших полицейских и, подойдя к одному из них, вырвал сигарету, кинул ее на пол, что есть мочи, и размазал по линолеуму. — Вон! Чтобы я вас с этой штуковиной здесь больше не видел!
— Эй! Успокойся! Как скажешь, — пожали плечами те и, тихо переговариваясь между собой, покинули комнату, наконец-то подарив Себастьяну столь необходимое ему в данный момент времени спокойствие и одиночество.
Взяв стакан воды со стола, он дрожащей рукой поднес его ко рту и вылил в горло прохладную жидкость. Это немного смягчило напряжение. Громко вздохнув, Себастьян плюхнулся на стул и скрестил руки на крепкой груди, затем стал выжидающе щелкать языком, создавая этим странными звуками какую-то мелодию.
Он старался не думать ни о чем: ни о Ларри, ни о Татьяне, ни даже о Сьюзен или Джордже. В голове мужчина создавал чистое поле, со свежей травой и вкусным воздухом и мысленно наслаждался этим великолепным пейзажем. Но как только эти пожухлые стены с отслоившей штукатуркой попадались в глаза, вся грязь в памяти вновь всплывала наружу, покрывала бескрайнее поле толстым слоем мусора. Себастьян сжал голову руками и прикоснулся лбом к поверхности пыльного стола.
В сознании до сих пор мелькала нога Ларри, горстка пепла. Человек, который был ему товарищем, всегда находился рядом и приходил в любое время дня и ночи на выручку, исчез, навсегда, растворился в бушующем пламене, как кубик льда. И никакого объяснения этим событиям не было. Никаких зацепок, ни единой мысли. Камеру не могли поджечь, с этим мужчина уже не стал спорить. Она была слишком холодной для этого. Огонь, что смог превратить тело человека в подобное, должен иметь невероятную мощь и силу, камера была обязана раскалиться до красна и остыла бы только через несколько часов. Себастьян проверил металлические стенки, на них нет никаких следов горения. Значит, Татьяна выдвинула правильную и единственную верную теорию. Убийца сжег тело в другом месте, а уже после принес сюда. Но как он смог это провернуть за тот короткий срок, что Кристина находилась без сознания? Женщина отключилась на час, может чуть больше. Да даже если ему и удалось это сделать, то какой в этом смысл? К чему вся эта показуха? Неужели он попросту играет с ними, водит за нос? Что ему нужно?
Татьяну эта ситуация вряд ли пугала, она выглядела, как боец, готовый в любой момент перестрелять каждого, кто встанет на ее пути. Впервые он видел в этой хрупкой рыжеволосой девушке столько уверенности и энергии. Она была жива, шла впереди планеты всей. И вновь знала, ради чего все это делает. Он любил ее такой, обожал, был готов поглотить полностью. Но понимал, что Татьяна лишь надела маску, защищается от той правды, что ходит за ее спиной. Она больна, смертельно, болезнь отпечаталась на ее лице, затуманила огромные выразительные глаза, и ее ничем нельзя замаскировать. Думая об этом, мужчина хотел раздавить себя, выйти в окно и полететь к сердцу города. Татьяна сказала, что ей осталось недолго, несколько месяцев. При этом рассказывала так спокойно, словно зовет мужчину на чай. Впервые он залил свое лицо слезами при ней, позволил себе выглядеть слабым, уязвимым в ее глазах и ничуть не стеснялся этого. Он верил, что таким образом смог открыть себя для Татьяны, позволил узнать себя настоящим, без того образа несломленного мужчины, который присосался к нему намертво. И верил, что Татьяна не отвергла его истинный облик, не расценила его проявление слабости как что-то несуразное и бестактное. Он просто не мог вести себя иначе, не мог осознать, что этот прекрасный человек с шелковой гожей, густыми волосами цвета лисьей шерсти исчезнет, как и все вокруг, скроется под землей, навсегда, безвозвратно. Как же он ее любил! Себастьян осознавал силу этой любви с каждым вздохом все сильнее и сильнее. Мужчина был готов целовать ее, нежно, с пылающей страстью, даже сейчас ощущал сахарный вкус женской кожи с ароматом дорогого парфюма, слышал тихие стоны, ласковый шепот… Ее голос. Он любил его больше всего. Ни один джазовый шедевр не сравнится с ним. Он прокручивал в голове ее слова, иногда сердитые, порой незнакомо доброжелательные и улыбчивые. И скоро этого не будет. Татьяна останется лишь в его памяти, как крупица навсегда утерянной поэмы гениального автора.