***

Татьяна еще никогда так сильно ненавидела лестницы. И не из-за того, что по ним следовало спускаться, тратить силы ног. А потому что за последние пару дней они становились едва ли не бесконечными, тянулись во все стороны на сотни метров и, как правило, лишились всякой подсветки, поэтому девушке приходилось искать каждую ступеньку чуть ли не на ощупь. Она приподняла одной рукой подол своего платья, чтобы случайно не запнуться, а другой придерживала шляпу, при этом понимала, что в такой забавной позе выглядит откровенно нелепо.

Даже под землей на стенах около лестницы находились окна, но за ними вместо пейзажа виднелась кирпичная кладка, что не имело никакого логического объяснения. На подоконниках стояли грязные пепельницы, и они до сих пор едко пахли табаком, из-за чего девушка с трудом сдержала неловкий чих. Видимо, это место используется рабочими в качестве курительного помещения. А из-за отсутствия доступа к свежему воздуху сигаретный дым полностью вытеснил весь обычный чистый воздух, отчего дышать здесь было невероятно тяжело, практически невозможно.

Наконец-то она оказалась внизу. Татьяна стояла посреди не слишком длинного узкого коридора, отделанного потрескавшейся от старости древесиной. Повсюду висели потертые плакаты с различными пропагандистскими лозунгами времен войны, но встречались и новые, с более адекватным и мирным содержанием. Здесь тоже имелись совершенно не нужные окна, но на этот раз их верхняя часть доставала до поверхности и пропускала сюда немного дневного света, который уже стал заметно меркнуть. Но, к счастью, коридор был освещен несколькими лампами, так что девушке не придется идти в полной темноте, что ей приходилось делать на лестнице.

Впереди виднелась единственная дверь. На ней красовался тот самый плакат, о котором говорил Крис, и он был заметно больше остальных и отличался тем, что его надписи были на, скорее всего, польском языке, Татьяна не могла с точностью определить. Немного потоптавшись на месте, девушка направилась к комнате для переодевания, все еще не решаясь проникнуть туда внутрь. Почему-то ей казалось, что Эрван, хоть и находится там один, будет не слишком сильно рад, что кто-то нарушил его покой и не дал спокойно переодеться. Возможно, это не так, и эти мысли возникают лишь из-за банальной женской скромности и неуверенности в себе.

Эрван видел ее обнаженной, в самых запретных подробностях, ласкал ее упругие груди, щекотал языком затвердевшие соски. И, кажется, уже не стоит думать о каком-то смущении перед этим молодым человеком, даже если учитывать, что они знают друг друга не больше недели. Ей хотелось увидеть его тело без одежды, и это желание стало невыносимым, но она боялась этого и относила к чему-то неправильному. В прошлую ночь Эрван не отважился открыться перед ней, он не снял с себя ни единого клочка одежды, потому что наверняка еще не был готов показать себя в том виде, в котором он существует на самом деле, без каких-либо тайн. Многие парни, которые были в ее постели, обожали демонстрировать ей обнаженное тело, это их возбуждало, наполняло энергией, Татьяна любила разглядывать их животы, особенно пупки, это место казалось ей наиболее сексуальным. И ей было невероятно интересно, каким был живот у Эрвана, какого размера и формы его пупок. Подумав об этом, Татьяна усмехнулась и невольно покраснела. Ее забавляли такие размышления. Но не смущали. Она не видела ничего постыдного в подобных интересах, каждый человек видит в других привлекательность в совершенно разных местах. К примеру, ее мать много раз рассказывала, что считает самым сексуальным у мужчин их кадык, и Татьяна всегда считала это странным, но сейчас начала понимать ее, даже поддерживать.

Она остановилась около двери и, пытаясь хотя бы как-то замедлить время, стала разглядывать плакат. На нем была изображена женщина в форме обычной крестьянки, в руках у нее лежал спящий закутанный в толстое пуховое одеяло малыш, чумазый, исхудавший до смерти, как и его мать. А позади главных героев виднелась горящая деревня и толпа солдат, которые куда-то стреляли, в пустоту, заполненную едким дымом. Поежившись от такой жуткой картины, Татьяна прочистила горло и с колотившимся где-то внутри сердцем постучала в дверь. Но ответа не проследовало. Немного подождав, она снова пару раз ударила по двери, но встретила у порога все такую же мертвую тишину. В нерешительности Татьяна нажала на дверную ручку и медленно толкнула дверь, после чего просунула голову в темное душное помещение, в котором ощущался вкусный запах мужского тела.

— Эрван? — едва слышно спросила она у пустой комнаты, затем, чтобы до конца удостовериться, что молодого человека тут на самом деле уже нет, вошла внутрь и печальным взглядом огляделась. — Неужели опоздала? — вздохнула Татьяна и направилась к выходу, поняв, что здесь ей больше делать нечего.

Но как только она коснулась ручки двери, как нечто тяжелое коснулось ее затылка и на какое-то время лишило девушку ясности ума. Татьяна ощутила слабость в ногах и, полностью лишившись возможности стоять, упала на пол, понимая, что перед глазами все стало раскачиваться, как будто ее посадили в большие качели. Через пару секунд она впервые почувствовала сильную боль и поняла, что произошло. Кто-то ударил ее по голове. Татьяна от нахлынувшего ужаса ахнула и стала в панике оглядываться, пытаясь сфокусировать свое расплывчатое зрение на человеке, который совершил над ней акт насильственного действия.

— Ты причина всех бед, — прошипел хриплый женский голос. — Ты виновница моих страданий! Я не позволю тебе это сделать со мной! Не позволю! Ты не сумеешь противостоять мне. Твоя жизнь в моих руках. Ты умрешь. Прямо сейчас. Здесь. И никто не услышит тебя. Не защитит. Ты осталась одна.

Девушка схватилась за рану на голове и ощутила прикосновение крови, после чего попыталась облокотиться о какой-нибудь предмет мебели, чтобы иметь возможность вновь принять вертикальное положение. Но некто невероятно сильный снова сбил ее с ног, вновь обрушил на полностью лишенную какой-либо способности постоять за себя Татьяну мощный удар. Девушка вскрикнула и поняла, что на этот раз боль возникла в области живота, она всем телом ощущала, как органы, в буквальном смысле, отскочили назад к позвоночнику и стали едва ли не лопаться, как воздушные шары.

— Думаешь, что сможешь раскусить меня? — продолжила вещать женщина, насмехаясь над корчившейся от боли Татьяной. — Сможешь найти правду? Ты жалкая. И встретишь лишь поражение. Твоя жизнь станет адом. Совсем скоро… Убей ее! Прямо сейчас! Или я сама это сделаю!

Татьяна в панике осознала, что не может дышать, грубые мужские руки сомкнулись на ее шее, стали сдавливать горло. Девушка вцепилась в запястья незнакомца и стала вдавливать в грубую кожу свои острые ногти, надеясь, что это поможет ей освободиться, но мужчина будто не ощущал никакой боли, был совершенно лишен чувств. Через минуту он все же ослабил хватку и со всей силы ударил ее по лицу, отчего Татьяне показалось, что к щеке приложили раскаленную поверхность утюга. Вновь заполучив возможность вдыхать воздух, она нашла в себе силы для сопротивления, но те были настолько ничтожны, что в сию же секунду были подавлены лишь одной рукой насильника, который придавил ее хрупкое тело к полу.

— Отпусти! Отставь меня! — изо всех сил закричала она, но тут же вновь заполучила удар по лицу, заставивший ее надолго замолкнуть.

Он принялся рвать на ней одежду, грубыми пальцами сдирать с нее нежную кожу. Она чувствовала, как мужчина сжал ее груди, пытался их раздавить, проникнуть внутрь. И самом страшным было то, что она не могла сопротивляться, имела лишь возможность наблюдать, чувствовать, как над ее телом творят отвратительные вещи, причиняют немыслимые страдания. Мужчина сидел сверху, он был настолько тяжелым, что Татьяна опасалась, что ее просто расплющит под ним, как куриное яйцо. С каждым новым движением мужское тело ложилось на нее все сильнее и сильнее, сокращая между ними расстояние. Она чувствовала жар его кожи, та была полностью лишена одежды, и впервые девушка испытывала от этого отвращение, тошноту. Ее, фактически, выворачивало наизнанку, перед глазами все вертелось, словно она лежала на хаотично вращавшейся карусели, и не могла даже пошевелиться, тело было полностью парализовано. Мужчина поднял подол ее платья, стал трогать ладонью ее промежность, проникать пальцами внутрь женского тела.