Четырех ночей было вполне достаточно для обучения летчиков, и они возвратились в часть. На тренировку отправлялась другая партия летных экипажей. И так — пока не прошел тренировку весь полк.

Несмотря на огромные потери, фашистские полчища упорно наступали. Они уже приближались к Орлу. Вражеская авиация часто беспокоила наш аэродром под Мценском, и пришлось перебазироваться восточнее, в город Елец.

Личный состав полка размещался в бывшем санатории, в двенадцати километрах от аэродрома. После ночных полетов и заполнения соответствующей документации летный состав на грузовиках отвозили на отдых. Столовая размещалась на аэродроме. И чтобы на следующий день не ехать лишний раз на аэродром, обед в бидонах привозили накануне вместе с летным составом. А на второй день оставалось только подогреть его.

Фашистские стервятники в первую очередь искали наши аэродромы, бомбили их. Чтобы избежать излишних потерь, мы сооружали ложные аэродромы, а на действующих — добивались полной светомаскировки. Бывало, даже посадку самолеты производили без наземных прожекторов, по ракете.

Водителям автотранспорта запрещалось пользоваться даже подсветкой. И они так патронировались, что ездили в полной темноте. И все обходилось благополучно.

И вот однажды, как всегда, на грузовике ЗИС-5 летный состав ехал с аэродрома на отдых. Людей много — кто сидел, кто стоял. И как всегда, в бидонах везли обед: первое, второе, третье и хлеб. Дорога шла под уклон, водитель сбавил скорость, все шло нормально. И вдруг — страшный удар, треск, резкая остановка. Грузовик врезался в какое-то препятствие, по инерции кто-то вылетел из машины, шум, крик, стоны, шипение пара из разбитого радиатора и — кромешная темнота. На земле кое-как разобрались. Оказалось — навстречу ехал такой же грузовик, и обе машины лоб в лоб в полной темноте столкнулись.

Многие получили ушибы. Миша Симонов разбил колено и от боли стонал, его сняли с машины, положили на землю. Все внимание — ему. А потом кто-то спохватился: а где же наш командир? (Борисенко был командиром эскадрильи.)

Во время поездки Евгений полулежал в кузове возле самой кабины. При столкновении машин он получил такой удар, что на время потерял сознание. Когда очнулся, почувствовал боль и такое ощущение, будто голова расколота надвое. Он пощупал голову — какая-то липкая масса течет за воротник. Его охватил страх.

— Братцы, — взмолился Борисенко, — тише, у меня голова расколота, из нее течет… тише!

И в самом деле! Что-то липкое. Ребята очень осторожно сняли Евгения с машины, положили на землю. Начали обследование.

Сначала переговаривались шепотом, потом громче, веселее, послышался смешок, а потом все грохнули от смеха.

— Товарищ командир, вы весь в обеде!

«Как это в обеде», — подумал Борисенко.

— Это борщ и каша. И никакой крови, просто вас ушибло бидоном.

Ему сразу стало легче, он разнял одеревеневшие руки и тоже рассмеялся. И хотя голова по-прежнему сильно болела от удара, ему стало весело и легко…

Враг давил и с запада, и с юга, пытаясь зажать защитников Москвы в железные клещи танковых армад. В связи с наступлением и передвижением вражеских войск пришлось перебазироваться в район Тулы. С ночных полетов перешли снова на дневные и летали беспрерывно с утра до ночи на бомбежку танковых частей армии Гудериана. Физическое напряжение летных экипажей было на пределе. Вечерами еле добирались до постели. Падали и тут же засыпали. Чуть свет — они снова в полете дотемна. И так несколько недель подряд.

В помещении спать душно, и летчики расположились на ночлег на плоской крыше дома. Немецкая авиация производила налеты на Тулу сначала в дневное время, а потом, боясь встречи с советскими истребителями, перешла на ночь. Однажды началась мощная бомбардировка. Вокруг — адская карусель: гремело, грохотало, внизу — взрывы, всплески пламени, вверху — рев моторов вражеских бомбардировщиков, световые конуса прожекторов, хлопки разрывов снарядов зенитной артиллерии. Тула защищалась стойко, упорно.

К дому, на крыше которого спали авиаторы, прибегает посыльный и истошным криком объявляет:

— Товарищи летчики, воздушная тревога, приказано укрыться в бомбоубежище!

Но из летчиков никто и не шевельнулся. Бомбардировка города и окрестностей продолжалась. Прибегает снова посыльный:

— Товарищи летчики, приказано… — Но летчики лежали как убитые. Посыльный стоял над ними и чуть не плакал: — Товарищи летчики, имейте в виду, я вас предупреждал, что происходит налет на город и что вам нужно укрыться. Мне, знаете, как попадет, если что… — И он ушел. А летчики спали до подъема. Так они уставали.

В Туле 212-й полк вошел в состав дивизии, которой командовал полковник Е. Ф. Логинов, будущий министр гражданской авиации. По-прежнему продолжали бомбить танковые армады Гудериана. Бои шли напряженнейшие. Вся Тула встала на защиту своего города. Но вот враг — у ворот города. Получен приказ авиаполку перебазироваться срочно под Москву и оттуда продолжать боевые полеты.

Все улетели, а в эскадрилье Борисенко один самолет без мотора. Поврежденный мотор сняли, он ремонту не подлежал, а другого не было. Последним вышел из штаба командир дивизии Логинов. Комэск доложил ему об этом. Как быть?

— Мотор пришлю немедленно, как только прибуду на место. Самолет перегоните лично! — последовал ответ.

Борисенко отдал свой самолет экипажу неисправного самолета, а сам стал ждать прибытия мотора.

На второй день доставили мотор. Два техника и экипаж буквально под обстрелом врага за несколько часов поставили и запустили его. Мотор работал нормально. Под носом у немцев самолет взлетел и на бреющем взял курс к новому месту базирования. Район этот Борисенко знал хорошо и вскоре обнаружил свою посадочную площадку.

В часть пришла срочная телеграмма от недавно назначенного командующего дальнебомбардировочной авиацией Голованова, в которой говорилось, что на Калининском направлении по железнодорожному мосту через Волгу фашисты перебрасывают технику и живую силу. Взорвать мост во что бы то ни стало! Кто это сделает, будет представлен к званию Героя Советского Союза.

Последнее, конечно, можно было и не упоминать, экипажи и без этого рвались в бой. А такое обещание, скорее всего, подчеркивало важность задания.

Мост для бомбардировочной авиации — крепкий орешек, особенно если он прикрывается зенитной артиллерией и истребительной авиацией. Мост — самая трудноуязвимая цель для авиации. И начались полеты на поражение этой цели. Бомбили и «сотками», и 250-, и 500-килограммовыми бомбами, и специальными мостовыми бомбами. Бомбили и одиночными самолетами, и группами, а он стоит. Попадания были, но повреждения носили незначительный характер, и фашисты быстро их устраняли. Мост стоит, а потери самолетов все растут. Дошло до того, что на этот мост направили начиненный взрывчаткой самолет ТБ-3, экипаж которого, не долетев до цели, выпрыгнул на парашютах, а наведение продолжал следом идущий самолет-разведчик. Наведение было неточным. Самолет взорвался на берегу реки, немного не дотянув до моста. Взрыв был мощным, а разрушение моста небольшое. Так и не удалось разрушить полностью этот мост.

Поздняя осень — ноябрь месяц. Грустная пора. И по времени года и по сложившейся военной обстановке. Тула устояла. Но враг напирает с запада. Калинин — в руках фашистов, а от Калинина до Москвы рукой подать. В это время и было получено распоряжение полку перебазироваться на северо-восток от столицы.

С перебазированием 212-й полк, можно сказать, и прекратил свое существование как боевая единица. Но славная боевая история этого полка останется в памяти ветеранов до конца их дней.

Евгений Борисенко к этому времени имел свыше полусотни боевых ночных и дневных вылетов. Дважды был сбит, но и на счету его экипажа два истребителя противника. С такими показателями он и закончил 1941 год.

Полк 748-й

Остатки личного состава двух боевых полков, 212-го и 420-го, объединили в начале 1942 года в один — 748-й авиационный дальнебомбардировочный полк, который после укомплектования и переучивания на новую технику приступил к боевой работе.