— Что?

— Нет, ничего, ладно.

— Уэйд собирался объезжать мустанга, хотите посмотреть?

— Конечно. Я ни разу не видела.

Джон не был уверен, что Уэйд справится. При взгляде не брата он подумал, что тот немного сдал. Появилась мешковатость, медлительность, а в объездке это могло сыграть с Уэйдом злую шутку.

Мустанг был красив и очень возбужден, он словно чувствовал, что сегодня может закончиться его свободная жизнь, поэтому, наверное, решил не сдаваться так просто, а стоять до конца. В самом деле обуздать лошадь дело не такое уж трудное, самое трудное — не дать ей погибнуть. Мустанг, чувствуя на себе ездока, пытаясь сбросить его, входит в такое исступление, что запросто может переломить собственный хребет. Ездоку надо быть все время начеку, предупреждать любое движение мустанга, чтобы своим весом не совершить нечаянное убийство.

Уэйд надел кожаные брюки, перевязал волосы платком и опоясался широким ремнем. Это была форма объездчика. Вообще-то можно было обойтись и без нее, но Уэйд сказал, что так чувствует себя увереннее.

Он вошел в загон, взял лассо и с первого же раза заарканил мустанга. Теперь начиналось самое трудное — надо было надеть седло. Оно лежало на перекладине, так чтобы можно было легко дотянуться до него рукой.

Мустанг перестал дергать лассо и успокоился. Уэйд потихоньку стал подводить его к себе. Тот шел неохотно, петлял, начинал рваться, но Уэйд, отпустив лассо на метр, потом подтягивал его на два. В конце концов он и мустанг оказались рядом. Уэйд похлопал коня по загривку. Тот фыркнул и мотнул головой.

— Помочь тебе?! — крикнул Джон.

— Не стоит, — ответил Уэйд. — Он может испугаться.

Уэйд достал из кармана морковь и дал коню, но тот не взял. Уэйд рассмеялся.

— Норовистый!

И каким-то неуловимым движением накинул на коня уздечку. Конь снова помотал головой, но освободиться уже не мог. Седло Уэйд тоже надел ловко, затянул ремни, попробовал, крепко ли сидит на коне сбруя.

— Ну, с Богом, — сказал он и, ступив на перекладину, оказался в седле.

Раньше он запрыгивал с земли. И Джон подумал, что Уэйду-таки придется попотеть.

Какое-то мгновение мустанг стоял неподвижно, а потом вдруг резко наклонил голову и вскинул круп.

— Хоп! Хоп! — крикнул Уэйд и тронул коня шпорами.

Что тут началось! Эйприл даже схватилась за Джона. Мустанг так болтал бедного Уэйда, словно собирался сделать какой-то трудносмешиваемый коктейль. Джон внимательно смотрел на само седло. Еще ни разу мустангу не удалось опустить на себя ездока всем весом. На долю секунды раньше, словно угадывая мысли коня, Уэйд приподнимался в седле.

Попрыгав на месте, мустанг рванулся по кругу, вставая на дыбы и вскидывая задние ноги. Это было самое трудное испытание для объездчика. Конь норовил выскользнуть из-под Уэйда.

— А зачем это вообще делается? — спросила Эйприл быстро.

— Конь должен слушаться человека. Уэйд сейчас пытается его себе подчинить, — не поворачиваясь к Эйприл, ответил Джон.

— То есть он ломает его волю? — уточнила девушка.

— Да, можно сказать и так.

Пронесясь по кругу в одну сторону, мустанг неожиданно развернулся и понесся обратно. Он мчался так близко к ограде, что Джон боялся, как бы Уэйд не разнес на кусочки свою коленную чашечку. Но Уэйд успевал в опасных местах убирать ногу, и мустанг терся о перекладину собственным боком.

Теперь наступил ответственный момент. Джон почувствовал это по тому, как Уэйд покрепче перехватил поводья. Теперь он должен был научить мустанга слушать себя. Это тоже надо было делать со знанием особенностей дикого коня. Никаких резких движений, мягко, но настойчиво.

И Уэйд повел поводьями влево. Мустанг от неожиданности сразу же повернул куда следует, но тут же опомнился и устроил наезднику новую встряску. Но Уэйд не дал ему особенно разгуляться. Он повел поводья вправо, на себя, снова влево, мустанг терял контроль над самим собой, он поворачивал туда, куда не хотел. Это бесило его и лишало сил. Он просто остановился. Но Уэйд не дал ему и стоять. Он пришпорил его и снова повел по кругу.

— Отличная работа, — сказал Джон.

— И это все? — спросила Эйприл.

— Практически все, — сказал Джон. Он мог гордиться братом, ни мешковатости, ни медлительности теперь не было. Уэйд оставался таким же молодым и ловким. Только ко всему этому прибавился еще опыт.

— Да, как быстро ломается воля, — с сожалением сказала Эйприл.

И не успела она произнести эти слова, как мустанг, уже, казалось, безропотно исполняющий все приказы человека, вдруг сделал такое, чего Джон почти и не видел. Он как бы сложился пополам, а потом бешеной пружиной распрямился.

Уэйда швырнуло на гриву, нога его выскочила из стремени, и он чудом удержался в седле.

Джон увидел, что у брата из носа течет кровь.

Уэйд, впрочем, этого не заметил. Он снова завладел поводьями и снова повел коня по кругу.

— Молодец! — прошептала Эйприл и даже захлопала в ладоши.

Джон так и не понял, к кому относятся ее слова, к Уэйду или мустангу.

Вечером у Уэйда опух нос, и он стал похож на пьяницу.

— Нет, ты видел, что он сделал?! — кричал Уэйд восторженно. — Он сложился вдвое!

— Честно говоря, он не очень-то и складывался, — сказал Джон. — Но ты, конечно, можешь говорить всем что он был страшно норовистый.

— А разве нет?

— Дохленький, хиленький, сонный какой-то, — подначивал брата Джон. — Я думал, ему уже лет под семьдесят.

— Ага, значит, говоришь, сонный и старый?

— Да, пожалел бы его седины.

— Ладно, там есть еще один мустанг. Тоже очень старый и сонный. Вот ты его завтра и объездишь, договорились?

— Конечно. Тебе эта работа уже не под силу, старичок.

— Ах ты нахал! — засмеялся Уэйд и, схватив брата, начал с ним бороться.

— Э! Э! Я тебе не сонная лошадка, — засмеялся и Джон. — Я так просто не дамся.

— Ты не сонный, ты не старый? Да ты развалина городская!

— Я не дам честь города в обиду!

Братья свалились на пол и стали кататься по ковру.

— О, да тут вольная борьба! — сказал, входя, Билтмор. — Можно делать ставки?

— Я ставлю на Уэйда! — сказала Эйприл, которая вошла вместе с отцом.

— А я на Джона!

— Я тоже ставлю на Джона, — сказал Джон.

— Уэйд, если вы победите, мы сорвем приличный куш! — засмеялась Эйприл.

К сожалению, борьбе не дано было завершиться, потому что пришла Скарлетт и быстро ее прекратила, сказав:

— Как дети! Прекратите сейчас же!

Поправляя одежду и отпыхиваясь, братья повалились в кресла.

— А я хотел предложить вам сыграть в триктрак, — сказал Билтмор.

— Это в карты? — спросил Джон.

— Да, очень простая игра.

— К сожалению, не умею играть в карты, — сказал Джон.

— Ну, тогда расскажите нам о своих путешествиях.

— Какие там путешествия?! — заскромничал Джон. — Вы ведь повидали больше меня.

— Не знаю, не знаю… Хотя кое-где я был. Ну, про Европу не стану, про Африку тоже — просто придется повторять то, что написано в каждом журнале. А вот в Австралии мало кто был.

— Уж больно далеко! — сказал Джон.

— Стоит того. Удивительная страна. Вы знаете, что там нет хищников?

— Правда? Вот здорово! — сказала Эйприл.

— Оказывается, ничего хорошего. Переселенцы завезли туда кроликов для развода, на первых порах, конечно радовались, что тем ничего не угрожает. Но потом кролики стали размножаться так бурно и безостановочно, что уничтожали целые поля пшеницы, сои, да всего, что только росло и зеленело. Они стали настоящим бедствием для Австралии. На них началась беспощадная охота, потому что они грозили просто вытеснить человека с материка.

— Интересно, — сказал Джон. — Оказывается, хищники нужны. Впрочем, да, естественный отбор, Дарвин…

— Только не упоминайте это имя при местном священнике, — сказал Билтмор. — Вы рискуете быть отлученным от церкви.

— Да я и сам в эту теорию мало верю, — сказал Джон. — Природа не механична. Она одухотворена…