— Идем-идем, я тебе все объясню, Бо.

«Да ведь это Уитни! — внутренне ахнул редактор. — Ее муж и отец владельцы крупнейшей в Нью-Йорке сети хлебопекарен. Черные выходцы с Юга, они одними из первых цветных сумели наладить весьма прибыльный бизнес. У Бо, наверное, помутилось сознание! Ведь муж Уитни его хороший друг».

Они вошли в подъезд, и здесь Бо остановился.

— Я никуда не пойду, если ты не скажешь мне, любишь ли ты меня?

— Это не самое лучшее место для объяснений, — сказала Уитни. — Давай поднимемся ко мне.

— Я не хочу видеть твоего мужа!

— А он хочет тебя видеть, — сказала Уитни. — Ну, идем, или ты испугался?

— Я, пожалуй, оставлю вас, — сказал редактор.

— Нет, ты пойдешь с нами! — схватил его за рукав Бо.

— Но мне кажется…

— Брось! Ты же видишь, что на все приличия надо наплевать. Я люблю честность, Уитни. Веди меня к своему мужу.

Они поднялись на второй этаж и вошли в квартиру. Это была большая, хорошо обставленная, светлая и уютная квартира, занимающая целый этаж дома.

Служанка забрала пальто и шляпы у Бо и редактора, а Уитни проводила их в гостиную.

Муж Уитни, Сол Кормер, встал им навстречу.

— Здравствуй, Бо, здравствуйте, мистер…

— Рескин, Хьюго Рескин, — представился редактор.

— Очень приятно. Присаживайтесь, господа.

Редактор чувствовал себя крайне неудобно. Да и сама ситуация была какой-то абсурдной.

— Уитни, приготовь нам кофе, — попросил муж.

— Хорошо, — сказала актриса и вышла.

— Сначала я хотел бы поздравить тебя с премьерой. К сожалению, мне не удалось побывать на спектакле. Но я искренне рад за тебя. Искренне рад. А теперь я слушаю тебя, Бо, — сказал Сол.

«Если бы негры могли бледнеть, — подумал редактор, — Сол был бы сейчас белее Бо».

— Это наша общая победа, Сол, — сказал Бо. — Так что я и тебя поздравляю. Но я пришел не за этим. Сол, я люблю Уитни. И мне очень грустно, что ты ее муж.

Наверное, алкоголь уже испарился и прекратил свое расковывающее действие. У Бо дрожали руки. Он никак не мог проглотить сухой комок в горле.

«А все-таки негры бледнеют, — подумал редактор. — Их лица становятся серыми. Это страшная бледность».

— Я не знаю, что тебе сказать, Бо. Потому что у меня огромное желание вышвырнуть тебя вон из моего дома, — тихо проговорил Сол.

— Ты можешь сделать это. Но ведь этим ничего не исправишь, — сказал Бо еще тише. — Ты можешь назвать меня негодяем и подлецом. Ты можешь даже убить меня, Сол, но и этим ничего не исправишь.

— Бо, ты посмел прийти ко мне только потому, что я черный? — спросил Сол после паузы.

— Нет. Нет, Сол. Ты же знаешь. Это не имеет никакого значения. Я пришел потому, что ненавижу ложь.

— Ты опозорил мою семью на весь квартал… На весь город…

— Для тебя это так важно?

— Не знаю. Наверное, важно.

— Почему, Сол?

— Потому что ты можешь забыть о цвете моей кожи, а я — нет. Потому что для тебя милая забава — якшаться с неграми, а для меня дружить с белым — великое достижение. Потому что все в этой стране все равно считают меня недочеловеком. И я, Бо, я тоже так думаю. Ты приходишь ко мне и заявляешь права на мою жену. А я даже не смею набить тебе морду!

— Ты дурак, Сол! — закричал Бо. — Ты должен набить мне морду, если тебе этого хочется. Но этим ничего не исправишь, потому что я люблю Уитни. Ты знаешь, о чем я думал, прежде чем прийти к тебе? Меня никогда не останавливало семейное положение моих возлюбленных. Я с удовольствием обманывал их мужей. Но сейчас я этого не могу сделать. Потому что я люблю Уитни. И я тебе это честно говорю. Наши кулаки ничего не решат здесь. Пойми, Сол. Моя любовь не против тебя! Моя любовь, может быть, в первую очередь против меня. Но что я могу поделать?

— Забыть! Навсегда забыть! Ты об этом не думал? Не думал, я вижу. У тебя в жизни не существует запретов. Тебе подавай то, чего твоя левая нога золотела. А для меня жизнь полна запретов! Мы с тобой не в равных положениях, Бо!

— Почему?!

— Потому что ты — белый и этот мир твой. Все в нем твое. А моего отца продали на соседнюю плантацию, разлучив с матерью и детьми. Вот в чем вся разница, Бо!

Оба замолчали, напряженно глядя в глаза друг другу.

— Прости меня, Сол, — сказал Бо наконец. — Я идиот. То, что внутри меня, я перенес на весь мир. Я пришел к тебе именно потому, что ты для меня не белый и не черный — ты просто человек, мой соперник. А теперь я вижу, что ты слаб. Я не буду с тобой бороться, Сол. Я тебя жалею.

Бо встал и пошел к двери.

Он чуть не сшиб с ног Уитни, которая возвращалась с подносом, уставленным чашками.

— Я ухожу, Уитни. Прости и ты мне этот ночной скандал. Сол все толково объяснил мне. Вы — черные. И я не смею трогать вас.

Уитни встала на его пути и уперлась подносом в его грудь.

— Нет, Бо, постой. Не знаю, что там тебе говорил Сол. Но я тоже хотела бы решать свою участь. Не к этому ли ты нас все время призывал? Вернись к столу и выслушай меня.

Бо покорно вернулся на свое место.

Уитни поставила поднос на стол. Подошла к своему мужу и обняла его за плечи.

— Я тоже люблю тебя, Бо, — вдруг сказала она. — Но я никогда не брошу Сола. И не потому, что у меня от него дети, что мы муж и жена уже шесть лет. Знаешь, Бо, до встречи с тобой, до нашей работы я, пожалуй, смогла бы оставить его. Но ты научил нас быть гордыми и милосердными. Я остаюсь со своим мужем потому, что горжусь им. Потому что Сол, оступаясь и ранясь, перестает быть рабом. Он становится свободным человеком. Ты ведь тоже не бросил нас, хотя мог найти других актеров, с которыми не было бы стольких хлопот. Это твоя вина, Бо. Это твоя заслуга. Я остаюсь с тем, кому сейчас труднее. Вот теперь можешь уходить.

Редактор видел, что у Сола глаза наполнились слезами.

«Боже мой, — думал он, — все это, оказывается, совсем не абстрактные понятия — равноправие, свобода, честь, достоинство… Ведь вот, для этих людей это смысл их существования!»

Бо поднялся с места. Он выглядел сейчас побитым и раздавленным. Он хотел еще что-то сказать, но только развел руками.

— Да, только не надейся, что я брошу театр, — сказала Уитни. — Я буду работать с тобой. Я всегда буду работать с тобой.

Когда Бо и редактор вышли на улицу, было уже светло. Уже появились редкие прохожие, молочники ставили бутылки у дверей домов, дворники мели тротуары.

На лице Бо была почему-то улыбка умиротворенности.

— Так как, ты говоришь, зовут тех двух пропавших репортеров? — спросил он.

— Билл Найт и Джон Батлер, — ответил редактор.

Кровь и безумие

Джон теперь никак не мог уйти из Лата.

На следующее же утро после своего бегства и возвращения он отправился к Ридеру и напрямик спросил:

— Ридер, вы убили Найта?

Ридер ошалело посмотрел на Джона, вдруг схватился за голову и воскликнул.

— Он шел с Нагом?! Тогда все понятно!

— Что?! Что вам понятно?! — испугался Джон.

— Не знаю, может быть, я не прав. Давай, сынок, пока не будем пороть горячку. В одном я уверен, твой друг жив и ты его скоро увидишь.

Сколько ни пытался Джон выспросить Ридера поподробнее, тот ничего не говорил. Но зато он все рассказал и о своем поселке, и о жизни здесь, о том, как это начиналось и что теперь.

Вокруг Ридера сидело человек десять серьезных мужчин, и все они готовы были подтвердить любое слово, сказанное Ридером.

Действительно, Ридер раньше был полицейским в Техасе. Он даже показал грамоту за отличную службу. Но потом был ранен в стычке с похитителями лошадей. Его шрам и был следом, оставшимся на память от бандитов. Со службой в полиции пришлось расстаться. У Ридера была неплохая пенсия, приличный участок земли, табун хороших скакунов. Ему бы заниматься на своем ранчо и горя не знать. Но не таков был Ридер. Энергия его била через край.

Где-то услышал он, что на Аляске нашли огромные запасы золота. Это были темные слухи, но Ридер загорелся и, бросив все на своего друга, поехал на Аляску.