Джон действительно видел такую пьесу. Ему она ужасно не понравилась своей тупостью, но собравшиеся снова стали хохотать.
— Так ты страховой агент? — спросил Ридер.
— Да нет же, черт возьми! Я не страховой агент и не агент Стенсона. Я…
— Ну! Кто?
— Я репортер из Нью-Йорка, — нехотя сознался Джон.
На этот раз взрыв хохота был оглушительным. Такое впечатление, что эти суровые мужчины ничего смешнее в своей жизни не слышали.
«А я пользуюсь здесь успехом, — подумал Джон. — Может, мне податься в клоуны?»
— Ну ладно, не хочешь говорить, кто ты, не говори, — утирая слезы, сказал Ридер. — Ты свободный человек и можешь не отчитываться перед нами. Но чем ты докажешь, что ты не от Стенсона?
— Если уж пошла речь о свободе, то надо бы вспомнить важнейший принцип демократической юриспруденции — презумпцию невиновности, — сказал Джон.
Некоторое время собравшиеся молчали, открыв от удивления рты.
— Слушай, Карл, — обратился Ридер к своему соседу, — тебе не кажется, что он обложил нас матом?
— Пусть повторит, — сказал Карл.
— Простите, я не хотел вас обидеть, — сказал Джон. — То, что я произнес, означает, что в свободной стране не человек должен доказывать суду, что он невиновен, а суд должен доказать, что человек в чем-то виноват. Это и называется презумпция невиновности.
С минуту мужчины переваривали то, что сообщил им Джон. Для многих это была неожиданная новость.
— Ты ничего не путаешь, сынок? — спросил Ридер наконец. — Выходит, по-твоему, что если я поздно пришел домой, то не должен оправдываться перед своей супругой, а она должна доказать, что я — кобель?
— Ну, примерно так, — согласился Джон.
Мужчины снова задумались. Очевидно, теперь они начнут строить свои семейные взаимоотношения совсем иначе.
— Нет, — сказал Карл. — Моя Сью ни в чем разбираться не станет — она сразу приведет приговор в исполнение. Скалкой по башке, и вся тебе презумпция!
Теперь и Джон присоединился к общему хохоту.
Ридер снова посерьезнел.
— Даже если так, парень, то у нас есть причины не верить тебе, вот ты нам все и поясни. Кто это, например, мог сказать тебе, что здесь полно пушнины, если наших ребят гоняют с других участков чуть ли не с собаками? Кто тебе сказал, что у охотника можно купить ружье? Это то же самое, что у голодного купить хлеба. Не стыкуется, сынок. Теперь этот твой мальчуган. Он парень симпатичный, но кто же берет негритенка в самый холодный на земле край? Вот это уже полная глупость. С этим мальчишкой можно охотиться только за чахоткой. Ну и самое главное — ты говоришь, что сам из Джорджии. Оттуда, парень, такими беленькими не приезжают. Я сам из Калифорнии. Солнце там палит так, что сразу становишься коричневым. Не скоро этот загар сходит.
Джон сидел, опустив голову. Вся его ложь была угадана этим человеком моментально.
— Вот видишь. Нам есть в чем тебя обвинить. Хотя бы во лжи. А уж теперь ты докажи, что мы не правы.
— Вы правы, — сказал Джон. — Я наврал. Почти все наврал. Но это единственная моя вина. Я в самом деле репортер из Нью-Йорка. Хотя приехал в Нью-Йорк из Джорджии. Это правда. К вам я пришел, чтобы написать о вас статью в свою газету. Если вы не верите, можете поискать в моей сумке — там есть мое газетное удостоверение. А Цезарь — мой помощник. Вот и все. К Стенсону я не имею никакого отношения.
— Карл, сходи к кривой Мэри и возьми сумку парня.
Карл поднялся и вышел.
— Да! — крикнул ему вслед Ридер. — Мальчишку тоже приведи!
— Ну вот вы все и узнаете, — сказал Джон облегченно.
— Нет, сынок. Пока ты только запутал дело еще больше, — сказал Ридер. — Если все, что ты говоришь, правда, то зачем ты ее так упорно скрывал?
— Он, когда пришел, спрашивал про какого-то Найта, — сказал вдруг тот самый стражник, который встретил Джона в ущелье. Джон только сейчас узнал его.
— Найт тоже репортер, — сказал Джон. — Он поехал сюда первым. Но, видно, передумал, — сказал Джон, стараясь скрыть свое подозрение, что Найта убили люди Ридера.
— А кто вам сказал про нас? — спросил Ридер.
Это был самый опасный вопрос. Выдавать Нага Джон не мог.
— Сон на стоянке Калли, — нашелся Джон.
— А! Жив еще бюрократ! — улыбнулся Ридер. — А я уж подумал — вы встретили Нага.
— Кто это? — спросил Джон вполне естественно.
— Да я же говорил тебе, это наш эскимос. Он на материк ездил, — напомнил стражник.
— А! Да-да…
— Этот бы вам порассказал! — улыбнулся Ридер. — Вот первый негодяй в Лате! Стенсон ему платил долю от награбленного, а теперь — пшик!
Карл вернулся с Цезарем и с сумкой.
За ним появилась Мэри.
— Ну, скажи нам, сынок, — обратился Ридер к Цезарю, — кто этот славный парень и откуда?
— Скажи им правду, Кам, — попросил Джон.
— Я удивляюсь такой темноте человеческой! — воскликнул Цезарь. — Они не знают репортера Джона Бата! Да его статьями зачитывается вся Америка! Они хватают его, как обыкновенного воришку, и запирают в подвал! Нет, это просто в голове не укладывается!
Удостоверение Джона пошло по рукам. Мужчины виновато опустили головы.
— Да мы тут… Это правильно, парень… — виновато пролепетал Ридер. — Газет не видим… Совсем отупели…
— Я требую, чтобы моего шефа сейчас же отпустили на свободу. Иначе я сообщу в ассоциацию журналистов Америки! — воскликнул Цезарь.
— Да мы его не держим! — испуганно проговорил Карл. — Правда, Ридер?
— Не держим, — согласился тот.
— И еще я требую предоставить ему всю интересующую его информацию, иначе вы будете отвечать по статье за нарушение Конституции Соединенных Штатов о свободе слова!
Совсем запуганные мужчины дружно заговорили:
— Конечно, мы ему все дадим… Что ему интересно, то и дадим… Мы не против Конституции…
— Ну так! — вмешалась вдруг в общий гомон Мэри. — Теперь я бы хотела спросить. Мой постоялец будет есть сегодня, или вы его решили голодом уморить?
Собрание закончилось моментально. Все вспомнили, что еда — святое.
Сытно поужинав, Джон отправился спать. Но уснуть не удавалось. За сегодняшний день произошло столько событий, что надо было хотя бы попытаться их осмыслить.
Что-то не вязалось в происшедшем с рассказом эскимоса. Да, Ридер внешне производил не самое приятное впечатление, но в остальном его не в чем было упрекнуть. Да и собравшиеся на «суд» мужчины не были похожи на головорезов. Но самое странное, что Джона вообще отпустили. Он специально перед сном вышел из дому — никого, кто стерег бы его, он не увидел. Поселок мирно спал. Значит, Джон мог запросто собраться и уйти из ущелья. Мог ли? Не встретят ли его на выходе? Не кончится ли его путешествие там? Это оставалось загадкой.
Джон ворочался, не находя никакого объяснения. Завтра он попытается все проверить. А сейчас надо спать.
Но как можно спать, если неизвестно главное — куда пропал Найт? Что с ним случилось? Джон не верил, что в последний момент Найт передумал идти в ущелье и вернулся. А получалось, что это произошло именно в самый последний момент. Ведь его видели с Нагом совсем недалеко от Лата. Что произошло? На этот вопрос может ответить только Наг.
Кое-как дождавшись утра, Джон отправился в поселок эскимосов.
Он был совсем рядом, за небольшим холмом у замерзшей неширокой реки.
Стаи собак гонялись друг за другом, оглашая округу громким лаем, детишки в меховых шубах играли на снегу, женщины выбивали шкуры. На Джона никто не обратил внимания, словно это не незнакомец шел по стойбищу, а ветерок прошумел.
У первой же женщины Джон узнал, где живет Наг. Впрочем, сделать это было совсем не просто.
После вопроса Джона эскимоска даже не подняла голову. Но Джон вспомнил свои беседы с Нагом и стал ждать. Женщина действительно ответила ему только минут через десять.
Иглу Нага было самым большим в поселке. Из снежных глыб был сооружен не только купол довольно просторного дома, но и заборчик, если это можно так назвать, огорожен задний двор, даже площадка для детей.