Дело не становится лучше. В 1970 г. министерство здравоохранения, образования и социального обеспечения выяснило: примерно 5 % всех американских подростков в возрасте от 12 до 17 лет (около миллиона) не умели читать и писать на уровне 4-го класса, т. е. практически были неграмотными. В том же году институт опросов общественного мнения Л. Харриса сообщил, что не менее 12,5 млн. американцев в возрасте старше 16 лет «функционально неграмотны», так как не могут выполнить элементарные операции, требующие минимального уровня грамотности. В марте 1979 г. «Нью-Йорк таймс» сообщила, например, что 40 % американских старшеклассников уверены, что Израиль — арабское государство, 17 % —убеждены, что в США больше жителей, чем в Китае. Газета напомнила в связи с этим о предпринятом по линии ЮНЕСКО исследовании того, насколько учащиеся ряда иностранных государств осведомлены о зарубежной культуре. В конце списка были школьники США.

Как отмечают К. Хантер и Д. Харман — авторы доклада «Неграмотность взрослых в Соединенных Штатах», подготовленного в 1979 г. для Фонда Форда, каждый пятый американец при выполнении многих своих повседневных дел испытывает затруднения, связанные с недостаточным уровнем школьного образования. В середине 70-х годов примерно 38 % взрослого населения США в возрасте 16 лет и старше не имели среднего образования и не являлись учащимися. Неграмотность обычно сопутствует бедности, расовой дискриминации, безработице, плохому жилищному положению. Доля лиц с низким уровнем образования особенно высока на юге США. Что касается мер, принимаемых правительством для обучения взрослого населения, прежде всего устранения неграмотности, то они никак не соизмеримы с масштабами проблемы. Лишь 2–4 % американцев в возрасте 16 лет и старше, из числа не закончивших среднюю школу, обучаются по программам обучения взрослых в рамках средней школы, финансируемых правительством США²⁰.

Пороки в системе американского образования неотделимы от еще более позорного ущемления прав человека — расизма. Долгое время, еще с конца прошлого века, в США открыто придерживались расистского принципа «равного, но раздельного» образования. Определенный отход наметился лишь в 1954 г., когда Верховный суд США принял решение по делу «Браун против Совета просвещения», которое до сих пор выдается в США за исторический рубеж в содействии «расовой гармонии» в образовании. Но решение носило ограниченный характер, ибо относилось лишь к уже сегрегированным школам. Расизм без труда нашел обходные пути, фактическая дискриминация продолжалась. Кроме того, решение касалось лишь тех законов, которые допускали открытую сегрегацию, и не распространялось на многочисленные косвенные проявления расизма, а они-то и представляли собой наиболее обширную сферу дискриминации.

В последние годы попытки Вашингтона приглушить расовую проблему в образовании все чаще представляются как чуть ли не процесс «искоренения расизма» в школах. Реальное положение иное. В специальном докладе Комиссии Соединенных Штатов по гражданским правам, опубликованном в начале 1977 г., документально доказано, что «дети национальных меньшинств в городах страны менее всех приблизились к обещанию иметь равную защиту законов, провозглашенному в конституции и известных решениях Верховного суда»²¹. Так, двое из трех черных детей посещают школы, где основную часть учащихся составляют национальные меньшинства. В аналогичном положении находятся дети американцев испанского происхождения.

Расовая дискриминация в образовании усиливается прежде всего в крупных городах. Немногим лучше положение на юге страны, который считается в США «демонстрационным залом» десегрегации. В семи наиболее крупных городах Техаса обучается менее половины всех черных детей штата, из них 80 % посещают высокосегрегированные школы. В родном штате экс-президента Картера — Джорджии— лишь 22,6 % черных учащихся проживают в городских районах, но около половины из них учатся в сегрегированных школах. В докладе Комиссии Соединенных Штатов по гражданским правам полностью подтверждается факт превращения расизма в области образования в укоренившуюся систему, которую не меняет демагогический камуфляж последних лет. «Дети из городских районов по-прежнему учатся в расово-изолированных школах, они продолжают жить в расово-изолированных районах, поскольку продолжается политика расового сдерживания. Ответственность за это лежит прежде всего на государственной власти»²².

Признают реальности и представители власти. Например, заместителю министра здравоохранения, образования и социального обеспечения М. Берри, которая занималась вопросами образования, был задан прямой вопрос: «Предоставила ли политика десегрегации равные возможности для всех учащихся?» Ответ: «Нет. Большинство черных учащихся остаются в сегрегированных школах. Примерно две трети учащихся до сих пор остаются в школах, где обучаются преимущественно национальные или расовые меньшинства»²³. Действительно, в 1974 г. сегрегированные школы Чикаго и Детройта на 70 % состояли из учащихся детей национальных меньшинств, Нью-Йорка и Филадельфии — на 60, Лос-Анджелеса — на 50 % Если в самом городе Балтиморе национальные меньшинства составляют 70 % учащихся, то в его пригородах 92 % школьников составляют дети белых.

Признания М. Берри были сделаны в подобающий момент — прошло как раз 25 лет после принятия решения Верховного суда США по делу «Браун против Совета просвещения». Эти признания точно указали подлинную цену попыток американских властей устранить дискриминацию из сферы образования. Неискоренимое неравенство по-прежнему ограничивает в США возможность получения полноценного образования. Это ломает весь жизненный путь личности, грубо нарушая права человека на выбор профессии, рода занятий и работы в соответствии с его способностями и призванием. И уж никоим образом не отвечает надеждам Томаса Джефферсона в отношении американской школы, призванной «открывать и звать к действию море талантов, прозябающих в нищете».

Поразительное заявление в отношении государственного социального обеспечения содержалось в предвыборной платформе Республиканской партии США в 1972 г. «Мы отвергаем как бессовестную мысль о том, будто бы все граждане имеют право на поддержку государства независимо от их способности или желания обеспечить самих себя и свои семьи»²⁴,— заявили республиканцы, руководившие в то время страной. Это была не случайная декларация, а принципиальная позиция республиканцев. Примерно то же самое твердят демократы, называя это «самообеспечением».

Видный деятель американской коммунистической партии Г. Грин подчеркивает, что «в области пенсионного обеспечения США и сейчас значительно отстают от многих других капиталистических стран»²⁵. Этот вывод можно с полным основанием отнести ко всей системе американского социального обеспечения.

Какая бы партия ни находилась у власти, социальное обеспечение трудящихся в Соединенных Штатах всегда пробивало себе дорогу с огромным трудом. Даже в капиталистической Европе социальное страхование существовало еще до того, как в США задумались над этой проблемой. В Германии зачатки социального страхования появились еще в 1883 г., в Австрии — в 1888 г., в Швейцарии и Дании — в 1891 г. Что касается США, то первый американский закон о социальном страховании — причем не федеральный и предусматривающий ограниченное страхование только от несчастных случаев — появился лишь в 1902 г. В период крупных социальных реформ «нового курса» Ф. Рузвельта США отстали от других капиталистических стран, впервые принявших соответствующие законы, в сфере пенсионного обеспечения по старости на 46 лет, в страховании на случай потери кормильца — на 28 лет, в страховании по безработице — на 26 лет.

В середине 30-х годов суммы пенсий были мизерными — в штате Северная Дакота, например, пенсионер получал 69 центов в месяц²⁶. К тому же социальное страхование по старости охватывало только федеральных служащих. Первый закон о пенсионном обеспечении рабочих и служащих частного сектора, составляющих подавляющее большинство американских трудящихся, был принят в США в 1934 г. и распространялся лишь на железнодорожников.