Изменить стиль страницы

— Как идет репетиция? — спросила Джоанна, оглядывая пустой театр.

После первой обнаженной репетиции, она по-умному ускользнула. К счастью, актерский состав так быстро сдружился, что Риган больше были не нужны упражнения, которые требовали обнажения. Не то что бы я боялась за жизнь. Мне до сих пор снились ночные кошмары, в которых меня преследует грудь.

— Все хорошо, — ответила я ей.

Так и было. Риган собрала воедино группу чрезвычайно талантливых девушек, все они были очень профессиональными и расторопными — чего было не так просто добиться от актеров. Сказать, что я была впечатлена самоотверженностью и работой, которую они делали — было бы преуменьшением. Я привыкла к группам, которые, будучи талантливыми, на протяжении нескольких месяцев показывали одно и то же. Все мы впали в рутину. Даже я, хотя и не осознавала этого. Много времени прошло с тех пор, как я была частью чего-то свежего, нового и волнительного. Это было одновременно ужасающе и захватывающе. Я все еще привыкала нормально относиться к захватывающей части.

— Хорошо, — сказала Джоана, но она задержалась, держа руки в карманах.

— Все нормально? — спросила я, чувствуя, что она что-то задумала.

Она посмотрела на меня и выдохнула. Внезапно она перестала выглядеть как идеальная, собранная Джоанна. Она выглядела как обычный человек — обычный шикарный человек — который, кажется, испытывал сильный стресс.

— Оно просто обязано пройти хорошо, — сказала она, в ее голосе сквозило явное напряжение. — Это выступление. Оно должно пройти хорошо.

Я кивнула. По своим исследованиям я знала, что она вложила кучу денег в этот театр, полностью отремонтировав захудалое помещение и заплатив за рекламу во всю полосу для продажи билетов. В финансовом плане тут многое зависело от нее. Но я не думала, что деньги — это то, что на самом деле беспокоило ее.

— Родители считают меня сумасшедшей, — сказала она мне.

Джоанна немного говорила о своей семье, но я могла списать это на чувство разочарованности в родителях.

— Думаю, они просто переживают.

— Конечно, — сказала она, смахнув несуществующую соринку. — Но не обо мне. О своей репутации.

Я не знала, что сказать. Я не вращалась в богатых, элитных кругах, где выросла Джоанна, но я представляю — на нее было оказано большое давление, чтобы она оправдала определенные ожидания. Особенно учитывая, что ее семья была одной из известнейших в Нью-Йорке. Джоанне нужно было заботиться не о том, как она выглядела, а о том, как это отразится на ее семье. Я представляла, что это должно быть, сдерживало.

— Шоу будет классным, — решительно заявила я. Это единственное обещание, которое я могла дать ей. И единственное, которое я смогу выполнить.

— Хорошо, — сказала она, и вот так просто, снова вернулась продюсер Джоанна — вся такая деловая.

Спокойная, холодная, собранная. Однажды я спрошу у нее, как ей это удается. Если это колдовство, возможно, мне удастся получить заклинание. Я бы с радостью прибегла к черной магии, чтобы выглядеть так же хорошо, как она. Она ушла, и я закончила подготовку к репетиции. Я посмотрела на часы — скоро придут люди — и подошла к своей сумке, чтобы взять папку с постановочным материалом.

Но ее там не было.

Нет. Это было невозможно. Я никогда не забывала свою папку. Она была практически привязана к моей руке. Она была частью меня. Как я могла забыть часть себя?

«Нет, нет, нет, нет».

Меня поглотила тревога. Я вывалила содержимое своей сумки, как будто четырехфунтовая папка могла затеряться в курьерской сумке. Конечно же, я не нашла ее. Мое сердце бухало, ладони вспотели, и я была совершенно точно уверена, что на полпути к приступу паники, если не успокоюсь. Сделав глубокий вдох, я села и мысленно прокрутила свои шаги, будучи впервые благодарной за то, что этим утром не остановилась, чтобы выпить кофе. Это значило, что моя папка — самая важная вещь в мире для помощника режиссера — или ехала в поезде, или я оставила ее в квартире.

Потянувшись за своим телефоном, я стала искать среди контактов номер Шейна, радуясь тому, что у нас хватило ума, чтобы обменяться ими, пока мы разбирались с жилищными проблемами. Как только пошли гудки, я стала молиться, чтобы он поднял трубку и был достаточно близко для того, чтобы проверить, там ли блокнот.

— Пожалуйста, скажи, что ты в моей спальне, — выпалила я, как только он поднял трубку.

Последовало молчание, а потом его голос, низкий и сексуальный, раздался в трубке.

— Дай мне пять минут, и я буду там, — сказал он.

Я стукнула себя по лбу ладонью, раздраженная тем, что все мое тело напряглось при мысли о нахождении Шейна в моей спальне. «В моей постели. Не сейчас, тело! Это было ТАК не вовремя».

— Ты что-то забыла дома? — к моему величайшему облегчению спросил он. В его голосе был легкая нотка юмора. Очевидно, он думал, что я странная. Он не ошибался.

— Надеюсь, — сказала я и услышала в своем голосе назойливость. — Ты неподалеку? Можешь посмотреть?

Я скрестила пальцы.

— Я внизу в мастерской, — ответил он.

«Слава Богу». Я выдохнула после долго сдерживаемого дыхания.

— А ты можешь пойти наверх и посмотреть, не оставила ли я в спальне большой черный блокнот?

— Конечно, — ответил он. — Я позвоню, когда буду там.

Я повесила трубку и услышала шум голосов в лобби, подняла глаза и увидела, что актрисы начали прибывать на репетицию.

— Дерьмо, — пробормотала я. Даже если блокнот и был в квартире, я никак не смогу съездить туда и обратно, не задержав репетицию. И я, правда, не хочу этого делать. Это раздражало. Это было непрофессионально.

Я никогда, никогда не забывала свой блокнот. Это была ошибка любителя, а я гордилась собой, потому что всегда была готова ко всему.

Риган пришла, одетая в черное вязаное платье, и поприветствовала группу. У меня горело лицо от разочарования в себе, я вытащила из сумки ноутбук и молилась, чтобы никто этого не заметил.

— Думаю, сегодня мы начнем с актерских упражнений, — сказала Риган, бросив пальто через стул. — Разомнемся.

Она потерла руки — осенняя прохлада особенно остро чувствовалась этим утром.

— Одновременно и буквально, и фигурально.

Они приступили, но я только вполовину обращала на это внимание. Я продолжала проверять свой телефон, ожидая услышать Шейна, но когда прошло двадцать минут без ответа, я смирилась с тем, что вечер посвящу восстановлению папки с нуля.

Если мне повезет, Риган будет делать актерские упражнения всю репетицию, но хотя это способствовало мне, это не было признаком хорошего директора. А так как Риган была молодой и неопытной, я знала, что она была очень хорошим директором.

Всю репетицию я провела в состоянии фрустрации и стресса. Я была, как будто обнажена без своей папки, и не могла избавиться от ужасной боли в груди, которую чувствовала, когда представляла, что моя тетрадь потерялась где-то в Манхеттене или Бруклине. Я никогда не плакала, но была так близка к этому. К счастью, мне удалось сдержаться, сделав несколько глубоких вздохов и запланировав свою дорогу домой, включив в маршрут поход в Кинко и ряд других мест, чтобы пополнить запасы. Мне просто придется начинать заново. С нуля.

Через час Риган объявила перерыв, и все разбежались проверять почту, на перекур или поболтать друг с другом. Я пошла за кулисы, нуждаясь в тишине и покое. Мне нужно подобрать нечто напоминающее мою папку, что я могу использовать, когда актрисы начнут репетировать. Вдруг Риган просунула свое лицо через занавеску.

— Эй, — сказала она с игривой ухмылкой на лице. — Тут кое-кто хочет повидаться с тобой.

И потом, до того как я успела выпытать дополнительную информацию, она исчезла.

Сердце мое упало от мысли, что Меган не могла выбрать худшего времени, чтобы воспользоваться моим предложением, но не она вышла из-за угла. Это был Шейн. И он держал мою папку.

— Думаю, ты искала это, — сказал он, протягивая ее мне.