– Петр Дементьич!..

– Я Петр Дементьич! – с пьяным задором отвечал он.

– Я хотел вас спросить, как вы думаете насчет Тани. Девочка большая… Учить бы ее.

– А это уж вот ее дело! – махнул он рукой в сторону Терентьевны. – Она ее, значит, определит!

– Куда вы ее хотите определить?

– В магазин, батюшка, в модный магазин! – подхватила старушонка и обратилась к Тане. – Таня, подь-ка сюда.

Девочка не двигалась.

– Поди, поди сюда, милая! – с деланной ласковостью в голосе манила Терентьевна.

– Иди, коли зовут! – прикрикнул отец.

Таня подошла. Старуха потянулась к ней, обхватила цепкими, костлявыми руками и, привлекши к себе, положила ее голову на плечо.

Таня делала усилия освободиться. На бледном лице ясно отпечаталось выражение отвращения и страха. В брошенном в мою сторону взгляде было что-то скорбно-жалобное, молящее. Так должна смотреть овца на мясника, когда он, схватив за рога, уводит под нож.

– Не бойся, не бойся, голубушка! – причитывала Терентьевна. – Тебе там хорошо будет. Кормить будут, одевать будут… Выучишься, спасибо скажешь! А ты чего смотришь? – обратилась она вдруг к бессмысленно взиравшему на нее Петру Дементьичу. – Нечего тебе смотреть! Твое дело впереди. Дай сроку (гадкая улыбка распустилась по ее лицу), оженим, голубчик, как пить дать, оженим!

Я встал и, распрощавшись со всеми, пошел по тропинке назад. Когда я был уже довольно далеко, до слуха моего чуть донесся нестройный хор поминальщиков, выводивших пьяными голосами!

Со свя-а-а-ты-ы-ми упо-кой!

– Напрасно пытался я представить себе душевное состояние этих людей. Выходила что-то нелепое, несообразное. Передо мной; как в тумане, рисовались фигуры: дико-пьяного Цетра Дементьича, старичка-кума, Терентьевны с волосатей бородавкой на подбородке и скорбная, детски-беспомощная фигура бедной Тани…

И самой подходящей декорацией ко всему был пасмурный осенний день, с хмурым небом, мокрыми деревьями и бурой, блекнувшей травой.