Изменить стиль страницы

– Слышишь! Тут кровь ихняя! Капает! – скрипнули позади. Дрогнула черная земля под тяжестью упругих колец змеиных тел, под победоносным кличем: сейчас!!

Дрогнула земля во второй раз. По-особому, счастливой дрожью предвкушения.

Флегры под ногами оживали, наливались плодородными соками, набухали, как груди роженицы, и это могло значить только одно: мать-Гея идет на встречу со своими сыновьями. Приголубить саженцы рукой, подкормить, посмотреть: может, какие сорняки в драгоценный сад занесло?!

И выполоть их безжалостной рукой.

Воздух сгустился еще больше. Был – монолитом. Стал – адамантом, через него не то что по-божесвенному нельзя идти – ногами не пройдешь. К каждой будто по титану привязали. Идешь, а верные Гее титаны вцепились в лодыжки и волочатся следом.

Цепляются за что ни попадя.

Арес окончательно обвис на плече, уже и говорить не пытается.

«Конец, – шепчет страх, охлаждая капли на губах. – Ты хотел узнать, как выглядит твоя Погибель?! Вот так и выглядит. Перед тем, как Гея натравит на тебя всех своих деточек, попроси показать тебе Алкионея…»

Я остановился: шагом больше, шагом меньше – вокруг, сколько хватает взгляда – все еще выжженное крошево, новый сад Геи. Земля дрожит слишком сильно: Плодоносная Мать скоро будет здесь.

Кольца – шуршат слишком близко…

У меня только одна попытка. Потом придется бросать племянника, на страх и риск призывать квадригу – и бежать самому, как получится.

И Гея, узнав, что я был здесь, начнет войну с Олимпом тут же, пока я не успел найти решение.

Глупо. Как-то не по-песенному. Неизящно, как повисший в воздухе вопрос. Все равно ведь слишком рано, нет, не то, не так…

Будто я – не на той дороге сейчас. Соскочил на кривую тропу, а она тупиком закончилась. Хватанул не тот жребий.

Это не моя Ананка.

Шаг. Воздух размыкается неохотно, его приходится раздвигать плечами и двузубцем, иду, как сквозь жидкий адамантий – тугой. Эниалий, кажется, что-то хрипит.

Два. Мир изламывается, бьется в осколки, осколки оставляют царапины на руках, раздирают хламис за плечами, но что-то сильнее мира и воли Геи тащит вперед. И Флегрейские поля остаются позади – со своими саженцами.

Три – как в Тартарскую пропасть. В огонь и мрак.

Ночной воздух окатил лицо. Ночь обрушилась высоким приливным валом, сразу отовсюду: запахом душистой травы, полусонным блеском звезд, мягким сиянием месяца.

Впору гадать – было?! Не было?! Может, мне просто привиделась на Флеграх ловушка для олимпийцев? Может, напрягись посильнее – и…

Только на губах так и остался медный привкус страха.

И усталый, предупредительный голос Ананки не отзвучал в ушах:

Это второй мой подарок тебе, маленький Кронид. Больше подарков не будет.

Я знаю цену подаркам Судьбы. В прошлый раз получил шанс взять свой проклятый жребий. Может, и в этот раз она так же? Дала в последний раз воздухом подышать, посмотреть на звезды. Раз оглянусь – и туда, назад, на выгоревшую землю, к вкрадчивому шелесту, к материнской улыбке Геи – «здравствуй, гостенек!»

Да нет, непохоже, кому тогда строчки переписывать.

Интересно, куда меня вынесло. Местность не припомню, хотя вид мирный: холмы, весна, в недалекой роще, птички ночные заливаются, цветы благоухают… тоже ночные.

Ночной перекресток тих: не пылят колесницы, не бредут ослики из ближайшего селения, торговых обозов тоже в помине нет.

Правда, на нем с диким видом торчит царь подземного мира и держит в объятиях бога войны – но так ведь этого никто не видит!

Перекресток. Зов к Гекате слетел с губ почти сразу – или еще раньше, пока продирался сквозь пахнущий паленым воздух?

И почти сразу в отдалении, в леске взвыл крылатый волк – чуть тоньше, чем обычный. В воздухе поплыло благоухание роз – черных, бархатных, опасных, как та, которая носит их в волосах.

– Влады…

«Ка» Геката оставила при себе. Баба все-таки, хоть и подземная богиня.

И вообще, не каждый день видишь своего царя, сжимающего в трогательных объятиях свинцово-бледного Ареса.

Козодой в кустах тянул свое пение на манер аэда: нежно и прочувственно, вышибая у невидимых зрителей слезу новым сочинением о теплых отношениях на Олимпе.

Эниалия пришлось брякнуть на траву. Боги при надобности горы – одной левой, –обиделись бы на это аэды.

Вот если бы мне нужно было держать гору – это сколько угодно. А раскормившегося бога войны, который едва нас обоих не… – увольте, не буду.

Мне бы сначала с этим «не» разобраться. Какое-то очень нехорошее «не» выходит.

Геката неопределенно хрюкнула, проводив падающего Ареса взглядом.

– Твои снадобья с тобой, Хозяйка Перекрестков?

Трехтелую распирало от любопытства. Настолько, что она даже пренебрегла ритуалом лживых приветствий и заверений о почтении. Молча поплыла к Аресу (стремительно так подплыла!) нагнулась, положила руку на лоб, коротко провела по щекам.

– Я… их всех… – забормотал Эниалий. – Пусти! Аид… пусти…

И смешно зачмокал губами. Один в один – как в детстве, когда плевался материнским молоком и тянулся за нектаром.

Я потер саднящую царапину на шее, совсем позабыв, что у Гекаты три головы.

– Ты пострадал, Владыка?!

Так я тебе и сказал. А ты потом Персефоне за чашей амброзии это выскажешь. А жена потом: «Он что, опять на землю сунулся?! Куда-то с Аресом?! На что-то нарвался?! Геката, может, это у него возрастное, а? Вот Амфитрита говорит – Посейдон все время лезет на землю и все время на всех нарывается, с каждым годом все больше…»

Нет, спасибо, Трехтелая, посмотри, что там с Аресом. У меня не возрастное.

А нарвались мы все и дальше некуда.

Весенняя трава пачкала соком сандалии, холодила пальцы.

Геката воткнула в землю один из своих колдовских факелом. Воздух загустел от чар, запахло горькими травяными настоями. Прополос полностью отдалась целению.

Ну, не считая той головы, которая следила за моими метаниями по дороге.

– С-саааам, – упрямо хрипел врачуемый Арес и тянулся за невидимым копьем. – Я саааам…

Сам он, как же. А потом сначала Афродита, за ней Гера поднимут вой: ах, где это наш милый Арес, что-то он давно нас не тешил кровожадными историйками! Зевс привычно нахмурит брови, пойдет разбираться, набредет на Флегры…

И похоронит весь Олимп. Может, с Посейдоновым царством в придачу. Положит войско, как на Полынном Поле – ряд к ряду, только теперь в прогорклый пепел лягут бессмертные.

Потому что боги – ничто против Гигантов.

Плесень на колосьях плодородной нивы.

Вредные насекомые, которых нужно травить.

Болезнь, от которой нашли лекарство.

Лицо пылало. Искры внутри, давно залитые скукой правления, начали медленно воспламеняться. Унижение подожгло их вернее гнева: полыхнуло, доставая до горла…

Значит, болезнь. Зараза.

Да, зараза. Жуткая зараза, это про меня еще батюшка говорил. Твой сынок, Гея, слышишь?! Он тоже пытался найти от нас лекарство. Выжечь каленым серпом – ничего, перетерпели как-то, только немножко обожглись. И с Погибелью как-нибудь тоже…

– Владыка, – ровно напомнила о себе Геката.

Судя по ее лицу, Афине не придется радоваться, а Афродите – надевать траур. Это уж скорее наоборот, поскольку Арес явно приходит в себя. В ихоре он перемазался изрядно, по уху тоже влетело, панцирь во вмятинах… Казалось бы – тревожиться нечего, ан нет. И румянец украден каким-то бесстрашным вором, и зубы Войны стучат о кубок с целебным питьем… Умахалась война, сил ни на что не стало. Вон, веки потянул вверх так, будто к ним по наковальне привязали.

И все равно:

– Я сейчас… все равно… их всех там…

Ах, твою мать (да, Гера, в твой огород камень!), да что ж мне делать с тобой, придурком, чтобы ты не полез назад – верх брать, чтобы никому не разболтал, чтобы до Зевса не дошло…

Чтобы битва не состоялась, пока я не найду решение. Если оно есть, это решение.

Кивнул, подзывая Гекату. Трехтелая тут же подплыла, замерла в двух шагах, ручки сложила прилежно: слушаю-слушаю, чего прикажет Владыка?