За семь десятилетий существования Советского государства во главе вооруженных сил перебывало около полутора десятков различных военачальников. В среднем каждые четыре-пять лет менялись наркомы обороны (министры обороны). Единственным военачальником, который побил рекорд пребывания на посту наркома обороны, был К. Е. Ворошилов. На этом посту он пробыл почти полтора десятилетия.

К. Е. Ворошилов — сталинский выдвиженец, он начал формироваться как угодник Сталина еще в 1907–1908 годах в Баку.

Если проследить, как руководил Ворошилов вооруженными силами, то нетрудно заметить, что в первые четыре-пять лет он продолжал военные реформы, начатые до него, а затем в течение десятилетия шло разрушение армии. В этом и заключалась трагедия Советской Армии и Военно-Морского Флота.

Известно: каковы командные кадры, такова и армия. Хорошо подготовленные в профессиональном отношении и опытные офицеры превращали армию в сильный боевой инструмент, способный решать самые сложные задачи. И наоборот, при отсутствии таких кадров армия больше походила на «сборище едоков», нежели на организационную военную силу.

Летом 1937 года в одной из центральных газет был опубликован дружеский шарж, изображавший двух «сталинских наркомов», обменивающихся крепким рукопожатием. Это были самые популярные тогда лица из ближайшего окружения «вождя всех народов»: Климент Ефремович Ворошилов и Николай Иванович Ежов. В их честь слагали стихи и пели песни. Нарицательными стали выражения «ежовы рукавицы» и «ворошиловский стрелок». Однако в истории страны память о них запечатлена по-разному. Ежов стал символом массовых репрессий. Ворошилов остался эмблемой доблести и героизма.

Справедливо ли это? Ворошилов принес нашему народу, нашей стране неисчислимые бедствия. Ворошилов — один из главных организаторов массового уничтожения десятков тысяч ни в чем не повинных людей — посмертно носит придуманную для него биографию «легендарного полководца» и «народного героя».

Ворошилов стал символом сталинистского толкования истории гражданской войны и Красной Армии. И с этой точки зрения был неприкасаем. Он остался символом и после смерти Сталина. Человек-легенда, одним из авторов которой частично он был сам.

Он тридцать пять, лет входил в ближайшее окружение Сталина и остался почти единственным, кого за столь долгий период Сталин не поставил к стенке.

Когда Климент Ворошилов был еще совсем молодым, он за копейки выступал в цирке — помогал гипнотизеру и изображал медведя. Клим Ворошилов, одетый в медвежью шкуру со страшной мордой ходил на четвереньках, вставал на дыбы, откликался на различные команды и смешил народ: в медвежьей шкуре ревел, вставал на задние лапы, плясал под губную гармошку. Все смеялись, а Клима Ворошилова так и подмывало скинуть медвежью шкуру и выкинуть перед зрителями замысловатое коленце — не от «медведя», а от себя. Про это подробно рассказано в мемуарах Ворошилова: «После, когда я уже играл в самодеятельном театре, я рассказывал товарищам этот случай, и мы долго смеялись над этой историей. Когда же мне удавалось та или иная роль, ребята подшучивали: «А что Климу? Он и медведем стать может!»

Роль «красного маршала» и народного героя у Ворошилова была сыграна отлично.

В 1956 году к собственному семидесятипятилетию и в 1968 году — к пятидесятилетию Советской Армии, в поддержку «легендарного полководца», Ворошилов был дважды удостоен звания Героя Советского Союза.

«Мы находимся под гнетом наших женщин!» — говорил Хрущев

После женитьбы на Раде Хрущевой Алексей Аджубей стал главным редактором «Комсомольской правды». В конце пятидесятых до дня отстранения Хрущева от власти был главным редактором «Известий», членом ЦК КПСС, депутатом Верховного Совета. За участие в освещении в печати визита тестя в Америку получил Ленинскую премию.

Карьера молниеносная и блестящая, но в октябре шестьдесят четвертого после отставки тестя она прервалась.

В возрасте 25 лет Алексей Аджубей вошел в достаточно большую семью Хрущевых.

Никита Сергеевич Хрущев был женат дважды.

Первая жена умерла рано, и от нее остались сын Леонид, расстрелянный во время войны, и его дочь Юла.

Вторая его жена, Нина Петровна, родила ему Раду, Сергея и Елену, которая умерла в 28 лет от «волчанки».

Хрущев очень любил внучку Юлу, дочь Леонида, которая была замужем за экономистом Н. П. Шмелевым, с которым развелась еще до ухода Никиты Сергеевича на пенсию.

Никита Сергеевич любил, чтобы внуки чаще бывали возле него, чтобы их непременно привозили в выходные дни на дачу, а во время отпуска брал их на юг — в Крым или на Кавказ.

Бабушка Нина Петровна всегда требовала от внуков выполнять летние задания по английскому языку.

У Хрущева была сестра Ирина Сергеевна, которая иногда приезжала к нему в гости. Она любила собирать на даче яблоки и всех угощала ими. О Никите Сергеевиче она говорила: «Если, бывало, Никита в чем-либо заупрямится, то его всем домом не свернешь».

Хозяйка дома Хрущева была строга. Дети и обслуживающий персонал не так боялись Хрущева, как ее. Говорила она немного, но требовательно относилась ко всему и ко всем.

В обществе Нина Петровна старалась держаться в стороне и вести себя скромно.

Жена Хрущева владела английским языком, но выезжала с Никитой Сергеевичем за границу всего лишь один раз — в США и старалась не попадать в объектив фотоаппарата или кинокамеры.

Индийский дипломат Т. Кауль оставил такое воспоминание о Нине Петровне Хрущевой: «Госпожа Хрущева была сама доброта, мягкость, понимание, материнство. Ее ласковая улыбка утверждала победу человеческого духа над всеми страданиями, тяготами и невзгодами. Она была счастлива своей жизнью скромной жены, матери, бабушки и всегда держалась позади мужа. Она продолжала преподавать в школе даже после того, как ее муж занял высшее положение в советской иерархии.

Он не был рожден диктатором и не хотел им становиться. С людьми он обращался резко, порой даже грубо, что в конце концов и стоило ему его места.

Хрущев любил выпить, когда его жены не было рядом или она отворачивалась. Однажды на завтраке, который я давал в честь Индиры Ганди, присутствовали Хрущев с женой и дочерью Радой. Хрущев отвлек внимание жены словами: «Посмотри, какая красивая картина», и пока она ее разглядывала, выпил залпом стакан красного вина. Она сделала вид, что не заметила, но широко ему улыбнулась. Он сказал Индире Ганди: «Мы находимся под гнетом наших женщин. Они превосходят нас численностью». Но Хрущев не пил крепких напитков, только вино, по совету врача. И в отличие от Сталина и Молотова, которые пили минеральную воду, делая вид, что это — водка, Хрущев никогда не обманывал».

Наряду с множеством домашних привилегий кремлевские жены связаны суровыми ограничениями.

По собственному признанию Хрущева, его поездке в США предшествовали тяжелые, многодневные раздумья по поводу того, брать или не брать с собой свою жену — женщину исключительного достоинства, ума и такта, ибо путешествовать с женами считалось «мелкобуржуазной роскошью». Перед отъездом в Америку Хрущев придирчиво проинструктировал Нину Петровну, как себя вести, как держаться на официальных приемах, что говорить и что не говорить (строжайший наказ — «ни слова о политике!»), и поставил условием, чтобы на приемах она капли в рот не брала спиртного, включая шампанское. Нина Петровна отлично справилась с нелегкой ролью первой советской леди, так что в следующие заграничные поездки Хрущев ослабил вожжи личного управления и предоставил ей большую свободу действий, полагаясь на ее врожденный такт и чувство собственного достоинства.

Исключительное достоинство и такт Нины Петровны проявились и в ее коротких воспоминаниях.

«Не помню даты, к сожалению. Когда В. М. Молотов стал наркомом иностранных дел, то ему построили дачу по специальному проекту, с большими комнатами для приема иностранных гостей, и в какой-то день было объявлено, что правительство устраивает прием для наркомов и партийных руководителей Москвы на этой даче. Работники приглашались вместе с женами, так и я попала на этот прием. Пригласили женщин в гостиную, там я уселась у двери и слушала разговоры московских гостей. Все собравшиеся женщины работали, говорили о разных делах, о детях…