Ну, что сказать? Удивительный человек этот Александр Евгеньевич. Ну да, полный, даже обрюзгший, с залысинами и жидкими длинными волосами, немного неряшливый. Зато какая энергетика!
Беседовать с ним одно удовольствие. Сидит он расслабленно в кресле, прикрыв глаза и сложив пальцы в замок на животе — то ли слушает тебя, то ли думает о чем-то своем сокровенном. А потом р-раз! И выдает вдруг что-нибудь весьма остроумное и неожиданное… Впрочем, говорят, что его остроумие вышло однажды ему боком. На какой-то дружеской вечеринке Бовина спросили, читал ли он последнюю речь Брежнева? «Что значит „читал“? Я её писал», — ответил Александр Бовин, который на тот момент был неофициальным спичрайтером Генсека. На следующий же день этот остряк стал простым полито бозревателем газеты «Известия». Что вовсе не избавило его от независимого характера и привычки говорить вслух то, что считает нужным. Как он при этом уживается с Лапиным остается для многих загадкой.
— Виктор, а вы в курсе, что документальный фильм «Хочу жить в СССР» выдвигают на американскую премию Оскар?
Разговор с Бовиным начинается с неожиданного вопроса. И я на секунду подвисаю. Разумеется, я знаю про премию — мы с Гором обсуждали такую возможность в ходе нашего последнего разговора. Даже спорили насчет музыки — еще не поздно сделать новый саундтрек. Но есть ряд жестких условий для выдвижения иностранного документального фильма на Оскар. И среди них то, что фильм этот должен пробыть в кинопрокате на территории округа Лос-Анджелес не меньше недели. А времени у нас осталось для этого — до 30 сентября. Так что пока это из области желаемого, а не действительного. Но что ответить журналисту? Сыграем-ка мы удивление.
— Нет, не знал. Но пользуясь случаем, хочу поздравить весь дружный коллектив Останкино с этим событием. Ведь фильм снимали «всем миром». Там не только я и Моника поработали…
— Хотите победить и подержать в руках фигурку Оскара?
— Конечно, хочу. Надо же проверить из настоящего ли золота сделана премия… От американцев всего можно ожидать.
Бовин смеется, я улыбаюсь во все 32 зуба на главную камеру.
Дальше журналист плавно переходит на мои приключения в Кельне. Обсуждаем антивоенные настроения в ФРГ. Делаем специальную паузу, чтобы редакторы на монтаже вставили мое скандирование. Бовин ехидно мне сочувствует. Дескать, что американцы мне этого безобразия не простят и не видать теперь Красным Звездам гастролей в Штатах. Я скромно улыбаюсь, достаю из внутреннего кармана пиджака официальное приглашение от Прауда:
— Уже простили. Money talks — bullshit walks
По глазам Бовина вижу, что он понял пословицу. Деньги решают все. И его же взгляд мне прямо говорит — это вырежут на монтаже.
Мы возвращаемся к теме митинга. Я веду себя свободно, шучу, высмеивая реакцию МИДа ФРГ на мое выступление в Кельне, но становлюсь крайне серьезным, когда доходит дело до обсуждения антивоенного движения. Александр Евгеньевич дает очень точные оценки происходящему и рассуждает о политической расстановке сил в Западной Европе так умно, что поневоле заслушаешься. Аналитик он конечно от бога. Ставлю себе галочку, что надо бы осторожно посоветовать Романову вернуть этого умнейшего человека из ссылки. Генсеку просто необходимо иметь в своем окружении специалиста, способного сказать правду в глаза. Какой бы горькой она не была…
Запись заканчивается поздно, но меня терпеливо поджидает в аппаратной Лапин. Великий и ужасный «Гудвин» советского телевидения.
— Виктор! Мои поздравления в связи с выдвижением — «лысый карлик» с чувством жмет руку — Это успех. Это признание!
Чего это он так расшаркивается передо мной?
— Слышал о лондонских событиях с твоим участием… Может, нам снять фильм об этом событии? — Лапин искусственно воодушевляется — Или еще лучше телевизионный сериал! Отель Савой!!
Вот же ж… Цензурных слов нет. Говорухин проговориться не мог — под подпиской. Неужели в студии «течет»? Да нет, это паранойя. Остается один вариант. Умные мысли в умные головы (а Лапин далеко не дурак) могут приходить одновременно.
— Э… ну я не знаю — я кошу взглядом на Леху, нам уже пора домой — Надо посоветоваться с Григорием Васильевичем. Или Арвидом Яновичем.
Как тебе такое? Проглотил. Даже не поморщился.
— Мы, то есть Гостелерадио, готовы участвовать в этом проекте!
Не, ну нормально? Видать сильно под Лапиным кресло качается. Любимчик Брежнева — первый на вылет из нашей номенклатуры. Слишком многим он поперек горла. Да и телевидение наше сильно отстает в развитии от западного. И «крыши» теперь нет.
— Я посоветуюсь и перезвоню, хорошо?
— В любое время! — Лапин еще раз жмет мне руку — Буду ждать звонка! И обязательно приезжай на «Утреннюю почту». Я согласовал запись программы персонально про группу «Красные звезды».
О как его прижало! Ладно, посмотрим, что мы можем сделать для «Гудвина». Хорошо иметь обязанного тебе человека во главе советского телевидения.
Домой мы возвращаемся уже в темноте. На кухне меня ждут хмурые дед и мама. Чувствую пятой точкой — намечаются разборки. Леха тоже что-то чувствует и деликатно уходит к себе в комнату.
Солирует мама. Она начинает с «легкой подачи». Упрекает, что я допоздна работаю и совсем не берегу себя. А узнав, что утром мне рано вставать и ехать на съемки с японцами, приходит в негодование.
— Вить, а ты вообще школу собираешься заканчивать или ты учиться больше не будешь?!
— Мам, ну к чему такие вопросы? Конечно, я окончу школу, как договаривались экстерном. И обязательно поступлю в университет, обещаю!
— А экзамены как сдавать будешь?! Ты же в школу дорогу совсем забыл! Одна музыка и съемки на уме. Поездки эти твои бесконечные… Мне уже и классная твоя звонила и директор!
Я покаянно развожу руками.
— Мам, это от моего желания не зависит. Контракт подписан, и я должен его выполнить. Иначе государству придется платить неустойку японцам.
Мама опускается на стул и тяжело вздыхает.
— Витюш, мне не нужны все эти блага ценой твоего здоровья. Ты начал зарабатывать какие-то фантастические суммы. Я смотрю на цифры в сберкнижке, и мне становится не по себе от количества нулей. Скажи, как может подросток зарабатывать по двадцать — тридцать тысяч в месяц? Мы же только отправили деньги в детский дом и вот на сберкнижке уже пятьдесят три тысячи рублей!! Это что за доходы такие?!
— Нормальные доходы. Некоторые популярные авторы еще и больше меня зарабатывают.
— Это кто же у нас из певцов такие деньги зарабатывает? — к разговору подключается дед — Пятьдесят тысяч рублей — это же годовой бюджет всего нашего ленинградского архива!
— Антонов уже легальный миллионер — я скромно потупил глаза — Мне в ВААПе рассказывали
— Не может быть — помотал головой дед — У нас всех миллионеров в 17-м году вывели в расход.
Мама осуждающе на него посмотрела. Вздохнула, налила нам всем чаю.
— Вить, ты же понимаешь, что такие личности как Антонов… они взрослые люди. Сложившиеся композиторы, которые не один год работают на эстраде. А ты? Еще года не прошло, как ты занялся музыкой, а от твоих авторских отчислений уже волосы дыбом встают.
— Кто же виноват, что я у тебя такой талантливый? — я пытаюсь отделаться шуткой, но этот номер у меня не проходит. Мама настроена серьезно.
— С деньгами надо что-то делать. Верно, папа?
Дед ломает в руке сушку, прихлебывает чай. Задумчиво молчит. Мнда… С деньгами и правда надо что-то делать. А что? Культура инвестирования в СССР не развита. Вклад в Сберкассе под 2 % годовых — вот и вся радость. Фондового рынка нет. Валютного рынка нет. 88-ю статью, «бабочку», за валютные спекуляции — никто не отменял. Золото легально купить сложно. В продаже есть золотые монеты — червонцы «Сеятели» — да и слитки тоже. Но магазины, торгующие золотом — для иностранцев и их плотно пасет КГБ и ОБХСС. Купить кооперативную квартиру? А потом вторую и третью? Или еще пару дач в Подмосковье?
Я вздыхаю и обнимаю маму за плечи. Трусь подбородком о ее макушку и виновато спрашиваю: