В этот день Сильванна вспоминала всю свою жизнь от начала до конца. Она думала и про свой маленький сад, который растила в детстве, и про вечно занятого отца, и про брата, родившегося сразу серьезным. Она думала обо всем этом и потому никак не смогла обойти вниманием Энринну.

Об Энринне Сильви вспоминала со светом.

Воспоминания — самое светлое, что только можно придумать. Со временем чернота смывается, и прошлое не удается вспоминать никак, кроме тепла. И ссоры, изредка происходившие между ними, и побег Энри спустя столько времени не имели никакого значения. Сильванна вспоминала ее улыбку, ее большие глаза, и ей хотелось верить, что Энринна, по крайней мере, жива. Или умерла с честью. Энринна ведь все делала с честью — даже ее сестрица не отличалась подобным благородством.

Ладонь с длинными тонкими пальцами скользнула по деревянному подоконнику, и Сильви почувствовала ее прохладу.

Сильви…

Сейчас ведь ее и не называет так никто.

Энри, будь она рядом, наверняка поддерживала бы Сильви, как могла. А она могла поддерживать. Она любила это делать.

Сильви.

Совсем скоро к нему прибавится имя матери мужа. Такова традиция. А пока…

— Мертвых суток, Владычица!

Сильванна обернулась, чувствуя, как касается струящийся молочно-розовый шелк ее обнаженных ног, и заметила приоткрывшуюся дверь. Совсем молоденькая вира заглянула внутрь и сказала, не скрывая восхищения:

— Вас ожидают…

Сильви почтенно кивнула и направилась к двери, в последний раз посмотрев на себя в большое настенное зеркало. Только и успела, что заметить зеленые глаза и длинную каштановую косу, а после оказалась в холле.

Вот-вот она станет женой.

Она ведь достойна этого, правда?

Путь виры вдруг прервался: впереди показался Киприан, что-то желающий сказать сестре. И откуда он тут взялся? Неужели успел вернуться? Последние восемнадцать лет он редко появлялся в Кровавом замке. Явно не мог простить себе то, что вампиров спасла именно его сестра.

Сильванна остановилась и внимательно посмотрела на брата.

Киприан улыбнулся и произнес:

— Здравствуй.

— Здравствуй, — тихо отозвалась Сильви. — Как семья?

— А твоя? — поинтересовался Киприан, отходя от ответа.

— С моей все в порядке, как видишь. — Взгляд Сильванны устремился на длинные полы платья.

Киприан слишком изменился за это время. Стал грубее, жестче. Обозлился на весь мир, окончательно рассорился с отцом. А отец, уставший от власти, давным-давно покинул Вампирье княжество, стал жить в городе магов.

Тогда править начала Сильванна.

Хотя изначально этим должен был заниматься ее брат.

Но он, обидевшийся на весь мир, как раз отсутствовал, а прошлый Владыка тем временем провел коронацию.

— Я рад, — отозвался Киприан.

— Я тоже.

— Хотя до сих пор не могу поверить, что ты из множества вампиров выбрала именно этого. Второсортного. Предателя.

Он не сводил глаз с лица Сильванны.

— Меня совершенно не волнует твое мнение, — уверенно отозвалась Сильви. — Уже не волнует. После того что ты сделал…

— Может быть, ты напомнишь мне о тех поступках? Начинаю жаловаться на память.

— Может, ты перестанешь мешать моему бракосочетанию? Мне пора.

Сильванна продолжила путь, не дожидаясь одобрения, и до того молчавшая горничная направилась за ней.

Она не боялась подставлять брату в спину. Сильви верила в его благородство. Такими они были — представители княжеского рода.

Ещё несколько шагов, двери с матовым стеклом, сверкающие серебром ручки…

Просторная зала вспыхнула множеством полузнакомых глаз и одними — изученными наизусть. Зелеными. Гораздо более светлыми, чем у Сильванны.

Сильви спасла вампиров, а он спас ее.

И Сильванна верила, что он любит ее хотя бы половиной той любви, которой он любил Энри. Что, если Сильви станет угрожать опасность, он заступится за нее.

Ньер.

Отец, конечно, не одобрит решение Сильванны. Но кто сказал, что он хоть когда-нибудь вернется в Кровавый замок? Владилен оставил его на попечительство Сильви. И она сделает все, что от нее требуется.

За ее спиной — сила.

В ее душе — яркое зеленое пламя. И оно будет гореть, пока в Сильванне будут нуждаться.

Один вампир нуждался в ней прямо сейчас.

***

Смеркалось.

На город медленно опускалась темнота, будто тьма пыталась согреть улицы своим большим черным платком. Зажигались фонари, похожие на звезды, а листья продолжали падать с деревьев: сорваться с родной ветки, исполнить завораживающий танец и умереть — этого мига эйфории было им достаточно.

Как же у них все просто! Не нужно сидеть, судорожно выглядывая в окно. Не нужно думать, а ещё — решаться.

Энринна решалась.

Она пообещала это самой себе. А ещё она являлась вирой, а потому была должна. Должна научить свою дочь тому, как надо жить.

Мира называла это благородством.

Но Миры нет рядом, а дочка — где-то там, в кукольном домике цвета неба, с которым Мирэлия сравнила глаза Энринны, в районе, где обычной вире не место. Может быть, дочь там умирает — в этот, данный момент. А Энринна сидит тут, не в силах подняться со стула.

Дефилия начинала вянуть. Наверняка чувствовала приближение зимы. Несколько ярких цветков уже опали и сейчас сиротливо лежали у горшка, словно изгнанные цветами, которые так и продолжали удивлять всех своей красотой.

Энринна безжалостно отправила их в корзину с отходами и, накинув плащ, вышла из лавки, замкнув ту на поржавевший замок. Пора бы его заменить… Но кто позарится на травы?

На травы — никто, а на помещение вполне могут.

Если бы она обладала магией, обязательно бы повесила на него простенькую защиту: Венитор говорил, что такое осуществляется очень легко, и саморучно изготовлял ловушки для воров на лавке с травами. Но те уже давно перестали действовать, и необходимо было ставить новые.

Нужно попросить Лэра.

Но Лэр, похоже, совсем забыл о существовании Энри. Может быть, уехал по очередным срочным делам? Они ведь все, маги, такие — постоянно куда-то ездят, спешат. Раньше Энри и не обращала внимания на отсутствия Лэра, но в этот момент ей захотелось почувствовать на себе взгляд его карих глаз, увидеть рыжие растрёпанные волосы, услышать краткое «Ри», которое обязательно бы ее подбодрило.

Раньше она отлично справлялась самостоятельно.

Вернее, вместе с Кирмой. А потом — с Мирой. С кошкой… Сейчас никого из тех, кто был ей близок, рядом не осталось. Кроме Лэра.

Да и тот — где-то там.

Может быть, рядом с противной Дини. Она ведь тоже теперь работает с вампирами, и, следовательно, с Лэрьером.

Энринна быстро двигалась по улице, то попадая под белый свет фонарей, то отдаляясь от него. Белые пятна на черном платке тьмы будто служили защитными островками. И Энри стремилась задевать как можно большее количество фонарей.

Она, дите тьмы, стремилась к свету.

Но то был свет белый, словно от луны, которая этим вечером полностью скрылась за тучами.

Главное, чтобы Дини ещё не вернулась домой. Будет глупо, если магичка ее заметит. Энринна должна поговорить с дочерью наедине… Или хотя бы попытаться поговорить. Энри сомневалась, что дочка согласиться на разговор, или, более того, сразу во все поверит.

Но уже сейчас у нее начинает проявляться кровь предков. Кровь черная, как платок госпожи Тьмы; вампиры привыкли находиться в тени, а разве в ней имеется место свету?

Энринна шла, кутаясь в красный плащ. Почти как Мира. Почти как Лэр. Но, тем не менее, она вдруг почувствовала себя лишней. Город словно намекал ей, что, несмотря на все те годы, что она прожила здесь, родной она ему не стала.

Ринея мирилась с существованием Энринны.

Она наверняка очень обрадовалась бы, если бы Энри исчезла. Желательно в самом начале своего пути, ещё до того момента, как город покинет Венитор, как Энри родит дочь…

Но ведь это любопытно — наблюдать за чужими несчастьями.

Словно насмехаясь, город показал Энринне край голубого кукольного дома: несколько перил балкона выглядывали из-за невзрачной серой постройки, расположенной рядом. Энри замерла: она была не слишком уверена, что вообще найдет место, где живет ее дочь, и, скорее, следовала интуиции.