Он тогда решил: «Пора! Конца этой мути мне все равно не увидеть. Пусть буду «меть хоть что-то».

Странно это было видеть. Та девушка, которую он встречал по утрам на углу Красноармейской и Буденновского, все еще была одна. Это тоже каким-то образом было очень характерно для времени. Показатель в своем роде. Красивое, строгое, чистое никому не надо. Возни, пожалуй, не оберешься, отдачи потребует полной.

В первый раз они даже не назвали своих имен.

Во второй раз она спросила, как вас звать, почему-то обрадовалась его имени, и он, перехвативший ее после работы в проектном институте, который был недалеко от его конторы, назначил ей свидание.

В конце первого свидания он хотел взять ее хотя бы за руку, но она рассердилась.

В третье свидание они поцеловались.

Потом он рассказал ей свою версию, а также кое-что о себе — он не идеальный, однако если сравнить с другими, то, во-первых, умеет работать, во-вторых, держать язык за зубами, в-третьих, никогда первый не нарушал уговора.

Потом было жаркое воскресенье, они поехали вдоль Дона вверх, к Старочеркасской, бывшему городу и столице Войска Донского. Когда она разделась, он почувствовал себя так, будто все еще был мальчиком: «Неужели с такими что-то может быть? Господи, я не смогу начать!» Его будущая жена была совершенна.

Неизведанные чувства переполняли Вадима, когда он шел на свидание со своей невестой. Ведь этого не должно было быть! Ведь он на это никогда не надеялся!.. Но она приближалась, улыбалась, наконец, он слышал ее голос. Ходили в кино или просто гуляли. Потом он провожал ее домой. Она жила на тихой старой улице в центре города. Прощание было долгим-долгим. «Господи, что же это такое?» — шептала она…

Потом она уехала на десять дней от института в колхоз. Началась сильнейшая жара. Днем в тени под сорок, душные ночи. И через несколько суток такой жары, когда и здоровые люди жаловались на бессонницу, в июльское субботнее утро умер Волчок.

Вадим, когда примчался Ленька Татаркин и сообщил о смерти, ничего не почувствовал.

Ничего не чувствуя, помогал в похоронных хлопотах. Впрочем, их почти не было. В морге случилась какая-то авария, мертвецов на хранение не брали. И похоронить раньше понедельника нельзя, потому что требовалось оформить документы. Волчок лежал в лучшей комнате в лучшем костюме, все время меняясь. Сначала он посерел, потом стал темнеть и раздуваться. Когда-то в пьяной драке ему стукнули точно по лбу консервной банкой. Долго Волчок носил эту печать, не раз она была поводом для веселья. Потом след исчез. Но вот стал он распухать, и на лбу все явственнее проступал круг.

Вадим смотрел на этот круг, глупые, какие-то затертые слова лезли в голову: «Не справился с жизнью». Ну нечего, совершенно нечего было сказать по поводу этой гибели! И все, кто приходил удостовериться и проститься, тоже мрачно молчали. И закопали Волчка в понедельник, в четыре дня, при немалом стечении народа без всяких речей и слез. Лишь старшая сестра да мать тихо скулили. Жены и детей его не было, они уехали на море, и никто не знал, где остановились.

* * *

Осенью была свадьба. Накануне свадьбы он съездил к Волчковым. Тетя Катя вынесла Вадиму тетрадку: «За одну ночь Вовка написал». Вернувшись домой, Вадим стал читать. Это было начало производственного романа. Начальник большой стройки Владимир Гудков приезжал откуда-то из глуши домой, огрубевший душой и телом, и вдруг видел сытых, омещанившихся друзей, особенно не понравился ему лучший бывший друг. Друзья идут в ресторан объясниться. Один говорит о необходимости трудиться, и трудиться ради будущего, другой отвечает цинично, что еще неизвестно, какими потомки будут и чего захотят. Двадцать страничек исписал за ночь Вовка Волчок и, видно, понял, что до конца еще очень далеко. И… встречей в ресторане все кончалось.

И, дочитав до конца, Вадим вдруг простил их всех. Бедные мои оборванцы, разве можно бросаться с вилами на паровоз? А все-таки они были. Наивные, ничему не научившиеся, но были, были!

Потом, уже после свадьбы, в пасмурный, но не холодный осенний день он делал у себя в Красном городе печку, заканчивал трубу. Вышла какая-то задержка с раствором, и он, сидя на коньке крыши, глядел вокруг. И вдруг удивился: сколько же сделано его руками — трубы, под трубами печки, целые дома. И в этих домах, около этих печей жили люди, о которых, кроме него, никто никогда не расскажет.

Вдруг совершенно ясно ему стало, какова будет его жизнь дальше. Сначала построит новый дом вместо старого. Потом купит подержанный автомобиль, чтобы путешествовать хотя бы по европейской части СССР. Потом во что бы то ни стало заговорит… И в конце концов до чего-нибудь доживет.