Максим Афанасьев

КОГДА ИДЕТ СНЕГ

Тяжело дышал, крутил головой по сторонам. Боль мешала думать. Посмотрел вниз на ноги и сфокусировал внимание на струйке крови, которая стекала с подбородка на землю.

Я не верю. Это случилось. Я хочу слезть отсюда, я живой!

Вдалеке было видно несколько человек. Они шли в направлении к городу.

— Будьте вы прокляты!

Что я говорю, это же не их вина.

Подвигал пальцами рук, резкая боль.

Нужно быть сильным. Назад пути нет. Надо терпеть. Взять себя в руки. Я знал, к чему это приведет. Я же готовился. А чего я ожидал?

Посмотрел на руку. Металлический штырь торчал из запястья. То же самое со второй рукой. Концы штырей загнуты вверх, слезть невозможно, только если оторвать себе руки по локоть. Кровь потихоньку сочилась из ран.

Сзади висели еще два человека без сознания, а может они были мертвы.

— Эй! Слышите меня?!

Снова приступ боли. Руки и ноги нарывало. Чувствовал, как пульсирует кровь в конечностях. Закричал. Тяжелое дыхание, отдышка. Снова крик. Во рту пересохло. Поднял голову вверх. Солнце в зените.

— Забери меня отсюда!

День был в самом разгаре.

* * *

— Вот отличное место! — крикнул Корней.

Старик подошел, осмотрелся и скинул рюкзак. Стояли на небольшой лесной поляне. Корней с улыбкой смотрел на Старика, ведь это именно он нашел место для ночлега.

Хорошая же полянка, — думал Корней, — да и идти уже нет сил, прошли сегодня километров двадцать. Как же ноги гудят. Нет, не двадцать, скорее все сорок.

— Да, подойдет, — сказал Старик.

— Ставим палатку?

— Ставим.

Корней собирал дуги каркаса палатки. Старик копался в рюкзаке, встав на одно колено. Сдвинутые брови выдавали его беспокойство.

— На ужин печенье и фасоль, — сказал Старик, заглядывая в банку консервированного мяса, — тушенки осталось мало, надо тянуть.

— Хорошо.

Куда уж больше тянуть, и так едим по щепотке, а он все тянет. Так и с голоду помереть можно. И вообще, это моя тушенка. Как так вышло, что он начал отвечать за еду?

— Если температура продолжит падать, никакая тушенка нам не понадобится, — сказал Корней и скрепил еще несколько фрагментов каркаса.

— Не каркай, — проворчал Старик.

— Такой холод в это время года! Сейчас летние месяцы, ты сам говорил.

Старик ничего не ответил.

— Что мы будем делать, если начнутся морозы? — продолжал Корней.

— Не начнутся, — ответил Старик, — мы доберемся до теплых мест раньше.

— А ты не думал, что теплых мест может не быть?

— На юге всегда тепло.

* * *

На улице темнело, и поднимался туман. Даже в зимней куртке было ощутимо холодно. Старик пошел за дровами. Корней закончил с палаткой, разложил полиэтиленовый обрывок ткани и сел на него. Посмотрел вверх. Небо было грязное, серо-желтое. Потом перевел взгляд на свои рваные промокшие ботинки.

Заболеть здесь равносильно смерти, надо же было попасть под такой ливень. Можно как угодно тепло одеться, но все будет впустую, когда промокнут ноги.

Старика не было видно, но где-то вдалеке раздавались удары топора. Вернулся через пятнадцать минут. Кинул на землю кору ели с наплывом смолы, щепки трухлявого пня и бересту.

— Пошли, поможешь, — сказал Старик.

Отошли от лагеря метров на пятьдесят. На земле лежало срубленное дерево.

— Бери березку.

Взяли дерево за основание ствола и поволокли обратно.

— Можно было и поближе срубить.

— Мне это понравилось.

Вернулись на поляну.

— Руби дальше, юноша, — сказал Старик и протянул парню топор.

— Я уже не юноша, — пробурчал Корней и начал рубить ствол на поленья. Пока рубил согрелся и вспотел.

Через час горел костер, мокрые вещи сушились и источали пар. В метре от костра уже ничего не было видно. С тех пор как небо затянуло пеплом и пылью, ночью наступала абсолютная темнота. Сидели молча, ужинали. Корней клевал носом и заваливался на бок, резко вздрагивал и поправлялся.

— Иди, ложись, — сказал Старик.

— Да, сейчас, — ответил парень, протирая глаз ладонью, — как думаешь, сколько мы за сегодня прошли?

— Километров пятнадцать.

Корней начал что-то высчитывать в уме.

— Мало как-то.

— Ты поменьше отдыхай, и будем больше проходить.

— С таким питанием у меня скоро совсем сил не останется идти, еще этот рюкзак весит целую тонну.

Посидев еще немного, Корней развернулся и залез в палатку, но вскоре вылез оттуда с одеялом, кинул его поверх полиэтиленового настила и лег сверху.

— Ты чего? — спросил Старик.

— Зря мы палатку поставили, очень уж там холодно. Я лучше у костра посплю.

— Да, вчера было теплее.

— Нам хватит дров на ночь?

— До рассвета дотянем.

Поднялся небольшой ветер, и пламя начало наклоняться в сторону, касаясь своим языком мокрой одежды. Старик перевернул вещи, чтобы подсыхали с другой стороны, и отодвинул их немого подальше. Потом лег на бок и подложил руку под голову. Смотрел на огонь. Хотел заговорить, но увидел, что Корней уже спит. Протянул руку к дровам, нащупал полено и кинул его в костер. Полежал еще несколько минут и закрыл глаза.

Спали плохо, постоянно просыпались от холода и подбрасывали дрова в костер.

* * *

Шли по лесу, за спинами висели походные рюкзаки. Вокруг было неестественно тихо. Лес был пустой и безжизненный. За все время пути они не встретили ни одно животное и не услышали ни одной птицы. Казалось, даже насекомые ушли из этих мест.

Старик сверял направление с компасом. Корней шел сзади, в нескольких метрах от него. Хромал из-за натертой ноги.

— Я не понимаю, зачем наносить ядерный удар? — спросил юноша.

Старик молчал, как будто не слышал вопроса.

— Я имею в виду, что тебе же ответят, — рассуждал Корней, — ведь у всех есть ракеты и бомбы.

Старик снова посмотрел на компас.

— Нам надо забирать чуть правее, мы отклоняемся, — сказал Старик, давая понять, что ему неинтересно обсуждать эту тему.

— Зачем вообще начинать войну?

— Для того, чтоб было больше власти и денег, — ответил Старик и понял, что теперь ему не отвертеться от разговора.

— А почему всем странам нельзя было стать одной большой страной, жить дружно и без денег? — спросил Корней и догнал Старика, чтоб идти с ним рядом.

Старик заулыбался.

— Деньги были удобным инструментом для взаиморасчетов.

— Почему нельзя сделать так, чтоб люди сильно хотели помогать друг другу безвозмездно? Попросил что-нибудь, и тебе дали, и ты так же даешь или делаешь что угодно для кого угодно. Я понимаю что это звучит глупо, просто пытаюсь представить такое общество.

Старик хотел ответить, но Корней продолжил.

— И вот люди дают друг другу все, что необходимо, пока все полезное, что есть на планете, не разделится между всеми людьми.

— А как передача будет происходить? Подошел, попросил, и тебе дали все, что возможно? — спросил Старик.

— Ну да.

— А как тогда защититься от людей, которые просят и просят, и пытаются нахватать себе побольше?

— А никто не пытается нахватать побольше, мошенников нет. Они не могут даже такое представить.

— И чем бы ты занимался в этом мире? Кем бы работал?

— Не знаю… мог бы строить дома.

— Представь, у всех все поровну, если что-то кончилось, можно попросить, и вот ты строишь дома, работаешь весь день.

— Ага, работаю не за деньги. Просто всем хочется работать.

— Да, ты работаешь, таскаешь тяжести с утра до вечера, работа у тебя сложная. А у кого-то работа легкая, и пользы от нее меньше, и занимает она мало времени, просто такая должность.

— У всех профессии разные, что тут такого?

— А почему тогда ты и он должны иметь поровну, если у вас разный труд и польза для людей разная?

Корней почесал затылок.