Леонид Евдокимович Частухин был живой памятью Преображенки. Если по ходу какой-нибудь городской или районной операции нужно было заранее знать количество этажей в необходимом доме, или количество домов на необходимой улице, или число окон в нужном этаже необходимого дома на необходимой улице, достаточно было спросить об этом (минуя все документы и справочники) у старшего лейтенанта Частухина, и ответ всегда был абсолютно правильным.

То же самое относилось и к людям. Старший участковый инспектор Частухин, как заправский евангельский летописец, владел родословными многих жителей Преображенки в трех-четырех поколениях: кто кого родил, кто когда женился, крестился, влюбился, судился, освободился и так далее. В отношениях с постоянно действующими персонажами барахолки, ее, так сказать, лидерами (тремя-четырьмя десятками наиболее отпетых спекулянтов и барыг) Частухин придерживался довольно своеобразных правил, которые, конечно, не были предусмотрены никакими милицейскими уставами, а являлись извлечениями из личного опыта старшего лейтенанта. Он прекрасно знал все коммерческие дела этого «избранного» круга профессиональных спекулянтов — кто чем торгует, каким товарам отдает предпочтение, находится ли тот или иной «купец» в барышах или терпит временные убытки, и так далее.

Частухин мог бы, как говорится, в одночасье забрать и посадить все это «высшее» общество, но широкие оперативные интересы контроля за всей барахолкой сразу диктовали более гибкие методы работы. Время от времени старший лейтенант, наблюдая возросшую активность некоторых барыг из контролируемой им группы, брал пять-шесть королей толкучего рынка и начинал «оформлять» их по соответствующей статье. Остальные «аристократы», гулявшие пока на свободе, резко уменьшали масштаб своей деятельности, на освободившейся «площадке» появлялись новые лица, Частухин тут же засекал их, и, таким образом, тактика гибкого балансирования в борьбе со спекуляцией и наживой вполне оправдывала себя.

Кроме того, контроль за «лидерами» барахолки позволял с их помощью как бы сдерживать напор начинающих спекулянтов в стремлении прорваться вверх и присоединиться к рядам «гвардейцев». «Лидеры» не очень-то охотно пропускали в свои ряды новеньких и в случаях, когда те самовольно укрупняли торговлю, своими силами осаживали их, а это в конечном итоге значительно облегчило работу старшего участкового инспектора Частухина.

Система постепенного давления на барахолку неуклонно вела к тому, что количество наиболее активных, профессиональных спекулянтов постоянно уменьшалось. Леонид Евдокимович Частухин чувствовал себя хозяином положения на толкучем рынке. Контроль за «избранным» кругом барахолки день ото дня давал все более и более ощутимые результаты — снижение масштабов спекуляции уменьшало и число всех остальных преступлений, совершавшихся вокруг барахолки, с которыми боролись городские и районные оперативные группы. Например, наиболее распространенным преступлением в окружающих рынок домах, в том числе и в наших новых домах, где жил сам Частухин, была такого вида квартирная кража. Два-три человека (продавец и покупатель) под предлогом проверить исправность трофейного радиоприемника «Телефункен» стучались в какую-нибудь квартиру и просили разрешения включить приемник в электросеть.

Хозяева квартиры охотно разрешали пробу «Телефункена». Это было абсолютно понятное житейское дело.

Барахолка бушевала рядом, под окнами. Хозяевам иногда и самим приходилось по мелочи спекульнуть на рынке сотни на две, на три — не упускать же такую возможность, если она у тебя под самым носом.

Поначалу в большинстве случаев проба приемника происходила вполне нормально — продавец втыкал штепсель в розетку, шкала делений трофейного радиоизделия загоралась, покупатель на радостях кидал хозяевам за использование розетки трешку, посетители уходили, и все были довольны.

Но очень скоро черкизовское, измайловское и сокольническое ворье поняло, что проба трофейного радиоприемника в квартире таит в себе богатейшие возможности. Два-три громилы, появляясь с «Телефункеном» в одной из трехсот пятидесяти квартир наших новых домов, быстро выясняли, кто есть в квартире. Если в квартире находились взрослые, особенно мужчины, происходила обыкновенная проба, кидалась трешка, и громилы удалялись не солоно хлебавши.

Но если взрослых не было (в дневное, рабочее время), если в квартире находились только дети или, на худой конец, какая-нибудь престарелая бабушка, проба «Телефункена» оборачивалась для хозяев квартиры весьма печально. Тюкнуть бабушку по голове гирькой, заткнуть рты детям и связать их было минутным делом. Потом громилы дочиста обчищали квартиру, увязывали узлы, упаковывали чемоданы и исчезали.

Так же, как и радиоприемники, использовались преступниками и прочие трофейные электроприборы — электробритвы, полотеры, пылесосы, патефоны и разные кухонные принадлежности — электрические хлеборезки, мясорубки, соковыжималки, маслобойки, картофелечистки и так далее. Все это было в такую диковину для какой-нибудь приехавшей из-под Тамбова понянчить внуков бабушки, не подозревавшей даже никогда о том, что картошку можно чистить «без рук», электричеством, что она охотно пускала бандитов в квартиру, ахала и охала, впервые в своей жизни наблюдая, как хитрая немецкая машинка снимает кожуру с картофелины, и в результате, заглядевшись, и получала гирькой сзади по голове…

Когда связь между продажей электроприборов и квартирными кражами была установлена, старший лейтенант Частухин мгновенно арестовал на барахолке всех спекулянтов приемниками, пылесосами, хлеборезками, картофелечистками и прочими электроизделиями. Одновременно по своим каналам он пустил на толкучий рынок информацию — каждый, продающий любой электроприбор, может стать потенциальным участником уголовного преступления.

И барыги с трофейными электрическими «машинками» начали исчезать с Преображенской барахолки, а квартирные кражи, связанные с опробованием «Телефункенов», прекратились совсем.

С некоторых пор Леонид Евдокимович Частухин стал замечать, что в его хорошо отлаженной системе контроля за Преображенской барахолкой начали возникать какие-то новые, неуправляемые процессы. И выразилось это прежде всего в том, что к очередному намеченному и даже отчасти запланированному Частухиным этапу сокращения количества наиболее активных, профессиональных спекулянтов число их на Преображенском толкучем рынке, несмотря на все принятые «постепенные» оперативные меры, не только не уменьшилось, но и как бы даже возросло.

Это было неожиданное и весьма неприятное открытие. Леонид Евдокимович (одетый, разумеется, в потрепанный штатский костюм — телогрейка, стоптанные сапоги, низко на глаза надвинутая кепка) обошел свои владения и отметил какое-то незнакомое ранее выражение на лицах нескольких хорошо известных ему барыг.

Выражению этому трудно было даже сразу подыскать точное определение. Это было какое-то новое осознание уверенности в своих возможностях. Знакомые спекулянты поглядывали на Частухина с известной долей скрытой дерзости и независимости. Все это очень не понравилось Леониду Евдокимовичу. Вернувшись в отделение, он получил санкцию на задержание нескольких надоевших всему отделению старых спекулянтов и всех тех новых барыг, которые своим массовым появлением на барахолке как раз и нарушили запланированное Частухиным очередное сокращение преступности в процентном отношении.

Но больше всего остального обеспокоила старшего участкового инспектора вот какая картина, увиденная в сквере перед пятым корпусом новых домов на берегу Хапиловки: около самого края крутого обрывистого берега Хапиловки в окружении Кольки Крысина, «Суворова», Батона и Люлюти — двух младших братьев Николая Крысина (они недавно снова объявились на «вшивом дворе», освободившись после амнистии) стоял известный всей Преображенке спекулянт Цопа и отсчитывал из рук в руки Николаю Крысину, по всей вероятности, весьма приличную сумму денег.