— Надеюсь, не твоего уровня? — ядовито спросила Регина. — Если как обычного девелопера, то бери. У тебя должны быть где-то бланки с моими подписями, всё остальное напишешь сам. Я совершенно не против. Согласен?

— Согласен, — кивнул Игорь. — И я беспробудно слежу за благом нашей фирмы до самого вашего, Регина Михайловна, возвращения.

Она рассмеялась, почувствовав, кажется, мелькнувшие в голосе издевательские нотки, но спорить больше не стала.

— Вот и замечательно, — женщина явно улыбалась, и даже шипящий чайник не мешал ему это услышать. — Я очень рада, что с тобой можно так легко договориться. Спасибо, Игорь, ты просто моё спасение!

— Приятно помочь хорошему человеку, — усмехнулся он. — Но, в таком случае, Регина Михайловна, вы можете застать обновлённые порядки на работе, когда вернётесь. Месяц — не неделя, что хочешь случится.

— Я тебе целиком и полностью доверяю.

— Польщён.

Регина сквозь шипение чайника наскоро попрощалась — Игорь услышал только какие-то обрывки слов и звуков, — а после положила трубку, не дав ему ни сказать что-нибудь ещё, ни задать вопрос. Последнего, кажется, начальница и вовсе боялась по непонятным причинам.

Но это было её дело, и вникать в чужие проблемы всегда означало принимать в них участие. Игорь к этому не стремился, какой бы плохой или хорошей ни была Регина.

355

13 мая 2017 года

Суббота

Бабушка на даче чувствовала себя всё такой же королевой, как и в любом другом месте. Игорь всегда поражался, откуда в ней было столько энергии, силы и, что самое главное, желания делать что-то. Даже когда бабушка переехала на дачу, отказавшись делить крышу со своей ненавистной невесткой и взбираться на верхний этаж душной высотки, где была её отдельная квартира, она умудрилась не превратиться в женщину, которую интересует только огород и её болячки.

Нельзя сказать, чтобы Ева Алексеевна была шибко здоровой, она скорее отказывалась принимать во внимание больную спину, порой покалывающее сердце и сильную аллергию на определённый перечень продуктов. Дед — по крайней мере, насколько мог помнить об этом Игорь, — каждый раз смеялся, что его супруга способна пережить весь мир, и исключительно по причине собственного упрямства.

— И что заставило тебя навестить эту заброшенную резиденцию? — спросила бабушка, заваривая кофе, как делала это деду на протяжении всех долгих лет их совместной жизни. — Неужто тяга к природе?

— Жажда родственных связей, бабушка.

— Что-то прежде у тебя не было на них времени, — по-доброму фыркнула она, и Игорь с сожалением вспомнил, что в последний раз видел бабушку три месяца назад. Родителей — да, чаще, потому что они жили в одном городе, он заезжал домой, да и вообще, сколько возможностей для пересечения! А сколько поводов?

К бабушке надо было ехать чуть меньше часа, и Игорь, по правде, порой просто не успевал.

— Дедлайн, ба, — вздохнул он, и Ева Алексеевна только согласно кивнула.

— Я сейчас скажу, как старая занудная женщина: берёг бы тебя хоть изредка, внучек, — она скосила на него весёлый взгляд. — А то загонишь, как загнал себя твой дед, и будешь на старости лет ходить и держаться за сердце.

— Дед был военным, нервная работа.

— И ты хочешь сказать мне, что у тебя совершенно не нервная работа? — издевательски уточнила бабушка. В унисон ей зашипел кофе, и она почти небрежно потянулась за чашкой. Игорь от бабушкиных напитков всегда отказывался, хотя на работе заглядывал к кофе-машине по сто раз на день; ему, наверное, просто нравилось вспоминать о детстве, пока бабушка сидела, аристократично, как в позапрошлом столетии, держа чашку и делая маленькие глотки.

— Такая же, как у тебя была, только без студентов.

— Молчи! Ты даже отказался от аспирантуры, позор на мою седую голову! — бабушка в притворном ужасе закрыла глаза, а потом рассмеялась.

Смех у неё всегда был до жути заразителен, и Игорь знал, что и сам не сможет сдержаться. Рядом с бабушкой Евой всегда хотелось смеяться; ещё когда он ребёнком приезжал к ней и к деду, его учили не вешать нос… Работать, как лошадь, и при этом стараться походить на арабского скакуна, а не тягловую кобылу. Получалось ли последнее, Игорь понятия не имел. Зеркало в его глазах авторитета не имело, Вера — так тем более, а бабушка старательно игнорировала круги под глазами.

— Как твоя Вера? — спросила бабушка, и Игорь с досадой подумал, что мама права: Ева Алексеевна всё-таки была ведьмой. Или читала мысли.

Отвечать ему не хотелось.

Бабушка устроилась поудобнее на своём стуле и расправила плечи, словно вновь напоминала ему о том, чья кровь течёт в его жилах. Не то чтобы вопросы родословной кого-то волновали в двадцать первом веке, но Ева Алексеевна верила в наследственность.

— Знаешь, внучек, я хочу увидеть твоих правнуков от какой-то другой женщины, — вздохнула она.

— Поверь, я тоже, — ляпнул Игорь, и только после прикусил язык.

— И что, есть достойные кандидатки? — бабушка всегда задавала этот вопрос с до того серьёзным выражением лица, что Игорь чувствовал себя на допросе. — Я надеюсь увидеть её, если вдруг что. Потому что вы, Ольшанские, никогда не умели выбирать достойную пару без должного присмотра! Твой отец — так и вовсе женился на твоей матери, а теперь тридцать лет думает о том, как же он, болезный, серьёзно ошибся. Твой дед, между прочим, едва ли не загубил свою жизнь с какой-то вертихвосткой. И зачем он ей был нужен?

Ева Алексеевна задавала этот вопрос не раз и не два, и деду — тоже. Они с дедушкой знали друг друга с самого детства, ибо жили по соседству, хотя, конечно, не сидели за одной партой — бабушка была на три года младше. Игорь подозревал, к тому же, что они друг друга недолюбливали; дед был из семьи не слишком богатой и не имеющей отношения к власти, бабушкина родня серьёзно пострадала во время войны. Как она, коренная полячка, оказалась в центре Украины, Игорь никогда не спрашивал; это были скорее воспоминания старших, а для Евы Алексеевны всё слилось в далёком детстве и превратилось в сплошное пятно.

Она смеялась, что, когда провожали деда в армию, половина их многоквартирного дома крутила пальцем у виска. Андрейка, они его тогда называли, был худой, словно палка, посредственного роста — бабушка в свои шестнадцать или пятнадцать уже была способна оценить, она всегда говорила, что рано выросла, — и глаза зеленели не как трава, а как лягушка.

…Когда бабушка отучилась в своём техническом университете и вернулась, гордая, домой на лето, чтобы после вернуться и пойти по пути науки, от Андрейки и следа не осталось. Куда-то пропал его низкий рост, страшная худоба под влиянием то ли возраста, то ли физической нагрузки обратилась статной фигурой, а воронье гнездо на голове он научился наконец-то причёсывать и приводить в порядок. Ассоциации с лягушкой у Евы больше не возникали; единственным минусом заклятого соседа была только прилипчивая невеста.

Ева Алексеевна по молодости — да и сейчас тоже, — была женщиной, достойной внимания мужчин. И умной. Так что, раз уж она захотела отбить у кого-то жениха, то была способна это сделать безо всяких лишних преград. Зачем она сама потом за него замуж вышла — на этот вопрос бабушка не отвечала. Говорила, по глупости: каждый раз говорила, когда дед пропадал ночами на работе, ругался на своих подчинённых, дёргал своё нездоровое сердце.

— А я Вере зачем нужен? — Игорь упёрся в стену спиной. — Подозреваю, что её во мне раздражает всё, от работы до внешнего вида.

— Что за ерунда? — Ева Алексеевна сделала ещё один глоток не в меру горячего кофе. — Твоя Вера — удачливая, но жутко глупая. Таких, как ты и твой дед, надо приучать смотреться в зеркало почаще, а самое главное, обращать внимание на то, что вы там видите. Что один, что второй вбили себе в голову миф о страшилищах и носятся с ним, как курица с яйцом.

…Игорь хорошо помнил себя в возрасте семнадцати-восемнадцати лет, когда его рост резко скакнул вверх, а всё остальное — вес, мышцы, сердце, — за ним не поспевало. Дед говорил, что ему такой скачок в прошлом здоровье и подсадил; Игорю повезло больше, папа всё-таки медик, даром, что хирург, и предпочитал профилактику, а не операции. А дальше… Дальше была работа — в мужском коллективе, — и привычку смотреть на себя он и вправду потерял.