Положеніе арестантовъ было бы, однако, еще болѣе тяжелымъ, еслибы не то обстоятельство, что переполненіе тюремъ и интересы владѣльцевъ золотыхъ пріисковъ заставили правительство сократить срокъ заключенія. Вообще говоря, ссыльно каторжный долженъ содержаться въ каторжной тюрьмѣ лишь около 1/3 всего срока его наказанія. По истеченіи этого срока онъ долженъ быть поселенъ въ деревнѣ вблизи пріисковъ, въ отдѣльномъ домѣ, совмѣстно съ семьей, если жена послѣдовала за нимъ въ ссылку; хотя онъ обязанъ работать наравнѣ съ другими арестантами, но съ него снимаютъ кандалы, у него имѣется домъ, имѣется собственный очагъ. Понятно, что этотъ законъ могъ бы служить громаднымъ облегченіемъ для ссыльныхъ, если бы только онъ, по обыкновенію, не былъ изуродованъ при его примѣненіи. Освобожденіе арестанта изъ заключенія цѣликомъ зависитъ отъ каприза завѣдывающаго пріисками. Кромѣ того, вслѣдствіе до смѣшного незначительной заработной платы, состоящей изъ 1 1/2–2 рублей въ мѣсяцъ, въ придачу къ пайку, освобожденный арестантъ, въ громадномъ большинствѣ случаевъ, впадаетъ въ страшную нищету. Всѣ изслѣдователи единогласно изображаютъ въ самыхъ мрачныхъ краскахъ нищету этой категоріи ссыльныхъ и утверждаютъ, что большое число побѣговъ изъ «вольной команды» объясняется нищенскими условіями ея существованія.

Наказанія, налагаемыя на арестантовъ, цѣликомъ зависятъ отъ воли управляющаго заводомъ и въ большинствѣ случаевъ отличаются жестокостью. Лишеніе пищи и карцеръ — а читатель уже знаетъ, что такое карцеръ въ Сибири — въ счетъ не идутъ. Наказаніемъ начинаютъ считаться только плети, удары которой щедро разсыпаются въ неограниченномъ количествѣ за малѣйшій проступокъ по волѣ и расположенію духа управляющаго.

Плети являются въ глазахъ надсмотрщиковъ такой обыкновенной вещью, что «сто плетей» назначается за такія же проступки, которые въ Европейской тюрьмѣ повлекли бы за собою заключеніе въ карцерѣ; но, кромѣ плетей, имѣется цѣлая скала очень жестокихъ наказаній: напр., приковка къ стѣнѣ въ подземномъ карцерѣ на цѣлые годы, практикуемая въ Акатуѣ; приковка на 5 или на 6 лѣтъ къ тачкѣ, причиняющая самыя ужасныя нравственныя страданія и, наконецъ, — из «лиса» т.-е. обрубокъ дерева или кусокъ желѣза, вѣсомъ въ 1 1/2 пуда, прикрѣпляемый къ кандаламъ и носимый преступникомъ въ теченіи нѣсколькихъ лѣтъ. Ужасное наказаніе «лисой» выводится изъ употребленія, но приковка на нѣсколько лѣтъ къ тачкѣ до сихъ поръ въ большомъ ходу. Сравнительно недавно политическіе арестанты: Понко, Ѳомичевъ и Березнюкъ были присуждены за попытку бѣжать изъ Иркутской тюрьмы къ приковкѣ къ тачкамъ въ теченіи 2 лѣтъ.

Нечего и говорить, что управляющій пріисками является чѣмъ-то вродѣ самодержавнаго монарха и что какія-либо жалобы на него совершенно безполезны. Онъ можетъ грабить арестантовъ, подвергать ихъ самымъ ужаснымъ наказаніямъ, можетъ даже мучить ихъ дѣтей — никакія жалобы не дойдутъ до начальства; а если бы нашелся арестантъ, осмѣлившійся пожаловаться, его просто заморятъ въ темномъ карцерѣ или онъ умретъ подъ плетьми. Всѣмъ пишущимъ о ссылкѣ въ Сибирь слѣдуеть помнить, что надъ смотрителями нѣтъ никакого контроля, честный же человѣкъ не сможетъ долго оставаться во главѣ каторжной тюрьмы въ Сибири. Если его обращеніе съ арестантами отличается гуманностью, это качество разсматривается въ Петербургѣ, какъ «опасная сантиментальность» и онъ будетъ уволенъ со службы. Если онъ отличается даже примитивной честностью, его непремѣнно выживетъ компанія грабителей и всякихъ охотниковъ до казеннаго пирога, которая собирается обыкновенно вокругъ такого лакомаго куска, какъ казенные золотые пріиски. Русская пословица говоритъ: «Дайте мнѣ на прокормъ казеннаго воробья и я съ нимъ прокормлю все мое семейство», а золотые пріиски представляютъ несомнѣнно величину болѣе значительную, чѣмъ казенный воробей. На нихъ работаютъ тысячи арестантовъ, которыхъ надо кормить и снабжать орудіями для работы; на нихъ имѣются машины, требующія починокъ и, наконецъ, — самое главное — на нихъ производится очень выгодная торговля краденымъ казеннымъ золотомъ. Вообще, на казенныхъ пріискахъ изъ поколѣнія въ поколѣніе работаетъ солидно-организованная шайка казнокрадовъ, которая настолько сильна, что даже деспотическій, всесильный Муравьевъ-Амурскій не могъ справиться съ ней. Честный человѣкъ, случайно попавшій въ эту воровскую шайку, разсматривается ею, какъ «безпокойный» и если ему не устроятъ отставки при помощи различныхъ подвоховъ, онъ обыкновенно уходитъ въ концѣ концовъ со службы по собственному желанію, утомленный безплодной борьбою съ ворами. Вслѣдствіе этого Карійскіе золотые пріиски рѣдко имѣли, въ качествѣ начальниковъ, такихъ честныхъ людей какъ Барбоде-Марни или Кононовичъ; во главѣ ихъ почти всегда стояли жестокіе негодяи, вродѣ Разгильдѣева.

Эти традиціонные порядки тянутся вплоть до нашего времени. Не говоря уже о томъ, что поразительная жестокость управляющихъ заводомъ вошла въ пословицу, не далѣе какъ въ 1871 г. на Карѣ практиковалась средневѣковая пытка. Даже такой осторожный писатель, какъ г. Ядринцевъ, разсказываетъ о случаѣ пытки, практиковавшейся начальникомъ пріисковъ, Демидовымъ, надъ свободной женщиной и ея 11-ти-лѣтней дочерью.

«Въ 1871 г., — говоритъ Ядринцевъ, — смотритель Карійскаго золотого промысла, Демидовъ, открылъ убійство, совершенное однимъ каторжнымъ; чтобы раскрыть всѣ подробности преступленія, Демидовъ пыталъ черезъ палача жену убійцы, которая была женщина свободная, пришедшая въ Сибирь съ мужемъ добровольно и слѣдовательно избавленная отъ тѣлеснаго наказанія; потомъ онъ пыталъ 11 лѣтнюю дочь убійцы; дѣвочку держали на воздухѣ и палачъ сѣкъ ее плетью съ головы до пятъ; ребенку дано уже было нѣсколько ударовъ плети, когда она попросила пить; ей подали соленаго омуля. Плетей дано было бы и больше, если бы самъ палачъ не отказался продолжать битье»[32].

Люди не дѣлаются такими звѣрями сразу и всякій вдумчивый читатель пойметъ, что Демидовъ воспиталъ и развилъ въ себѣ эту жестокость путемъ долговременной практики, которая, въ свою очередь, была возможна лишь вслѣдствіе его полной безнаказанности. Въ виду того, что женщина, подвергнутая истязаніямъ, не была арестанткой, ея жалобы дошли до начальства; но на одинъ эпизодъ, случайно обнаружившійся, сколько сотенъ случаевъ такого же рода остались не обличенными и никогда не будутъ отданы на судъ общественнаго мнѣнія!

Мнѣ остается сказать лишь нѣсколько словъ о тѣхъ ссыльно-каторжныхъ, которыхъ казна отдаетъ въ наймы владѣльцамъ частныхъ золотыхъ пріисковъ. Эта система не была еще введена во время моего нахожденія въ Сибири и свѣдѣнія о ней, вообще, не отличаются обиліемъ. Я знаю только, что опытъ былъ признанъ неудачнымъ. Лучшіе изъ частныхъ владѣльцевъ избѣгаютъ нанимать ссыльно-каторжныхъ, убѣдившись вскорѣ на опытѣ, что всякое соприкосновеніе съ чиновниками въ Сибири приходится дорого оплачивать; лишь мелкіе промышленники или люди, не брезгующіе ничѣмъ, продолжаютъ пользоваться наемнымъ арестантскимъ трудомъ. На пріискахъ такихъ промышленниковъ арестантамъ приходится меньше страдать отъ жестокости надсмотрщиковъ, но зато они страдаютъ отъ недостаточнаго питанія, непосильнаго труда и скверныхъ помѣщеній, не говоря уже объ утомительности долгаго пути съ пріисковъ и обратно, по тропинкамъ, прорѣзывающимъ дикую Сибирскую тайгу.

Что же касается соляныхъ варницъ, гдѣ работаетъ нѣкоторое число ссыльно-каторжныхъ и теперь, то это самый худшій вид каторги и я никогда не забуду поляковъ ссыльныхъ, которыхъ мнѣ пришлось видѣть на Усть-Кутскомъ соляномъ заводѣ. Вода соляныхъ источниковъ обыкновенно выкачивается при помощи самыхъ примитивныхъ механическихъ приспособленій; и работа при насосахъ, которая продолжается и въ теченіи всей зимы, по общему отзыву — очень изнурительна. Но еще хуже положеніе рабочихъ, занятыхъ при громадныхъ сковородахъ, на которыхъ выпаривается соль и подъ которыми для этой цѣли разводится адскій огонь. Людямъ приходится по цѣлымъ часамъ стоять совершенно обнаженными, мѣшая разсолъ въ сковородахъ: по ихъ тѣлу струится потъ отъ невыносимой жары и въ то же время они стоятъ на сквозномъ потокѣ холоднаго воздуха, проходящаго сквозь зданія, чтобы способствовать скорѣйшей выпаркѣ соли. За исключеніемъ немногихъ, занятыхъ той или иной формой болѣе легкаго труда, всѣ видѣнные мною на этомъ заводѣ каторжане болѣе напоминали призраки, чѣмъ живыхъ людей. Чахотка и цынга собираютъ обильную жатву среди этихъ несчастныхъ.