— Пуля. Это ее донце. Вытаскивать пока не будем, кровь хлынет. Нужно его срочно к врачу. В Судаке есть больница и медики. Машина у меня внизу, километрах в двух.

Андрей вывел двоих солдат и распорядился сделать носилки, а сам собрал вещи, необходимые в дорогу. Напоследок оглядел место боя. Пять мертвых тел.

— Кто стрелял в Михалыча, не видела?

— Я видела, Андрюш. Этот вот, длинный, стрелял, вот из этого пистолета. Я точно видела, как он попал в спину и потом еще в голову. Понимаешь, два раза в голову, я видела, там просто клочья полетели, кровь во все стороны. Я видела, как пули попали. Как же он жив?

— А вот так, — усмехнулся Андрей. — Терминатор.

В окоченевшей руке долговязого парня-командира все еще был револьвер. Андрей вытащил, повертел в руках, хмыкнул:

— Французский револьвер. Не боевой, а так, для гимназистов, для студентов, понтоваться. По бумажным мишеням разве что стрелять или по воронам, да и то с близкого расстояния. Дешевая игрушка. С виду грозный, а убойная сила ниже плинтуса, — он еще раз заглянул в барабан, крутнул и отшвырнул револьвер в кусты. — Таких много было импортировано в Россию до революции. Все, идем.

У машины, спрятанной между кустами возле дороги, ожидал парень, с которым Андрей несколькими часами ранее приехал из города, с грузом продуктов для отряда. Андрей отпустил солдат-носильщиков, отгрузив им часть продуктов, и вместе с Таней, Михалычем и парнем выехал к Судаку.

Михалыча в городке прооперировали. Рана оказалась, по словам медиков, пустяковой, но кровопотеря от всех трех ранений — опасной. Доктор предложил свои услуги по дальнейшему лечению раненого в Судаке, но Андрей решил перевезти Михалыча на следующий день в Феодосию:

— Тань, — сказал он ей, когда доктор ушел, — здесь оставаться нельзя. Через несколько дней на Судак нападет отряд самого Мокроусова, командующего красным повстанцами Крыма. Эти партизаны войдут в Судак, одетые в белогвардейскую форму с погонами. Белые офицеры, находящиеся на излечении, будут отстреливаться и рубиться шашками. На пару часов красные захватят город. Их выбьют, и потом сюда прибудет много врангелевцев, устроят повальные проверки. Опасность есть и от боя, и, особенно, от этих последующих зачисток. Здесь крохотный поселок, все на виду. Надо срочно сваливать в Феодосию. Да и медицина в Феодосии втрое лучше.

Прошло несколько дней. В Феодосии Михалыча лечили в маленькой, но элитной клинике. Его состояние то улучшалось, то худшалось. Однажды он объявил пришедшим его одновременно проведать Тане и Андрею:

— Хреновые мои дела. Слушайте, ребята. Пока еще соображаю, я вам расскажу все, что узнал от немца. От Грюнберга. Я и так, и так вам должен был рассказать. И рассказал бы, когда поправился. Но вдруг, думаю, не поправлюсь, мало ли что. Я хочу, чтобы вы знали все. Чтоб не зря я тогда старался, в лесу…

Михалыч подробно поведал о местонахождении и приметах трех тайников. Один из тайников описал Тане в лесу еще сам Грюнберг тем памятным вечером, когда они смотрели на закатное море. По словам Михалыча, он не очень доверял Грюнбергу и решил «нажать», чтобы сверить рассказ бывшего поручика Тане с рассказом, сделанным «под нажимом». Этот повторный рассказ и описания еще двух мест Михалыч выбил из Грюнберга ночью. Павел Оттович заплатил за свои сокровища жизнью.

Через две недели Михалыч умер от заражения крови.

Крым начала XXI был все такой же, как и перед отъездом. Только окончательно состарившаяся листва на деревьях резко порыжела за время Таниного отсутствия, скукожилась и потянулась к земле, а высоко в небо потянулись длинные вереницы птиц, улетающих куда-то на юг, — по всей видимости, на ежегодный отдых в Турцию и Египет. Вереницы автомобилей с российскими, украинскими и белорусскими номерами, наоборот, стремились на север, в степную часть полуострова, через которую когда-то, в ноябре двадцатого года, ворвались в белый Крым птицы-тройки — тачанки с пулеметами и бойцами красного командира Фрунзе и черного командира Махно.

Глеб Сергеевич и Андрей погрузились на несколько дней в аналитическую работу, чтобы сверить сообщенные Грюнбергом приметы с современными реалиями. Таня много спала, смотрела тяжелые сны с обрывками и вариациями недавних впечатлений. Иногда листала подборки оригинальных и скопированных документов из Андреевой коллекции.