В противоположность этому мы видим уже в самом круге интересов Меринга активный, революционный элемент, и притом в двояком отношении. Во-первых, во всех своих работах по литературе и по вопросам общего мировоззрения он неустанно прославляет героев прежних классовых битв и всегда измеряет их идейную ценность высотою их сознания, смелостью их борьбы за осуществление прогрессивных классовых требований, а не какими-нибудь "объективными" - например, формально - художественными - мерками. Роль, которую играет литературная борьба в стадии собирания сил (особенно в Германии классического периода), была понята Мерингом. Он правильно выдвигал здесь огромное значение субъективного фактора, все более упускавшееся из виду II Интернационалом. На исторических примерах Меринг прекрасно показывает пагубные последствия малейшей неясности, малейшего колебания, гнилого, трусливого компромисса, неизбежно порождаемые разложением, и это служит у него призывом к идеологической бдительности, к борьбе против фатализма, неминуемо вырождающегося в оппортунизм.

Эта тенденция подчеркивается тем, что у Меринга прославление идеологических борцов за буржуазную революцию в Германии связывается с борьбой против все усиливающейся деградации немецкой буржуазии. Охраняя память борцов за буржуазную революцию, взяв их под свою защиту против панегирического извращения (Лессинг, Шиллер) или клеветнического умаления (Гейне) со стороны буржуазных историков,

Меринг с успехом разрушает буржуазные исторические легенды, срывает обманчивый ореол с тех эпох или лиц, в которых упадочная буржуазия пытается найти идеологическую опору для своего подлого настоящего (Густав Адольф, Фридрих Великий и т. д.).

В Германии с ее "лакейством, проникшим в национальное сознание из унижения тридцатилетней войны" (Энгельс), это было тем более революционным подвигом, что возраставшее оппортунистическое вырождение теории и практики немецкой социал-демократии делало с каждым днем все большие уступки этому лакейскому почтению перед правительством и государством. Для завершения этой характеристики отметим, что постоянные занятия Меринга вопросами войны и военного дела, уже по самому содержанию этих проблем и еще больше по его подходу к ним, вели его к борьбе не только против всякой пацифистской идеологии, но и против трусливой капитуляции перед военной мощью германского государства, против отказа от революционной атаки на милитаризм. Анализ ограниченности военной мощи Фридриха II и особенно - бессилия прусской военной системы перед армиями французской революции, дальнейшее разъяснение показанной Энгельсом связи между социально-экономической базой и военным делом тоже служат у Меринга призывом к революционной активности.

С этой сильной стороной теснейшим образом связана сравнительная устойчивость Меринга в вопросах культуры. Опошление и вульгаризация марксизма в Германской социал-демократии, возрастающая склонность к серьезным уступкам буржуазной идеологии, дошедшая у ревизионистов до полной капитуляции перед ней, привели в вопросах культуры к появлению равно отрицательных типов правого и "левого мещанина. Если многие социал-демократические "лидеры просто впадают тут в мещанство, то есть подчиняются влиянию реакционных мелкобуржуазных идеологий своего времени, то, с другой стороны, возникает "оппозиция", главным образом среди интеллигентов молодого поколения, ищущих исцеления от этого мещанства в следовании каждой мимолетной "новаторской" буржуазной моде. Меринг в общем ясно и твердо отмежевывается от обоих этих направлений - и от правого, и от "левого" мещанства. Мы увидим ниже, когда будем говорить о его отношении к натуралистическому движению девяностых годов, что ему удалось выработать в себе значительную критическую трезвость, способность давать правильные оценки. Общая ограниченность его теоретической позиции сказывается, конечно, и здесь. Но всякий, кто ознакомится по партийной прессе или другим источникам (например, по прениям на Готском съезде 1896 года) с литературными дискуссиями германской социал-демократии, должен будет притти к заключению, что Меринг действительно стоит в них совершенно одиноко и на большой высоте. Эта высота тесно связана с тем обстоятельством, что Меринг в своей оценке явлений литературы пользуется совсем иным масштабом, чем правые и "левые" мещане среди социал-демократических литераторов: таким масштабом служит для него идейный и художественный уровень, достигнутый в период подготовки буржуазной революции в Германии, в период Гёте и Шиллера. Поэтому во всем, что приводит в восторг левых мещан, Меринг находит явное идеологическое отражение классового упадка буржуазии, а в тех явлениях, при виде которых правые мещане кипят от мелкобуржуазного морального негодования, он часто усматривает честное стремление к борьбе против этой упадочной классовой идеологии.

Правда, уже в этом пункте мы можем отметить наряду с сильной также и слабые стороны Меринга. Прилагая к буржуазной современности масштаб революционного периода немецкой буржуазии, он становится, конечно, на высокую точку зрения. Но это все-таки лишь провинциальный масштаб, ибо в Германии вследствие запоздалого развития германского капитализма буржуазная революция так и не смогла вылиться в те радикальные формы, в которых она совершалась во Франции или даже в Англии. Идеологическое, и в частности литературное, развитие никогда не достигало здесь такой революционной смелости и широты, как во Франции и в Англии. Мы еще будем говорить о тех принципиальных недостатках, которые внесла в меринговскую теорию литературы эта его ограниченность немецким кругозором. Здесь же укажем только, что односторонняя ориентация на Германию должна была привести его также и к ложной оценке самого развития немецкой литературы, особенно классического периода.

Этот недостаток Меринга находится в теснейшем взаимодействии с его отмеченным выше отношением к марксовой экономии и к ее историческим выводам. Мы уже сказали, что знакомство Меринга с политической экономией марксизма было теоретически не глубоким, что это ограничивало его диалектическую гибкость в анализе художественных явлений. Значение марксовой экономии Меринг использовал для того, чтобы частично экономически обосновать свою схему развития, выросшую из традиций буржуазной революции, и частично, но только частично, исправить се. Однако сама эта основная схема была им удержана. Отметим вкратце только основные моменты. Во-первых, противоположность буржуазии и дворянства по существу остается у Меринга застывшей противоположностью двух резко друг друга исключающих общественно-производственных порядков - капитализма и феодализма. В процесс капитализации землевладения, в самый факт превращения землевладельцев в часть капиталистического класса Меринг не вдумывался ни с экономической стороны, ни со стороны его идеологических последствий. Крупнейший немецкий критик пруссачества так и не сумел понять "прусский путь" капиталистического развития своей страны. Во-вторых, Меринг сохранил со времен своего буржуазно-радикального периода склонность идеализировать - прежде всего в идеологической области - низшие ступени развития капитализма по сравнению с высшими. Это вносило и некий бессознательно романтический элемент в его критику буржуазного прогресса.

Годы юношеского развития Меринга очень мало исследованы. Мы имеем в виду не чисто биографические моменты, вообще лежащие вне рамок этой статьи: писательская деятельность Меринга до его вступления в социал-демократическую партию тоже известна нам весьма фрагментарно. Меринг и в тот период был очень плодовитым журналистом, печатавшим свои статьи в самых различных газетах и журналах, большей частью анонимно. Поэтому для характеристики хода развития Меринга во всех его этапах потребовались бы очень обширные подготовительные работы филологического характера. Но наши цели этого не требуют. Здесь будет достаточно охарактеризовать решающие этапы писательской деятельности Меринга в их основных чертах; исчерпывающее изложение должно быть предоставлено будущему.