Доктор набрал комбинацию на замке и открыл ворота.
Медный кастет-кинжал появился в кулаке Дрона. Он протянул его Имаго, стоявшему позади него, и вплыл в клетку; соболиный плащ хлопнул по решетке. Солнечный свет, казалось, изогнулся и скользнул в сторону, чтобы угодить его темной ауре. Ворота за ним захлопнулись.
Я приняла устойчивую позицию и посмотрела ему в глаза, хотя каждая мышца в моем теле кричала атаковать.
Дрон указал пальцем на хиджаб и приказал:
— Ты покроешься! Сейчас же!
Адские крылья и капающая с огромных резцов слюна из моих кошмаров были лишь плодом моего воображения. Но я подумала, что его человеческая природа вызывала такой же страх. Его обволакивал зловещий покров, поднявший волоски на моих руках.
Я подняла подбородок выше и отрицательно покачала головой.
Тогда моя спина врезалась в стену. Ногти Дрона вонзились в мою шею, когда он поднял меня и стал удерживать мое лицо на одном уровне со своим. Пока я хватала ртом воздух, я вытягивала пальцы на ногах, пытаясь коснуться ими пола.
Затем холодные губы коснулись моего лица.
— Всего лишь одно движение пальцев, Эвелина, и я выжму твой последний вдох из твоих легких.
Боль обжигала мое горло. Я пыталась бить его ногами, пока он не прижал нижнюю часть моего тела своим. Мои легкие уже с трудом втягивали воздух. Я раскрыла рот, но его кулак пресек мою попытку что-либо сказать. После чего Дрон склонил голову и сместил свою хватку с трахеи на затылок. Я с жадностью вдохнула, наполнила свои легкие воздухом и сквозь жжение прошептала:
— Ладно...
Его зубы вонзились в мою шею.
Наука еще не сообщила нам, является ли безумие
возвышением ума, или нет.
Эдгар Аллан По
Глава 27
Возвышение
Огонь хлестнул по моему горлу, а страх прогнал мурашки по моей коже вдоль позвоночника. Руки и зубы Дрона удерживали меня у стены.
Внезапно лицо доктора заполнило мой обзор, его глаза были темными и непроницаемыми.
— Отпусти ее, — сказал он низким голосом. — И не глотай. Нам неизвестно, как ее кровь может повлиять на тебя.
Рычание Дрона вибрацией отдалось в моем горле. Он отпустил мою шею — его улыбка была полна окровавленных зубов — и сморщился, чтобы сплюнуть солидную порцию крови к моим ногам.
Я быстро поднесла руку к ране и накрыла ладонью болезненный укус. Он укусил меня из-за собственного безумия или пытался поглотить нечто из моей крови? Как мне не дать им использовать Рорка в качестве рычага давления? Страх неизвестности собрался в моем животе. Я попыталась уничтожить его фантазиями о голове Дрона, выгнутой под неестественным углом, об его позвоночнике, проткнувшем накрахмаленный воротник его рубашки. Я представила, как его омертвевшие глаза пожелтели, а язык плавает во рту, полном рвоты...
— Ты покроешься. Если нет, твой священник покроется кровью.
Я застыла. Мой кошмар воплотился в точности, вплоть до локонов черных волос, соболиного плаща, даже, мурлыканья его акцента.
Это подняло тревожащий вопрос, как я сумела предвидеть его в своих видениях. Еще сильнее меня беспокоили слова, которые он произносил в этих снах. «Вместе мы заселим мир детьми Аллаха».
Тошнота поселилась во мне, наряду с поднимающимся кровяным давлением, и приправила мой ответ едкостью. Или глупостью.
— Ладно. Я скрою свое тело, чтобы не дать твоему члену салютовать от желания. Так станет тяжелее меня обрюхатить. И под тяжестью я не имею в виду твердость, — я указала взглядом на ширинку его черных брюк.
Все в комнате замерло, словно колеблясь на краю смерти, и как будто даже воздух боялся пошевелиться. Рука Имаго с сигарой остановилась на полпути к его рту. Рядом со мной доктор нервно переступил с ноги на ногу.
Чернота зрачков Дрона поглотила его глаза. Его грудь раздулась от притока воздуха, а лицо превратилось в камень.
— Что тебе известно о моих планах?
Ни за что я не выдала бы свое предвидение, чем бы оно ни было. Так что я пожала плечами и сказала:
— И слепой заметил бы твое нарциссическое подражание Гитлеру.
Тыльная сторона его ладони ударила по моим губам. «Ох, бл*дь. Это было очень умно с моей стороны». Я осталась стоять с вытянутыми по бокам руками и сохраняла невозмутимое лицо, отказываясь выдавать боль, сотрясающую мои губы и челюсть.
— Ты внемлешь прекрасным словам Суры 33:59, — чернота его глаз, такая насыщенная и бесконечная, захватывала меня и удерживала своей силой. — «Скажите своим женам, своим дочерям и женам верующих, что они должны удлинить свои наружные одежды». Ты подчинишься.
«Мало-бл*дь-вероятно». Я моргнула, разрушая влияние его взгляда. Затем скомкала гнетущие одежды и швырнула их. Ткань распласталась на решетках.
Готовая в этот раз, я ожидала грядущую драку. Поднятый подбородок, расправленные плечи, расставленные ноги и «давай-худшее-на-что-способен» взгляд — вся моя поза говорила об этом.
— У тебя кровь течет из множества ран, и ты все равно бросаешь мне вызов?
Я была готова к удару, но не к мурлыкающему голосу и не к любопытствующему блеску глаз.
Дрон повернулся к своему брату, даже не покачнувшись, как будто его ноги вовсе не касались земли.
— Когда прибудет отец Молони, приведите его в зал. Эвелина получит свой первый урок уважения.
Резкий скачок моего пульса заставил меня броситься за ним следом. Но я врезалась в каменное тело. Подняв подбородок, я проследила за поднявшейся и опустившейся грудью доктора перед моими глазами. И пожалела, что у меня нет кинжалов. Когда я добралась взглядом до его черных глаз, его голова один раз отрицательно качнулась.
Поверх плеча доктора я наткнулась на тяжелый взгляд Дрона, сочившийся холодом, который я ощутила костями.
— Я не стану потакать твоим оскорблениям. Запомни это. Чем больше ты со мной сражаешься, тем слаще будет твоя покорность, — его розовый язык прополз по зубам. — Я уже чувствую ее вкус.
Дверь за ним закрылась, оставляя меня наедине с доктором. Он поднял полосы ткани и бросил их мне в грудь.
— Выбирай свои сражения, Nannakola.
Я отмахнулась от него и этих проклятых одежд.
— Почему ты так меня называешь?
Доктор разложил одеяние на кровати и ответил:
— Я расскажу тебе, если ты расскажешь мне о шраме.
— Освободи священника, и я расскажу тебе что угодно.
— Одевайся. Дрон будет ждать.
На моих ладонях расцвели полумесяцы. Мои ногти вонзились в кожу еще глубже. Я представила окровавленного Рорка в цепях, чтобы сдержаться и не избить доктора с помощью каждой известной мне техники боя. Водоворот ненависти пронесся по мне и хлынул из моего рта.
— Я выберу свое сражение, сукин ты сын. И когда я его выберу, оно окончится твоей кровью на моих руках.
Все, чего я удостоилась в ответ, было подергивание мускулов на его челюсти. Затем он развернулся, вышел и запер за собой клетку, держась спиной ко мне. Я позволила пропитанному кровью одеянию упасть на пол. Хотелось бы мне чувствовать себя так уверенно, как я говорила.
Дрон и Имаго, сидевшие на противоположной стороне стола, смотрели на меня поверх тарелок с нутом, карри, картофелем и нааном (прим.: пшеничная лепешка). Я вжалась в спинку стула, ища хотя бы миллиметр расстояния, отделившего бы меня от их разлагающегося воздушного пространства. Я была уверена, что железная филигрань стула клеймом отпечатается на моих лопатках.
Арочные двери в коридор раскрывались на покрытую кляксами синевы бирюзовую гладь Средиземного моря. Это был вид, который бы я оценила при иных обстоятельствах.
Запах соли и морских водорослей ощущался в потоках воздуха, оставляемых двумя человеческими мужчинами, которые прислуживали нам с широко раскрытыми от страха глазами и поджатыми губами. Они поспешили уйти так же быстро, как и пришли, кувшины дрожали в их руках. Напряжение усиливалось пыхтящим дыханием и дергающимися телами жуков-охранников, которые представляли собой колеблющуюся стену. Пистолет Имаго с дротиками не мог быть единственной вещью, удерживавшей их от нападения. Я была уверена, что было что-то еще.